Усмехаюсь...
— Хорошо. Что ты хочешь от меня?
Непонимание.
— Ты хочешь быть полезным мне. Вряд ли бескорыстно. Что ты хочешь взамен?
— Чтобы вы меня не прогоняли...
— Это само собой. Но вряд ли только это.
Молчит.
— Если ты не скажешь, чего ты хочешь, я тебе не смогу этого дать, потому что не буду знать. И ты будешь недоволен.
Встаю, делаю несколько шагов к окну.
На улице — ночь, но скоро рассвет.
— Хочу быть таким же, как вы.
Слышу, как вздрагивают люди.
— Вот как? — поворачиваюсь, вглядываюсь пристально в лицо подростка, покрытое пунцовыми пятнами. — И каким же?
— Сильным. Дед говорил, что вы можете сломать стену. И еще вы умеете летать. И... лечить любые болезни. Я не маленький, я понимаю, что ваша история про стволовые клетки — выдумка. Нельзя отрастить ногу. Никакими средствами. Наша медицина еще этому не научилась. А даже если бы и научилась, явно не в домашних условиях...
— Умный мальчик, — говорю, — наблюдательный. Но ты не знаешь, кто я.
— Какая разница!
— Нет, Саша, качаю головой. — Разница есть. Меня все считают чудовищем. Нежитью, ночным кошмаром. Меня ненавидит даже мой слуга, самый близкий человек из всех живущих. Когда люди узнают о моей природе, любовь сменяется ненавистью. Уважение — презрением. Восхищение — пожеланием скорее сдохнуть. И ты будешь таким же. Ты этого хочешь?
— Меня это не пугает...
— Первый раз я убил в девять лет. А ты?
— Я...
— Ты не убивал, — заканчиваю за него. — Но тебе придется. Ты будешь убивать каждую неделю, чтобы выжить. Ты этого хочешь?
Поджимает губы. Скулы напряжены, на лбу пот.
— Мой дед был военным, — говорит наконец. — Он тоже убивал. Он рассказывал, как был на войне. Иногда убивать — необходимость...
— Саша!
От резкого вскрика Алены слегка морщусь.
— Не смей так говорить, ты ничего не понимаешь...
— Ты сама просила его выслушать, — перебиваю. — Сейчас у нас деловой разговор. Что тебе не нравится?
— Ты... — вскакивает.
— Что ты ожидала, человечица?! — вкладываю в голос металл. — Что меня растрогает история о бедном сиротинушке, и я возьму его на содержание?! Или же, терзаясь мыслями о том, что ребенка надо вернуть в интернат, куплю ему билет до Москвы? Или что?!
— Марк, не смей говорить со мной в таком тоне!
— Нет, это ты не смей говорить со мной в таком тоне, — добавляю силы, и Алена падает обратно на стул. — Ты — человек.
Слышу, как гулко стучат три сердца.
Хотя нет, четыре.
Четвертое сердечко бьется где-то на холодильнике. Но, в отличие от человеческих, достаточно спокойно.
Смотрю на кошку.
К разборкам подобного рода она, похоже, уже привыкла.
— Слушай сюда, Саша, — произношу.
Поднимает взгляд, в котором читается готовность.
— К моему великому сожалению, люди в последние века взрослеют все позже и позже. Когда-то мужчинами становились в десять или двенадцать лет. Сейчас же — даже двадцать пять лет не показатель для взрослой личности. Поэтому я решаю так. Завтра мы отвезем тебя в аэропорт. Не перебивай! — одергиваю, видя, что мальчик пытается что-то сказать. — Ты вернешься в интернат и пробудешь там два года. Через два года я вернусь за тобой. Если твоя решимость не исчезнет... Я дам тебе то, что ты хочешь. Если нет... То ты останешься в своем интернате и будешь жить дальше обычной жизнью обычного сироты.
— Я уже решился!
— Нет, Саша, — вкладываю в голос немного грусти. — Тебе четырнадцать. В двадцать первом веке ты, увы, еще ребенок. Слишком ребенок. Было бы это лет... шестьдесят хотя бы назад — милости просим.
На ресницах набрякают капли.
— Вот видишь, — укоряюще произношу. — Глаза намокли. И еще. Никогда. Никому. Ни при каких обстоятельствах ты не скажешь, где и у кого был. И о том, кто я — тоже.
Хмыкает.
— Вы так и не сказали мне этого.
— Я вампир.
— Серьезно?
— Нет, Александр Игоревич, я с вами в игрушки играю.
Интересно, что бы сказал о моей интонации Маяковский? Из нее гвозди получатся?
Опускает голову еще ниже.
— Два года тебе на то, чтобы решить, хочешь ли ты стать ночным убийцей. Кошмаром из легенд. Нечистью. Нежитью. Хотя... — немного ослабляю нажим в голосе, — если ты передумал сейчас — говори. Ничего с тобой не сделаю. Обещаю. Если тебе дед рассказывал, я всегда держу свои обещания.
— Я не передумаю...
— Тогда иди спать, — развожу руки. — На сегодня прием окончен.
Смотрит на Андрея, Алену. Задевает взглядом Апреля.
Жду.
Со вздохом встает и выходит из кухни.
Вот и хорошо.
— Теперь разберемся с вами, люди, — говорю мужчине и женщине.
Напрягаются.
— И на что ты рассчитывал, притаскивая его сюда? — спрашиваю Андрея.
— Хозяин...
— Марк, я же говорила, это я настояла, — влезает Алена.
— Андрей... Скажи мне, чей ты слуга? — не обращаю внимания на женщину.
— Ваш...
— Тогда зачем ты подчиняешься другим? Ты знал, что мне это будет неприятно? Знал. Тогда какого хрена?!
— Хозяин... Простите...
— За последние полгода я то и дело тебя прощаю. Сколько можно?
— Прошу вас, хозяин...
— Марк!
Произносят одновременно.
— Почему вы доставляете мне столько хлопот, люди? — обращаюсь к ним обоим, но ни к кому конкретно. — За последний год у меня было больше неприятностей, чем за последние двести лет.
— Думаешь, нам было легко? — криво улыбается Алена.
— Нет, — соглашаюсь. — Не легко.
Молчим.
Смотрю в угол комнаты, пытаясь решить, что делать дальше.
— Нам нужно уехать, — говорю через некоторое время.
— Всем?!
Это Алена.
— Мне, Апрелю и Андрею, — поясняю. — А ты — как хочешь.
— Марк!
Слегка наклоняю голову в сторону, всматриваясь в лицо женщины.
— Я не бросаю тебя, не думай. Просто у тебя есть выбор, ехать с нами или нет. Мы едем далеко и надолго. В горы. Там высоко и холодно.
— Зачем?
— По делам. Ты — можешь остаться.
— А Андрей?
— Его место рядом со мной. Он мой слуга.
— Марк, он не собака!
— Я — не человек. Не забывай.
— Ты бессердечная сволочь!
— Мое сердце остановилось шесть тысяч лет назад, — бросаю резко. — И за эти шесть тысяч лет вы, люди, отучили меня от всех добрых чувств и дел, которые бывают. Вы, люди. Вы упорно приучали меня к тому, что я — ваш враг. И я — научился. И, между прочим, именно ты поспособствовала тому, что Андрей остался слугой.
— Каким образом?
— Алена, — говорю, чуть помедлив. — Вспомни. Ты просила меня, чтобы я не трогал Машу. Но это может быть лишь при одном условии — жизнь за жизнь. Мне пришлось принять Андрея назад...
— Марк... Я не это хотела...
— Неважно, что ты хотела. Важно то, что получилось в итоге. Не надо игр, человек. Я переиграю любого.
— И если я стану твоей служанкой, ты тоже будешь так со мной обращаться?!
— Не служанкой. Слугой, — поправляю мягко.
— Какая разница?!
Вопрос игнорирую.
— Алена. Я прошу тебя понять одну простую вещь. Я — не человек. Не надо мерить все по своим меркам. Ты ошибешься. Ты уже ошибаешься. Ты дорога мне как личность. Неважно, станешь ли ты моей сестрой, одной из Детей Ночи, или же решишь принять метку — я буду заботиться о тебе. Больше, чем о тебе заботился кто-либо. Я стану тебе верным другом, твоим защитником и покровителем. Ты забудешь о многих проблемах, которые решают женщины твоего возраста, особенно разведенные. Станешь сестрой — я буду заботиться о тебе, как о сестре. Я буду учить тебя, наставлять, делить с тобой все твои беды и радости. Станешь слугой — ты никогда ни в чем не будешь нуждаться. И я действительно защищу тебя от любых врагов.
— Марк...
Подхожу к женщине, опускаюсь на корточки так, чтобы мои глаза оказались ниже ее, беру ее за руку.
— Ты не такая, как все. Ты упряма, своенравна, умеешь не бояться. Ты легко принимаешь новое, и утверждаешь свою волю. Из тебя получится сильное Дитя Ночи.
— А как же мальчики и Аня?
— Я клянусь кровью, что буду заботиться о них, как о своих детях. Я дам им лучшее, что в моих силах. И они вырастут достойными людьми. И я никогда не наврежу им.
— Я подумаю...
— Думай, — поднимаюсь на ноги. — Думай.
* * *
После восхода открываю ноутбук, захожу на сайт продажи билетов.
Один взрослый.
Саше уже есть четырнадцать.
Электронные билеты — это удобно.
— Твой самолет в восемь тридцать вечера, — говорю, когда Саша появляется в кухне.
— Самолет?
— Да. Тебя что-то удивляет?
— Да так... Я сюда поездом ехал. Неделю.
— Зато обратно полетишь. Восемь часов.
— Спасибо, — кривится в подобии улыбки. В голосе — разочарование.
В его возрасте два года — это долго.
* * *
Уезжают втроем.
— Я потом Алену домой отвезу... Сашу проводим, и отвезу. Вы не против? — интересуется мой слуга.
— Не против, — пожимаю плечами.
— Два года. Помни, — говорю, когда мальчик делает шаг через порог.
Запинается, оборачивается.
— Два года, — повторяю.
Кивает.
Закрываю за людьми дверь.
Закат в девять.
* * *
Кошка встречает меня у дверей комнаты ожидания. Вертится у ног, требует еды.
Иду на кухню.
Тянусь к ручке...
Острая боль сжимает давно остановившееся сердце. Пространство застывает липкой пеленой.
Андрей.
Продираюсь сквозь желе замершего воздуха, нащупывая тонкую нить связи. Сознание раздваивается.
Мне известно не только направление, но и точное местонахождение моего слуги.
И то, что его жизнь в опасности.
Миг — и мир приходит в норму.
Но не весь.
Выбегаю из дома.
У меня мало времени.
На обочине автодороги оказываюсь за десять секунд.
Надеюсь, что в моем районе живут исключительно недоверчивые люди. Пусть я лучше буду глюком, чем очередной сенсацией.
Первая попавшаяся машина.
Перехватываю ее на дороге, дергаю дверцу.
Водитель — азербайджанец средних лет. Даже не успевает опомниться, как я касаюсь его силой. Мгновенно теряет сознание.
Спихиваю мужчину на соседнее сиденье, втискиваясь за руль.
И вдавливаю в пол правую педаль.
Мотор взревывает, инерция прижимает меня к спинке.
100... 120... 160...
Машина слушается руля с легкой задержкой, но привыкнуть к этому — секундное дело.
Быстрее, чем это сделал бы человек.
165... 172...
Обхожу встречающиеся на пути автомобили мягко, стараясь не испугать других водителей.
Они — люди.
Тем не менее, сзади слышу визг шин и даже один удар.
Не отвлекаюсь.
175...
А вот и пробка.
Торможу резко, оставляя на асфальте черные полосы. Захлопываю дверь угнанной машины, бегу, лавируя между жестяными корпусами стоящих автомобилей.
Добегаю.
"Калдина" узнается с трудом. Перед смят в кашу, вокруг — стеклянное крошево.
Удушающий запах бензина и смерти.
Время...
Рядом бестолково галдят очевидцы.
Выламываю искореженную дверь, вытаскиваю первое тело.
Первое.
Второе не трогаю.
Тел — два. Но выживших — меньше.
— Я врач... — толкает меня в плечо какой-то человек.
— Я тоже!!!
Волной моей силы сметает всех вокруг на расстояние трех метров. Заодно в негодность приходят почти все телефоны и видеорегистраторы.
А времени мало...
Стягиваю с тела футболку, но с шеи не снимаю.
Она очень хорошо прикроет мое лицо.
Встаю на колени рядом с человеком, кладу руки на грудь.
Сердце не бьется.
Удар силой.
Еще удар.
Вздрагивает, слабо толкаясь в грудную клетку.
Впиваюсь клыками в сонную артерию.
Так быстрее.
Веду сердцебиение уколами силы.
Яд растекается по организму, заставляя его жить.
Хрипит, втягивая в себя воздух.
Открывает глаза.
Отпускаю сердце. Робко дергается, переключаясь на самостоятельную работу.
Натужно кашляет, выплевывая сгустки крови.
Поднимаюсь на ноги, натягиваю футболку обратно.
Он будет жить.
Обхожу остатки автомобиля.
Левая часть "Калдины" словно побывала под прессом. Месиво из металла, пластика и едкого запаха смерти.
Поднимаю с земли клочок грязно-серых волос. На концах — кусочек кожи.
А она жить не будет.
Вдалеке воют сирены.
* * *
— Чудо, что он выжил, — говорит мне врач — пожилая женщина. — Обычно с такими травмами почти сразу умирают.
Не отвечаю, лишь смотрю в упор на обмотанное бинтами тело.
— Мы сделали, что могли. Организм крепкий, теперь все в руках божьих.
Все неправда.
Я просто успел вовремя.
И его здоровье — в моих руках.
— Как вы оказались на месте аварии?
А это лейтенант в серой непримятой форме. В руках — блокнотик и ручка.
— Мимо проезжал.
— Очевидцы рассказывают...
Касаюсь силой.
Ничего они не рассказывают, отстань.
Мне еще встречаться с мамой Алены.
* * *
Говорят, материнское сердце все чувствует. Скорее всего, оно так и есть.
— Алена? — смотрит на меня в упор, не мигая. — Что с ней?
Обхватываю две морщинистые ладошки.
Слабая искра силы.
— Ее больше нет.
Вздох женщины бьет по ушам.
— Как? — спрашивает растерянно, даже не пытаясь высвободить руки.
— Авария.
— У нее же нет машины, — теряется.
— Она... была с Андреем. Нашим общим другом, вы его знаете.
— С Андрюшей?
— Да, — подтверждаю.
— Что же он так водит плохо? В следующий раз я не разрешу ей с ним ехать...
Добавляю еще силу.
— Не разрешите, — соглашаюсь.
Смотрит куда-то сквозь меня. Взгляд постепенно тускнеет, уводя разум прочь из реальности.
— Надо ей позвонить...
— ПозвСните, — веду женщину в комнату, усаживаю на диван. — Обязательно.
Сдвигаю рукав, высвобождая предплечье. Уколом силы отключаю сознание, хотя, наверное, это можно было бы и не делать.
Стираю часть ее горя своим ядом.
У нее растут трое внуков.
Голод накатывает.
Я потратил сегодня много силы.
* * *
Домой возвращаюсь за полночь.
— Где ты был?
Поднимаю глаза на птенца.
— Алена разбилась, — сообщаю вместо ответа на вопрос.
— А твой слуга? — спрашивает сразу.
— В больнице... К нему я успел.
— Соболезную, — наклоняет голову. — Она была тебе дорога.
Киваю. Слова застревают где-то в горле.
— Мне нужна охота... Ты не возражаешь? — интересуюсь у Апреля через какое-то время.
Смотрит на меня долгим взглядом, затем кивает.
— Один... Или вдвоем?
— Можно вдвоем, — соглашаюсь.
Кружимся над ночным городом.
— Это было здесь? — внезапно спрашивает птенец из-за спины.
— Что "здесь"? — непонимающе гляжу вниз...
... и дергаюсь, потеряв на долю секунды вектор.
Внизу темное пятно и мелкие блики стеклянных крошек.
