Узор Судьбы.

— Троя была такой могущественной. Но погибла из-за одной лишь женщины и излишней доверчивости троянцев, — Господин Хедрунг покачал головой, закрывая книгу и постукивая пальцами по твердому переплету.

— Это всего лишь легенда, — вежливо отозвался Гай.

— Ты ошибаешься, — Господин Хедрунг задумчиво посмотрел на книгу, — многие герои погибали лишь по тому, что доверялись не тому или не тем. Самый главный предатель — то, что люди называют сердцем. Оно заставляет видеть мир вокруг иначе, дарит пару мгновений, а затем заставляет платить цену, вдвое больше, чем полученное.

Гай молчал, сохраняя бесстрастное выражение, но при этом ощущал себя немного растерянно. Что имел в виду Господин Хедрунг, говоря о мире вокруг?

— На то они и люди, — голос Гая был таким же, как и всегда — спокойным и холодным. Господин Хедрунг покачал головой:

— Все в этом и других мирах склонны падать под влиянием сердца. Эмоций. Инстинктов. Они требуют поступков, порой противоположных нам. И даже боги подчас идут у них на поводу.

Гай не произносил ни слова, пытаясь понять — что хочет сказать ему, таким образом, Господин Хедрунг. А тот прошел вдоль шкафа, касаясь книг.

— Мифы. Легенды. Сказания. О чем они, Гай? Да всё о том же. Один раз пойдя на поводу у эмоций, ты обречен. А главное — ты никогда не знаешь, чем придется пожертвовать взамен. Возможно, что минута окрашенного чувствами мира заставит тебя испытать смерть, боль. И ты упадешь так низко, что сломаешь крылья.

Гай начинал понимать, что его подозрения лишь крепнут с каждым словом Господина Хедрунга. И когда тот, наконец, повернулся к нему, Гай понял, что был прав.

— Ты чувствуешь — как прекрасен мир? Как много в нём цвета, жизни и какие чувства он дарит теперь тебе?

— Я не понимаю Вас, — голос Гай мог заморозить всё живое, но Господин Хедрунг нахмурился:

— Ты никогда не лгал раньше, а сейчас готов лгать прямо мне в лицо?

Гай опустил глаза, не желая смотреть на него и позволять убедиться в своей лжи.

— Женщина заставляет тебя идти на поводу у того, что никогда не было тебе свойственно. Ты всегда был мудрым и хладнокровным. А теперь ты смотришь на всё так, как заставляет тебя видеть мир она, — голос Господина Хедрунга окружал Гая, сгущаясь и превращаясь в несущие угрозу и предостережение тучи. Он всё знал, и Гай боялся даже предположить — как давно он обо всём знал.

— Ты должен был никогда не идти за ней даже из желания проучить. Ты должен был оставить эту глупую затею!

— Она не виновата, — внезапно подумав, что ей может угрожать что-то из него, сказал Гай. Лицо Господина Хедрунга исказилось от гнева, и он ударил кулаком по воздуху. Сила, расходящаяся от него волнами, заставила Гая пошатнуться и ощутить, как воздух торопится покинуть его легкие.

— Дело не в ней! Дело в тебе! — этот голос гремел повсюду, раздаваясь со всех сторон, окружая Гая и сбивая с ног, — Если ты продолжишь и не остановишься сейчас, ты погибнешь. И тогда никто, даже я, не сможет тебя спасти.

Темная одежда Господина Хедрунга дрожала, словно вокруг него шумел вихрь. Гай поднял голову, борясь с окружающей его плотной и наступающей со всех сторон силой. Стены библиотеки вокруг них исчезли, и Гай видел, что они вдвоем стоят на уступе скалы, выдающимся над холодным северным морем. Серые, тяжелые волны гулко бились о каменную преграду, и их соленые брызги долетали до него, оставаясь на одежде темными следами. Небо казалось настолько низким, что свинцовые тучи, плотно застилающие его, лежали почти в волнах. На скале не росло ничего, даже упрямая трава, способная пробиваться сквозь неприветливые камни, здесь не дрожала на ветру. Господин Хедрунг стоял почти на границе, где заканчивалась скала, и начинался обрыв вниз, в бушующее море. И старик казался частью этого холодного места, волнующейся мощи воды, закаленной тысячелетним противостоянием ей камня, и неба, спокойно наблюдавшего их борьбу.

— Всё, что я помню о себе — это мир, лишенный того, что делало бы его хоть немного ценным. Я только и делаю, что убиваю и приобретаю власть, деньги и готовых работать на Вас людей, — прокричал Гай, сквозь порывы ветра, бьющего прямо в лицо. Негодующая вокруг него буря продолжала сковывать движения, но Гай продолжал, — всё, что я о себе знаю — это то, что я служу вам. Я могу быть лучшим, но в чём смысл, если всё вокруг всегда стерто в безличное и бесстрастное движение вперед? Знаете, если даже цена за то, что я смогу пожить хоть пару дней ощущая то, что чувствуют каждый день люди, не имеющие ни магии, ни ума, будет высокой, я готов платить.

— Они не чувствуют этого, им нет дела до того, чем они обладают, — Господин Хедрунг внезапно словно постарел, и Гай видел сквозь сеть дождя в его глазах то, что было почти похоже на сожаление, — Гай, для них мир — это бег в никуда за властью и удовольствиями.

— Мне всё равно, — Гай внезапно ощутил, как буря вокруг него стихает, а невидимая сила словно отступает, — Мне нет дела до них, до кого-либо ещё. Я хочу жить в мире, где есть чувства, и я готов платить за это.

— Я создал Хрустальный Мост, чтобы ты мог применять свои таланты и умения в мире людей. Зачем же ты отвергаешь всё, что я пытался дать тебе, ради короткого мгновения, которое затем обернется долгим временем расплаты? Или ты считаешь, что я не знаю того, о чем пытаюсь предупредить и от чего хочу удержать? Думаешь, я желаю зла своему сыну?

Вместо Господина Хедрунга на Гая смотрел тысячелетний уставший старик. Гай не мог видеть этого взгляда, ощущая, как начинает колебаться. То, что он только что услышал, объясняло многое, но раздумывать над этим было поздно. Отец, сын — всё это было слишком расплывчатым. Гай всегда рассчитывал лишь на себя и свои силы, и сейчас не собирался отступать лишь потому, что ему предстояло чем-то заплатить. Новоявленный отец, молчавший до сих пор и скрывающий правду, не мог повлиять на его решение.

— Я не откажусь от своего решения, — произнёс он, разрываясь между привязанностью к Господину Хедрунгу и своим выбором.

— Пусть будет по-твоему, — голос Господина Хедрунга словно растворялся в шуме волн.

Внезапно всё исчезло. Гай по-прежнему был в библиотеке, и вокруг него царила тишина, отражаемая от тысяч книг, прятавших внутри себя свои истории. Господин Хедрунг исчез, словно оставшись возле моря под холодным дождем и порывами ветра...

Сейчас Гай стоял в доме, полном людей и нелюдей, но все они были явно настроены развлекаться и ощущали себя легко и комфортно. Он был вынужден тратить здесь впустую время, только потому, что являлся одним из директоров Моста, чьей поддержкой обладала треть из присутствующих. Аноэль же явно был как рыба в воде и планировал провести вечер, отдыхая на полную катушку. Они стояли вдвоем в углу комнаты, а в воздухе повис гул, смешивающий музыку и громкие голоса.

Несмотря на то, что Шолто собирался покинуть особняк и вернуться к дяде, Аноэль не выглядел осуждающе, и за это Гай был ему благодарен. Сам он разрывался между двумя эмоциями — одна говорила, что ему будет не хватать Шолто, а другая требовала идти дальше, убеждая, что это закономерный рубеж. Они — больше не хозяин и работник. А значит, как прежде уже ничего не будет.

— Как думаешь, может быть вероятность того, что мы с тобой какие-то дальние родственники? — Спросил Гай Аноэля. После разговора с Господином Хедрунгом он внезапно задумался о том, почему тот так заботится о них. Так что, подобная безумная идея вполне могла иметь право на существование.

— Да ни за что! — Казалось, что Аноэль был потрясен, — я бы повесился, окажись, что ты — мой родственник.

— Неужели всё так плохо? — хмыкнул Гай, пробуя шампанское, пенившееся в изящном бокале.

— Хмурый, эгоистичный, и потенциально невменяемый... Хорош родственничек, — закатил глаза Аноэль. Гай не стал говорить о том, что недальновидный авантюрист, приносящий лишь разрушения и испытывающий тягу к бойне и приключениям — тоже далеко не то, что хотелось бы назвать родней.

— Интересно, догадываются ли люди о том, как много разных существ ходит рядом с ними, — задумчиво поинтересовался Аноэль, провожая взглядом сухопарую старую даму в меховой накидке. Она повернулась, разговаривая с моложавым мужчиной, сопровождавшим даму, и Гай увидел её глаза, полные черноты. Это тело было лишь видимостью человека. Он уже заметил ещё нескольких таких духов, пару полудемонов, несколько эльфов. Рядом с пожилой женщиной в дорогом костюме стоял, выглядевший как человек, гоблин. Гай видел, как его клыки поблескивают, когда он улыбается своей спутнице. Ведьма с вечерним макияжем, скрывавшим её кошачьи черты, кокетничала с двумя мужчинами. Судя по всему, люди не видели их, но даже если что-то и подозревали, то не считали это чем-то необычным. Они даже не задумывались, что среди них в большинстве ходят лишь те, кого нельзя счесть милым и добрым.

Кроме тех, кого Гай уже увидел, он так же ощущал неуловимое, но могущественное присутствие чего-то, настолько же мрачного, как и те, кто веселились посреди людей. Гай подумал, что и он сам, одетый в дорогой смокинг, ходящий рядом с людьми, сам далеко не то, что можно было назвать милым и добрым.

Он повернулся к Аноэлю, который явно собирался потихоньку бросить его и примкнуть к какой-нибудь оживленной компании.

— Я не держу тебя, — сообщил ему Гай, — так что, можешь не изнывать от скуки, чтобы потом жаловаться, что я мешал тебе развлекаться.

Аноэль словно только и ждал этого. Поправив воротник рубашки, он довольно улыбнулся и направился в толпу.

Гай оглянулся на окна, но за ними было слишком светло от сумасшедшей иллюминации. А потом вдруг Гай понял, что вокруг больше нет никого — ни музыки, ни людей, ни нелюдей. Потому, что на небольшой банкетке у стены между окнами сидела Кэйлаш. И она была просто невероятно красивой с просто убранными в хвост волосами и в платье, переливавшемся как свет вечернего неба. Гай застыл истуканом, наблюдая как она поворачивает голову к картине, чтобы рассмотреть её. Это было просто невероятно — встретить её здесь, в толпе, где каждый второй мог легко уничтожить хрупкую человеческую жизнь. Инстинкт, с которым он никак не мог справиться, требовал подойти и быть как можно ближе, чтобы никто не посмел причинить ей вред.

Скорее всего, Кэйлаш была здесь с прокурором, сопровождая его на этот прием. Мысли Гай неожиданно приняли нехорошую окраску, нашептывая ему, что прокурору совершенно нечего делать рядом с ней. Гаю хотелось подойти к Кэйлаш, но ноги почему-то приклеились к узорному паркету, и одна мысль о том, что он заговорит с ней, приводила его в замешательство. Такое с ним было впервые, и он, положительно, не знал — что делать.

Но, видя — сколько вокруг мужчин разного возраста и из разных миров, инстинкт, всё время бдительно оглядывавший пространство вокруг Кэйлаш, вынудил его сдвинуться с места. Слишком много угрозы вокруг — говорил Гай себе, пока преодолевал пространство между ними. А точнее — слишком много других, кто может позволить себе подойти к женщине, которая была важна для него. Он заставил когти, рвущиеся наружу сквозь кожу, оставаться на месте. Это было что-то новое, в равной мере восхитительное и пугающее.

Джил уже целых пять минут смотрела на картину с гончими, испытывая растерянность. Она была почти уверена, что темноволосый мужчина мог её узнать, а потому надеялась, что не слишком-то отличается от стены. С той разницей, что на ней было темное платье, а стена была светлой. Просто замечательная маскировка, всё равно, что напялить на себя красное банное полотенце и выскочить в стадо быков, авось примут за своего.

— Этой картине почти три века, — произнёс спокойный, глуховатый голос почти над её головой, и Джил вздрогнула. Он стоял рядом с ней, и она могла даже разглядеть его во всех деталях, если бы решилась отвернутся от картины и повернуться к нему.

— Она прекрасна, — вежливо отозвалась Джил, не зная — что сказать, чтобы не показаться неучтивой.

— Живыми они выглядели бы гораздо красивее, — возразил он, и Джил обернулась, удивленная таким ответом. Он звучал так, как думала она, увидев впервые этих животных, застывших в движении вперед. Тем временем, её собеседник сделал знак проходящему мимо с бокалами шампанского официанту, и тот приблизился. Джил взяла бокал, ощущая, как на лице приклеилась фальшивая улыбка. Ей было бы гораздо комфортнее, будь рядом с ней Стоун. С каких-то пор она стала доверять Люциану, словно тот был её лучшим другом или тем, кому она доверяла.

— Вам ведь совсем не хочется быть здесь, и Вам тут неуютно, — произнёс мужчина, продолжая смотреть на застывших в вечном беге изящных собак.

— Я просто не люблю шум, — Джил не нравилось, что он почти читает её собственные мысли.

— Мы не знакомы, — её собеседник наконец перевел взгляд на неё, И Джил, вынужденная так же посмотреть на него, подумала, что у него странный взгляд, полный спокойствия и холода, — Гай.

— Джил. Джил Кэйлаш, — она вспомнила, как мать учила её в детстве всегда оставаться леди, даже если собеседник тебе неприятен.

— Рад знакомству, Джил, — с его стороны это было слишком вольно — обратиться к ней по имени. Но при этом, Джил внезапно подумала, что оно звучит совершенно по-другому когда он произнёс его, словно это было новое для него слово, вслушиваясь в каждый его звук.

А затем он поинтересовался, — Если я предложу Вам пройтись, Вы же не сочтете это за дерзость?

Судя по всему, Стоун покинул её гораздо на большее время, чем несколько минут, и Джил внезапно решила, что раз уж золушка попала на бал, то должна как следует провести время, а не хмуриться в углу, считая минуты до возвращения домой. Надо заботиться о себе, а не тратить время попусту. Она поднялась с банкетки, возвращая бокал на поднос очередного официанта, подошедшего к ним.

— Не сочту, — Джил вежливо улыбнулась в холодные глаза, которых не касалось то, что произносил их хозяин. Гай пропустил её вперед и последовал за нею, направляющейся к открытым в сад дверям.

Небо уже почти потемнело, а над особняком разливался свет, почти разгонявший сумерки. Небольшой ветер, поднявшийся еще раньше, касался плеч Джил, заставляя зябко поежиться. Хорошо, что она додумалась прихватить с собой темный палантин из мягкой теплой ткани, подходивший к платью и согревающий в ночную пору.

— Ваша фамилия переводится как 'кристальная', — удивительно, что он разбирался в тонкостях восточного языка, которому Джил была обязана такой необычной фамилией. В её семье была намешана разная кровь, но отец привнёс в семейную копилку еще и отзвуки далекой экзотической страны, где сказки и правда сплетались с нищетой и сокровищами в один тугой узел.

— Вы правы. Но у меня такое ощущение, что я уже где-то Вас видела, — Джил слишком поздно сообразила, что сказала не то, что следовало. А ведь она сделала всего-то два глотка шампанского. Мужчина улыбнулся:

— Да, я видел Вас на слушании в суде, несколько недель назад.

По крайне мере он не отрицал этого, а значит все домыслы Джил о том, что он был настроен неприязненно, рассыпались в прах. Глупая истеричка, надумывающая себе невесть что.