Ну и подложное "дело Канариса" конечно ускорило процесс устранения адмирала и его присных, поставив красивую финальную точку в их противостоянии. Но кому дано, тот поймет — это лишь верхушка айсберга. А годы тщательной и кропотливой работы по подрыву доверия фюрера к армейской разведке и её руководителю навсегда останутся скрыты от подавляющего большинства заинтересованных лиц. Оно и к лучшему.
Пока же можно себя поздравить. Некогда единственная служба разведки и контрразведки Германии, теперь будет низведена до уровня чисто военного узкоспециализированного ведомства, которое занимается сбором и обобщением сведений от военных атташе. Ну и еще там по мелочи. Вся политическая, техническая, экономическая разведка, а также контрразведка отныне сосредоточены в его руках! Огромная власть, колоссальные возможности, почти осязаемая мощь". — Рейнхард бодро протарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Новые возможности пьянили. Пьянили, но не опьяняли! Слишком уж хорошо он понимал, что поднявшись столь высоко и упасть можно очень низко — прямо в безымянную могилку, на каком-нибудь безвестном кладбище. Пока что он устранил лишь одного из своих конкурентов. Вернее очередного из них. Но работы от этого меньше не стало, наоборот — прибавилось. Нужно совершенствовать созданный управленческий аппарат, отлаживать новую структуру, заполнять выросшие штаты, особенно тщательно проверяя сотрудников, переведенных из Абвера. Нужно курировать массу новых технических разработок, обещающих вывести разведывательную деятельность на принципиально иной уровень, за которые взялся новый — технический отдел.
"Но это все текучка — тяжелая, но необходимая работа, а есть еще и работа на перспективу. И новая цель уже намечена — "Черный орден СС" — ведомство еще одного бывшего шефа, Генриха Гиммлера. Первые успешные шаги в этом направлении уже предприняты. Еще летом 40-го года, опираясь на положительное впечатление, произведенное на фюрера, полученной с помощью "пришельца" информацией, удалось добиться вывода РСХА из СС. Можно смело считать это стратегическим успехом, так как теперь над ним нет никого, кроме самого Гитлера. Хотя фактически подчиненность Гиммлеру и раньше была довольно условной — информация, добываемая РСХА, шла напрямую к фюреру. И приказы приходили оттуда же. Но все же, все же..."
Гейдрих недобро усмехнулся, вспомнив точную и оттого совсем не смешную для кое-кого шутку Геринга: "HHHH, Himmlers Hirn heisst Heydrich"[78].
"Толстяк прав! То, чем СС является сейчас, во многом является заслугой других людей, а вовсе не рейхсфюрера СС. Гиммлер — ограниченный идеалист-мечтатель, ни на что кроме своей собачьей верности фюреру не способный. Но в тоже время, этот романтик нацизма обладает вполне реальной силой и рычагами влияния. СС сейчас фактически является государством в государстве, с собственной экономикой, юрисдикцией и вооруженными силами. А наличие силы у ограниченного, но преданного соратника вождя чревато неприятностями для менее догматичных и более честолюбивых последователей фюрера. Следовательно, пора избавить "паладина Гитлера" от функций, которые он не в состоянии как следует выполнять.
Правда, прямой конфликт на этот раз не желателен. Что ж, это даже к лучшему. У СС и лично Генриха Гиммлера врагов более чем достаточно, как в самой организации, так и за её пределами — желающих избавиться от такого соперника предостаточно и в армии и в партийном аппарате. Нужно лишь подтолкнуть эти силы к действию и придать им нужное направление, после чего можно будет любоваться результатами своих трудов со стороны, ничем не рискуя.
Ну а заодно неплохо бы прихватить что-нибудь полезное и для себя. Тем более, что начало уже положено. Вот, например, инспекторат концентрационных лагерей очень органично вписался в структуру РСХА. Ведь клиентов в ведомство, покойного ныне, Эйке поставляет именно РСХА, так почему бы ему и дальше не сохранять контроль над своими "подопечными"? Ну а вместе с пенитенциарной системой, в комплекте, так сказать, под его, Гейдриха, контроль перешли и охранные войска — подразделения "Тотенкопф". Собственная армия в придачу к собственным спецслужбам и системе исполнения наказаний это уже что-то". — Гейдрих не сдержался и щелкнул своими изящными пальцами музыканта. Все пока шло по плану. По его плану!
* * *
Кому не удалось удержаться на почтительном расстоянии от действующих фронтов, так это Ромке, который угодил прямо в распахнутые объятия продолжающейся мировой бойни. Эшелоны, везущие бойцов и командиров 26-ой стрелковой бригады на запад, в течение девяти дней с небольшими остановками, проследовали из Камышлова через Свердловск, Ижевск, Казань, Горький и Иваново в Ярославль, где и произошла выгрузка.
Пока рота строилась на вокзале, готовясь к пешему маршу, Марченко наметанным глазом уже уловил признаки, безошибочно указывающие на близость фронта. Вроде и обычный провинциальный город, типа той же Пензы, которую Рома неплохо узнал, пока лежал в госпитале, а вот, поди ж ты — сразу чувствуется, что война рядом. Тут тебе и пулеметные гнезда, сложенные из мешков с песком, и задранные в небо стволы зениток, и стеклянные глаза прожекторов, и усиленные патрули на улицах, частично перегороженных баррикадами и переносными проволочными заграждениями. Люди, попадающиеся на глаза, тоже были какие-то беспокойные, занятые, собранные. Нет обычной для глубокого тыла беспечности и раскованности, переходящей местами в расхлябанность. Да и вообще вся окружающая обстановка какая-то... словно в воздухе что-то разлито... тревога, страх... Даже дышится тут по-другому!
Впрочем, долго наслаждаться городскими видами Ромке не дали. По мере выгрузки, части бригады споро выпроваживали из города, отправляя их пешим порядком дальше на запад. Таким вот образом, стрелковый батальон, в котором на должности командира отделения числился младший сержант Марченко, преодолел за трое суток около сотни километров, после чего остановился на дневку в небольшом городишке, названия которого Ромка как-то не запомнил, что вообще-то было для него нехарактерно — на память он никогда не жаловался и с детства отличался повышенной любознательностью.
Марш-бросок, кстати, дался батальону, да и всей остальной бригаде, состоящей в основном из новобранцев, довольно тяжело. Хватало и отставших, и стерших ноги (эти в основном из городских, не привычных к столь дальним походам), и просто заболевших (предсказания старшины Филатова, высказанные еще в поезде, сбылись в полной мере). Надо сказать, что отделение Марченко на общем фоне смотрелось очень даже неплохо (Ромкины усилия по подготовке своих бойцов к фронтовой жизни не пропали даром) и потерь за время марша не имело. Это достижение не прошло незамеченным для бдительного ока начальства, которое отметило Романа и его бойцов, правда довольно своеобразным способом — откомандировало на второй день марша всё отделение в полном составе для помощи пулеметчикам, сгибавшихся под тяжестью своих "максимов" и коробок с патронными лентами. После этого Ромке со своими подчиненными пришлось попотеть уже всерьез, но они с честью вышли и из этого испытания, дотащившись до пункта сбора бригады хоть и в числе последних, зато в полном составе.
Здесь, как в самом городишке, так и в его ближайших окрестностях, уже были заметны следы недавних боев. Осыпавшиеся, оплывшие после осенних дождей окопы; воронки от разрывов бомб и снарядов; всевозможный мусор, оставшийся от разрушенных строений; расщепленные, посеченные взрывами и осколками деревья; выпирающие из-под нападавшего снега обгорелые балки и закопченные печные трубы — всё, что осталось от домов, спаленных дотла в ходе боевых действий. Война, хоть и длилась в этих краях не долго, успела оставить за собой весьма заметный след.
Изменение обстановки заметил не только Марченко. Филатов, подойдя к Ромке после обеда, состоявшего из жиденького супчика с черным хлебом, задумчиво протянул, глядя на окружающий пейзаж:
— Лютует немец... Как думаешь, справимся?
— Отчего нет? Воюют они хорошо, да и сил у них хоть отбавляй, но если с умом к делу подойти, то и их бить можно. Тяжело, но можно.
Старшина тяжело вздохнул.
— То-то и оно, что тяжело. Доводилось мне с ними еще в прошлую, Империалистическую, воевать — цепко дерутся, сволочи! Помню раз, под Тарнополем мы с ними схлестнулись... Я тогда впервые на фронт попал, молодой еще был совсем, зеленый... Командование наше как раз наступление очередное готовило. Вот, значитца... — Тут Филатов ненадолго прервался, сосредоточенно прикуривая, скрученную между делом "козью ножку", после чего продолжил:
— На том участке венгры стояли, ну мы им бока и намяли, а потом немцы пришли, союзнички ихние, вот тогда и пошла такая свистопляска, что только держись. Целые взводы артиллерией вчистую выкашивало! В окопах такая резня шла, что кое-кто из нервных и умишком трогался. Подпоручик наш, из интеллигентов, помню... — Старшина сокрушенно покачал головой, а его взгляд расфокусировался, приобретя какую-то задумчивость, словно Митрич вновь переживал события давно отгремевших сражений. Рома помалкивал, размышляя над услышанным и ожидая продолжения. Наконец, очнувшись от нахлынувших воспоминаний, Филатов встряхнулся, отгоняя наваждение, и, пару раз глубоко затянувшись, продолжил:
— Я это всё к чему: немцы с тех пор, по всему видать, только злее стали и воевать явно не разучились, раз аж сюда дойти сумели, так что бои нам предстоят такие, что не приведи господи. Умоемся мы с ними кровью и не раз, но по-другому — никак! Или мы их обратно попрем, или они нас вконец добьют, не сейчас, так потом. Так-то вот, Рома.
* * *
Ещё одним событием, происходившем в конце февраля, вдали от полыхающих огнями фронтов, была встреча премьер-министра Великобритании, сэра Уинстона Черчилля, и президента Соединенных Штатов Америки Франклина Делано Рузвельта, состоявшаяся на борту американского тяжелого крейсера "Августа". Но, хотя конференция с участием двух признанных лидеров "демократического мира", и состоялась за сотни и тысячи миль от сражений, сотрясавших континенты и океаны планеты, все обсуждавшиеся на ней вопросы замыкались исключительно на военной тематике.
Рандеву произошло на рейде Рейкьявика — столицы оккупированной американо-британскими войсками Исландии, что было совсем не случайно. Скалистые фиорды Исландии служили своеобразным мостом между Европой и американским континентом. Через бухты Рейкьявика и Хвальфиорда шел колоссальный поток грузов, здесь формировались и пережидали жестокие зимние шторма атлантические конвои, здесь отстаивались и заправлялись эскорты. На аэродромах Исландии базировались патрульные самолеты берегового командования, охотившиеся за германскими субмаринами и рейдерами в Атлантике. Мрачный и бесплодный остров, затерянный на границах Арктики, был связующим звеном между еще не покоренной нацистами частью Европы и заокеанской Америкой, ставшей главной надеждой всех антигерманских сил запада на реванш.
Исландия была первой и пока единственной страной Европы, занятой американскими войсками, плацдармом и перевалочным пунктом, для грядущего англо-саксонского контрнаступления. И встреча здесь, на краю Мира, глав двух мощнейших держав должна была символизировать собой грядущие перемены в ходе войны. А перемены были и впрямь необходимы. Уходящая зима стала страшным временем для приверженцев "свободы и демократии".
Вступление в войну США вместо облегчения принесло только расширение масштабов войны и... новые поражения. Наступление японцев на Тихом океане развивалось ураганными темпами, пожирая колоссальные пространства и ресурсы с невообразимой быстротой. Вся густозаселенная и богатая сырьем Юго-Восточная Азия оказалась потеряна. Западная часть бассейна Тихого океана перешла под полный контроль страны восходящего солнца. Непосредственная угроза вторжения нависла над Гавайями, Австралией и Индией — ключевыми опорными пунктами союзников в Океании и Азии.
А в Атлантике бесчинствовали "У-боты" — германские субмарины собирали самую обильную жатву с начала войны. Транспорты союзников отправлялись на дно сотнями, эскорты не справлялись с охраной всё новых и новых конвоев. Штаб Кригсмарине умело маневрировал силами, охватывая действиями "волчьих стай" все новые и новые районы океана, заставляя британский и американский флота раздергивать и без того недостаточные силы ПЛО. В результате потери торгового флота подскочили до критической отметки (и продолжали расти!), а поток идущих через океан грузов неуклонно снижался, угрожая в перспективе коллапсом британской экономики.
Единственным стабильным участком стратегического фронта было Средиземноморье. Здесь инициативой, безусловно, владели англичане. Но даже там отсутствовали явные успехи — франко-итальянские силы хоть и пятились, но держались, отражая в Тунисе упорные, но чересчур безискустные попытки англичан овладеть всем североафриканским побережьем.
Зато приятной неожиданностью стала необыкновенная стойкость Советского Союза. Страна Советов не только выдержала чудовищный натиск германских армий, но и смогла с наступлением зимы перейти в наступление, поставив, считавшийся непобедимым, Вермахт на грань катастрофы. Так что можно было не сомневаться: основные силы "оси" и в 42 году будут скованы на бескрайних просторах СССР. И этим надо воспользоваться!
В США принимали одну производственную программу за другой, самая мощная в мире промышленность перестраивалась на выпуск военной продукции, поток вооружений и военных материалов хлынул в стремительно формирующуюся армию. На глазах возрождался и потрепанный флот, быстро пополняясь новыми кораблями — от тральщиков и корветов до линкоров и ударных авианосцев. Американцы на ходу учились воевать, не стесняясь перенимать опыт у британских коллег, там, где это было целесообразно (например, в способах организации конвойной службы и противолодочной обороны, где англичане за два с лишним года войны, что называется, собаку съели). Решимость союзников вести борьбу до полной победы была непоколебима, не смотря ни на что. Оставалось только выбрать точку приложения первоочередных усилий. Вот тут-то и возникли разногласия, для решения которых понадобилась личная встреча лидеров двух великих наций.
Черчилль, верный периферийной стратегии, предлагал сконцентрироваться на овладении французскими колониями в Африке и вытеснении немецких субмарин из Атлантики. Лишь после этого можно будет приступить к высадке в Европе, причем как можно дальше от Германии — в Норвегии, на Балканах, на Пиренейском полуострове. А пока будут идти эти предварительные операции, следует начать совместные масштабные бомбардировки европейских городов с целью подрыва промышленного потенциала и морального духа населения. Советскому Союзу при всем этом действе отводилась роль "кровавого болота" в котором завязнут немецкие танковые клинья.
Рузвельт, уповающий на экономическое превосходство союзников, настаивал на более активных действиях. Предлагая уже в 43-м году осуществить полный разгром сил "оси" в Европе, путем массированного наступления на суше, море и в воздухе. Для этой цели предполагалось в течении 42-го года очистить от франко-итальянских войск Северную Африку, уничтожить или заблокировать в гаванях надводные флоты и субмарины "оси", сформировать и развернуть на подступах к Европе армию вторжения и подавляющие военно-воздушные силы — весьма смелые планы, особенно учитывая довольно безрадостную ситуацию сложившуюся на фронтах войны. Правда для его осуществления требовалось сформировать "с нуля" несколько сотен новых дивизий и авиакрыльев, а также найти способ перебросить всё это через Атлантику, в которой продолжали бесчинствовать "пираты фюрера".
