— Посланник великого князя Синедолии Велимира князь Сторожецкий и Городецкий Гордята Добромир!
О, Боги Пресветлые!!
Только теперь я запоздало начала соображать, что никаких таких особенных посольств, ради которых стали бы спешно разыскивать Правителя, к эльфам никогда не приезжало. Гномы? Орки? Кентавры? Да ведь и так седмицы не проходит, чтобы кто-либо из них не пожаловал для обсуждения закупки проса или продажи овец — запросто, можно сказать, по-соседски. Тролли? Эти давным-давно откочевали в северные скалы и носа оттуда не кажут. Великаны? О них уже лет сто ни слуху, ни духу. В общем, могла бы я и сама догадаться, что с сегодняшним посольством что-то нечисто.
Ох! Чудо, что злопамятные эльфы вообще пустили их на порог. Людей-то, да на свои земли! В Дом Правителей! Очень странно. Я же помню, как скривился Эрвиэль, когда я в одну из наших с ним первых встреч нерешительно проблеяла, что не намереваюсь долго злоупотреблять гостеприимством Перворожденных; рано или поздно за мною приедут мои друзья, и не будет ли Правитель так любезен предупредить стражников приграничных пущ, что это ко мне? Эрвиэль тогда пробормотал что-то маловразумительное типа "вот когда приедут, тогда и поговорим; пусть сперва доберутся". А там уж кто его знает? Лелея свои далеко идущие планы по разведению ведьм в неволе, он мог сразу велеть удвоить бдительность и в случае чего стрелять на поражение. Что, кстати, ничуть бы не противоречило эльфийским народным обычаям...
И тем не менее, посольство здесь, в самом сердце Священного Леса.
М-да... а глупость-то, говорят, и вовсе не лечится...
Вот тут-то я и возблагодарила небеса за то, что перед выходом выхлебала целый кубок зелья! Только благодаря тому, что я до сих пор ощущала его оглушающее действие, мне удалось не грохнуться в обморок, не завизжать или не сделать что-нибудь столь же глупое и постыдное. Вместо этого я всего лишь невежливо отпихнула в сторону ни в чем не повинную Авлену — с того места, где она стояла, вход в зал был виден, как на ладони. Мой взгляд был намертво прикован к темному провалу настежь распахнутых дверей.
Гордята Добромир, князь Сторожецкий и Городецкий, старший сын великого князя Велимира и наследник престола Синедолии ступал уверенно и неторопливо. Он был очень похож на своего отца — такой же широкий, плотный и коренастый; те же властные светлые глаза под густыми бровями. От матери, княгини Дивеи, ему достался лишь тяжелый подбородок да упрямый рот. Лицо Гордяты ничего не выражало — непроницаемая маска, а не лицо. Князь был облачен в просторный темно-синий бархатный кафтан, подол, опястья и ворот которого порывали россыпи сапфиров и черных жемчужин. Однако этот роскошный наряд выглядел так, будто его только что вытащили из чересседельной сумы.
Свита князя Гордяты была немногочисленна — с дюжину рослых ратников из его личной дружины, могучих и угрюмых, без оружия, зато в полном боевом облачении. Они двигались за своим воеводой ровной подковой — вои наследника славились своей выучкой. Витязи шли так же спокойно и неторопливо, как и их князь, однако даже на расстоянии чувствовалось, насколько они были собраны и напряжены.
Но всё это я видела, словно сквозь туман. Потому что позади Гордяты Добромира по парадному залу Дома Правителей плечом к плечу с рыжим оборотнем шел мой любимый чародей, и вряд ли на свете существовала сила, способная сейчас заставить меня разглядеть кого-либо ещё...
Дар выглядел усталым, даже измученным, и словно постаревшим. Таким, наверное, я видела его всего лишь однажды — при нашей самой первой встрече. С одним отличием: нынче он совсем не напоминал провалившегося в болото оборванца; напротив, его наряд был ничуть не менее роскошен, чем у брата. И, к слову сказать, такой же мятый. Дар сильно похудел и осунулся; его узкое смуглое лицо совсем потемнело и как-то даже обсохло, так что теперь он здорово смахивал на нетленные мощи праведника Кукши, первого проповедника учения Молодого Бога. Холодные серые глаза бесстрастно смотрели поверх голов собравшихся эльфов, но я сразу заметила, что длинные пальцы чародея были непринужденно так сложены для оборонного заклинания. А это ещё зачем?? Неужели они загодя не выставили защиту?! Сильно сощурившись, я всё-таки исхитрилась на мгновение сдвинуть душную перину эльфийского зелья и посмотреть на посольство колдовским зрением. Ну, точно! Ни охранного купола, ни даже простых магических щитов! И это в самом сердце Священного Леса, среди толпы весьма недружелюбно настроенных Перворожденных! Демон знает что!
Притихшие было эльфы опомнились и зашушукались с удвоенным рвением. Зал тут же наполнился шелестом их мягких голосов. Кое-кто начал оборачиваться и искать меня взглядом. Ну, Пресветлый Эрвиэль, ну, женишок, дай мне только до тебя добраться! Я тебе обстоятельно расскажу, что именно я думаю по поводу твоего приказа явиться на прием! И, может быть, даже покажу. А вот эликсирчик пить перед нашей встречей вообще не стану.... Не мог прямо сказать, в чем дело, интриган ушастый!
Между тем посольство остановилось посреди зала, не дойдя шагов десять до непринужденно восседающего Правителя и соправителя, соляным столбом застывшего рядом со своим креслом. Могу себе представить, какое у него сейчас "дружелюбное" личико.... Но на Гордяту мимика Лансариэля не произвела ни малейшего впечатления. Более того, князь тут же безошибочно определил, кто в этом курятнике главный, и, отвесив Эрвиэлю исполненный достоинства поклон, он заговорил.
Звучный низкий голос заполнил зал, вновь заставив раскудахтавшихся эльфов приумолкнуть и насторожить уши. После общепринятых приветствий и прочих геральдических и церемониальных кружев (занявших, как и положено, изрядное количество времени) посол великого князя перешел к тому делу, за которым, собственно, и приехал. Окинув собравшихся суровым взглядом, он предложил забыть старые распри и заключить с Синедолией вечный мир.
— От князя Войдана Проклятого (ух ты, ничего ж себе! впервые слышу, чтобы знаменитого завоевателя официально поименовали запретным прозвищем!) пострадали не только старшие народы, — недовольно хмурясь, говорил Гордята. — По его приказу была развязана охота на магов, в результате которой княжество пришло в упадок. Более века потребовалось ныне правящему в Синедолии роду Твердятичей, чтобы справиться с последствиями той далекой смуты. Мы давно ищем следы старших народов, чтобы сказать им: хватит ненависти. Пора строить новые отношения. И мы готовы сделать первый шаг вам навстречу. Великий князь Синедолии Велимир просит Перворожденных принять этот дар.
С этими словами Гордята, не глядя, махнул рукой, и один из ратников вынес и осторожно передал ему небольшой, с треть аршина в длину, кожаный сундучок. Открыв крышку, князь сделал несколько шагов вперед и, протянув его Эрвиэлю, торжественно произнес:
— Передаю вам старинные книги и свитки эльфов, на протяжении двух веков бережно хранившиеся в сокровищнице великокняжеского дворца!
Словно ледяной ветер пронесся по залу приемов. Я судорожно вздохнула и в отчаянии застонала сквозь зубы. О, Боги Пресветлые, нет, пожалуйста, только не это!!
Разумеется, за то небольшое время, что я прожила среди эльфов, мне удалось лишь слегка прикоснуться к свойственному Перворожденным образу мыслей. Но и этих поверхностных знаний было достаточно, чтобы понять: только что была совершена ошибка, одним махом перечеркнувшая любую возможность примирения!
Ну, конечно же, никто из людей не мог даже и помыслить, что своим подарком они наносили эльфам смертельное оскорбление! Но именно это и произошло. Мало того, что гнусные завоеватели посмели явиться на земли Перворожденных; не хватало того, что похищенные ими священные Свитки Мудрости двести лет провалялись вперемешку с золотыми подсвечниками и сундуками, полными монет; так презренные люди ещё и набрались наглости дарить украденное законным хозяевам! Да к тому же обставляя дело так, будто совершают великое благодеяние!
И если до этого момента эльфы смотрели на неожиданное посольство с самыми разными чувствами, от привычной неприязни до сдержанного любопытства, то теперь их окутало темное облако глухой ненависти. Зал возмущенно загудел. Краем глаза я заметила, как Авлена шагнула в сторону, отодвигаясь подальше от меня. Обычно сдержанный Правитель Эрвиэль резко поднялся со своего кресла и встал рядом с Лансариэлем, чьи уши торжествующе задрожали. Наконец-то все поняли, как он был прав, утверждая, что ни один человек на должен даже приближаться к приграничным пущам! Стражники напряглись, не сводя хищных взглядов с растерявшихся людей, и приготовились к атаке.
Гордята Добромир сперва непонимающе нахмурился, а затем до него начал доходить смысл происходящего. Его широкое лицо потемнело от негодования: ни с того, ни с сего коварные эльфы отбросили свою прохладную, но вполне укладывающуюся в рамки этикета учтивость и стали откровенно враждебны. Должно быть, остроухие с самого начала замышляли подобное вероломство! Ратники дружно шагнули к князю, закрывая его своими спинами. Дар, не таясь, выразительно тряхнул кистями рук. Я почувствовала, что вот-вот произойдет непоправимое. И совсем неважно, чем всё закончится. Эльфы ли растерзают незадачливое посольство (что запросто — при их-то количестве, скорости и реакции), Дар ли размажет остроухих по стенам и превратит Священный Лес в погребальный костер (что ещё скорее, хотя без защитного купола он и сам очень уязвим) — в любом случае моя жизнь превратится в вечный кошмар.
Самое ужасное, что я почти не представляла, как можно предотвратить грядущую трагедию. Но одно я знала наверняка: моё место там, рядом с людьми.
Бросив извиняющийся взгляд на ошарашенную Авлену, я начала пробираться вперед, к середине зала, туда, где уже начинал раскручиваться тугой водоворот надвигающейся катастрофы. Эльфы, мимо которых я проходила, оборачивались ко мне с неподдельным изумлением — похоже, в пылу негодования они начисто позабыли о моем присутствии. Некоторые растерянно отшатывались, другие, напротив, смотрели сочувственно. Последнее придало мне мужества и вселило робкую надежду: может быть, то, что я собиралась сделать, не обречено заранее на провал? Как бы то ни было, мне предстояло проверить, настолько далеко распространяется благодарность эльфов...
Я вынырнула из-за спины главного мастера оружейника в тот самый момент, когда Правитель Эрвиэль уже поднял сжатую в кулак руку, готовясь дать сигнал страже.
— Пресветлый, — в ужасе выдохнула я, — Пресветлый Эрвиэль, пожалуйста, погодите! Выслушайте меня, умоляю!
За моей спиной взметнулась ещё одна волна ропота. Грозный кулак, помедлив, разжался, рука опустилась, и стражи не двинулись с места.
— Веслава, — обернувшись ко мне, процедил Правитель, — ну что тебе надо?!! Священный Клен, да если б я знал, чем обернется прием этого посольства, я бы лично запретил тебе даже кончик носа из дому высовывать!
— Однако вместо этого вы лично приказали мне сюда явиться, — усилием воли я овладела собой и не позволила голосу предательски задрожать. — Поэтому теперь прошу вас меня выслушать!
Эрвиэль заколебался.
— Правитель, и вы собираетесь терпеть подобную наглость?! — прошипел разгневанный Лансариэль. — Подумать только — презренная человеческая девица смеет прерывать самого Правителя эльфов!
Напрасно он так сказал. Даже я успела заметить, что Пресветлый Эрвиэль всегда внимательно слушает своего соправителя, а затем поступает наоборот.
— Ну, говори, — обреченно вздохнул Правитель. Спасибо, Лансариэль, душечка, я твоя вечная должница!
И я пошла вперед, к людям.
Князь Гордята и сгрудившиеся вокруг него ратники следили за мной удивленно и настороженно; конопатое лицо Радоша, напротив, вспыхнуло от радости. А Дар... Дар смотрел на меня так, словно слепой, впервые увидавший свет! Я почувствовала, как, несмотря на все обиды, обеты и зароки, живой горячий комок затрепетал в моей груди и рванулся к любимому чародею. Но сейчас мне предстояло сделать совсем другое.
Не дойдя до столпившихся вокруг Гордяты Добромира людей нескольких шагов, я остановилась и обернулась к приумолкшим эльфам.
— Благодарю вас, Пресветлый Эрвиэль, что согласились выслушать меня. Даю слово, что не отниму много времени.
— Мы слушаем тебя, Веслава, — поморщился Правитель. Лицо у него было кислое-прекислое, словно ему в рот насильно затолкали горсть неспелой смородины. Лансариэль, нацепив на себя маску надменного равнодушия, даже не смотрел в мою сторону. В толпе мелькнули и исчезли несчастные глаза Аллардиэля.
— Позвольте мне обратиться к вам с просьбой.
— Веслава, ни о каких просьбах не может быть и речи! — вспыхнул Эрвиэль. — Я, конечно, всё понимаю, но твои соотечественники позволили себе настолько оскор...
— Разве я уже сказала, о чем прошу? — совершенно невежливо перебила его я.
— Ну, так проси, но прежде подумай, куда тебя может привести необдуманная просьба, — черноволосый эльф начал злиться.
— Правитель, — я старалась говорить сдержанно, в пику раздраженному Эрвиэлю, — я хочу разделить участь приехавших в Священный Лес людей, каковой бы она ни была. Прошу вас оказать мне эту честь.
Не сводившие с меня глаз эльфы на миг застыли, а затем разом зашептали, загомонили. Щеки Эрвиэля приобрели потрясающе изысканный пепельный оттенок.
— Ты соображаешь, о чем говоришь? — негромко рявкнул он. — Как смеешь ты вмешиваться в правосудие Перворожденных?! Ты?!!
Глаза Лансариэля радостно вспыхнули. Ну не чудесно ли? Похоже, одним махом будут уничтожены не только эти так называемые "послы", но и до смерти доставшая его человеческая девка!
Но я не собиралась так просто сдаваться.
— Кажется, вы лично назвали меня одной из вас, — холодно напомнила я Правителю, — и остальные Перворожденные вас поддержали. И, по-моему, не далее, чем сегодня утром вы напомнили мне об этом. Так почему же я не могу...
— Замолчи немедленно! — прошипел эльф. — По нашим законам все эти люди — преступники! Ты что же, желаешь, чтобы тебя казнили вместе с ними?! Да, мы признали тебя своей! Так почему ты хочешь, чтобы к тебе отнеслись, как к человеку?!!
Эльфы, уже не сдерживаясь, гомонили в полный голос. На обращенных ко мне лицах я видела замешательство, недоумение, сочувствие, тревогу, раздражение... ненависти либо отвращения к себе я не ощущала! А, собственно, за что им меня ненавидеть?
С того самого дня, как Перворожденные даровали мне право считаться одной из них, они постарались относиться к моей скромной персоне без привычного предубеждения. Всё-таки, большинство эльфов родилось уже после войны, так что ненавидели людей скорее по традиции, нежели вследствие лично пережитой трагедии. Конечно, нашлись среди них и те, кто не сумел или не пожелал преодолеть многолетние предрассудки — тот же Лансариэль, к примеру. Но таких было немного. Остальные были насторожены и очень внимательны: куда бы я ни направилась, чем бы ни занялась — эльфы наблюдали за мною с любопытством и интересом, сперва прохладным, потом всё более искренним. Они не могли не замечать моего уважения к их порядкам и традициям, ненавязчивого, но упорного и искреннего стремления стать частью жизни Священного Леса.