— Ты кажешься такой чужой, Полина, — шепчет он мне на ухо. — Мне с трудом верится, что я был с тобой, видел тебя всю, голую, касался тебя... Ты сейчас в плаще, а я вижу тебя голой. Я знаю какая ты. И ты все равно была со мной, пусть только однажды и против своей воли, но это все равно было. Неужели это совсем для тебя ничего не значит?
Что мне ответить? Нет. Это для меня ничего не значит. Я помню только Женю-казадора, его взгляд, руки, движения, голос... Лучше помолчу.
Я пью кофе маленькими глоточками.
" ... молодой человек глаз с нее не сводит... и его можно понять...
красота — всегда знак, что перед тобой важный игрок...." я продолжаю считывать фуэрзу продавца. Он обслуживал промокших посетителей, отсчитывал сдачу, о чем-то говорил с ними, а его мысли свободно входили в мое сознание. Да, теперь нет сомнений — я действительно умею читать фуэрзу при помощи напитка.
Руслан заглядывает мне в глаза, гладит мою руку ... кажется, он давно что-то говорит, но я все прослушала.
— Полина, если ты будешь рядом, то я напишу такую музыку!
— Ты и без меня напишешь. Только другую.
Он смотрит на меня растерянно и огорченно, потом обхватывает голову руками. И вдруг шальная мысль приходит мне в голову. Я тихонько беру его чашку и допиваю остатки кофе. И тут же теряюсь от потока обрывочных мыслей.
"Как уговорить ее? Как узнать чего ей надо? Она совсем не такая как Светка... Ух, как же я хочу ей вставить... ей, именно ей... ну почему это так? наваждение какое-то... ммм... как же я хочу ей вставить... прямо сейчас... здесь. Уверен, что этот продавец с лукавой рожей впустил бы нас в подсобку. Буду последним идиотом, если упущу такой шанс... я придумаю что-нибудь... до отъезда обязательно! хоть один раз... может, легче станет... ну что ей жалко? ну чего ей надо? что сделать, чтобы она согласилась?"
Точно! Это его мысли! Очень похоже! Ну не продавца же кофе. Тем более что они сопровождаются стонущими звуками какого-то духового инструмента — видно, музыка прорывается с других слоев фуэрзы. Ну-ну.
Чашка Руслана почти пуста, но я допиваю остатки, касаясь золотистого ободка, места, которого только что касались его губы, — мне кажется, это усилит эффект. И в то же мгновенье я чуть не сваливаюсь от стула от хлынувших эмоций и видений — его видений. Мелькающие образы и воспоминания заслоняют окно, улицу тонущую в потоках дождя и желтые листья плавающие в лужах. Я вижу себя в клубе, голую в лучах прожектора — откуда-то сбоку. Видно, Руслан тогда видел меня с этого ракурса. Потом вижу себя сверху, на кровати, под простыней, и остро чувствую его желание скинуть с меня простыню. А я чертовски заманчива, между прочим, мои формы угадываются под тонкой тканью... О, вот простыня спадает — хлоп — я — голая. Назад кадр — опять я под простыней, торчащие соски угадываются под белой тканью, опять простыня падает, а мои руки привязаны к спинке кровати. И вновь невидимая рука стягивает с меня простыню. А вот я лежу голая, с раздвинутыми ногами и выгнутой спиной, раскрытая, а его рука ласкает меня между ног... А глаза у меня злые... Ого, какие злые! Как он вообще решился ко мне подойти? Опять я под простыней... И опять простыня сползает...
Похоже, он все время прокручивает в памяти этот момент. От этих видений мне становится жарко и я расстегиваю плащ. Руслан поднимает голову, его щеки горят.
— Полина, а что для тебя запретный плод?
Видно хочет в тот магазин зайти вечером, и что-нибудь для меня купить.
— Сметанник,— я называю первое, что приходит в голову. — И еще ромовая бабка. Я бы штуки три съела зараз.
Он смотрит на меня недоуменно, видно, ждал другого ответа и вдруг говорит быстро и страстно:
— Как все это странно и несправедливо! Почему ты не можешь быть со мной? Полина, я же знаю какая ты заводная и горячая! Как мне пережить твою холодность? Что же мне делать?
Он тянет мою руку к своим брюкам.
— Чувствуешь?
Ого, сейчас я вижу себя в какой-то полутемной тесной комнате среди мешков и ящиков. Я стою на коленях, юбка поднята...Такого никогда не было и задница у меня не столь велика — у него гипертрофированное восприятие... ага, это не воспоминание, это фантазии. Ишь ты, хочет вставить прямо здесь, в подсобке.
Я ощущаю его напряженный член в брюках, потом отдергиваю руку и встаю.
— Что делать? Конечно же, развлекаться с русалками или с девушкой с голубыми волосами.
— Что ты имеешь в виду?— он превозмогает смущение.
— То, что сказала. Ты волен делать все, что хочешь. Каждый переживает, как умеет.
— А ты как переживаешь?
— Иногда реву в подушку и утром встаю с опухшим лицом. Иногда бегу по набережной с музыкой в наушниках или танцую на берегу. Становится легче. Но это мой способ переживать. А ты идешь к русалкам. И то и другое, видимо, нормально.
— А ты разве тоже могла видеть русалок?
— Что значит "тоже"? Я их видела в баре "На самом дне", в бассейне.
— Это не совсем бар, то есть, в том числе и бар, конечно, но там еще много всяких штук.
— Каких?
— Что-то типа дополнительного объемного пространства. Я не думал, что это видно другим, полагал, что это личный виртуальный кабинет. Я истратил кучу демонет на этих чертовых русалок. А на такую как ты — средств у меня не было. Я ведь хотел тебя. Сказал ему твое имя и номер комнаты, и говорю — хочу такую же женщину. А он...
— Кто он?
— Бармен этот, назвал огромную сумму демонет и сказал, что без твоего согласия, это нелегально. Ему понадобится слепок твоей фуэрзы. Я пообещал, что останусь здесь работать на месяц, бесплатно, только за одну ночь с тобой, вернее с такой точно как ты, но чтобы не просто трахаться, а ... чтобы ты любила меня, хотела меня...
— Руслан, ты хочешь жить в мире иллюзий? Это же буду не я.
— Ну, может хоть легче станет. Полина, там такой сервис имеется: выбираешь себе персонажей, у каждого — своя цена, и они с тобой... ну... ты делаешь с ними все, что хочешь. Но если время истекает, а демонет больше нет, а ты все еще не закончил игру, то роли меняются — ты становишься их игрушкой. Они вылезают из этого пространства в Демонет и делают с тобой, что хотят. Я не очень разобрался в этой системе, но когда мое время кончилось, они не исчезли, а подождали немножко, потоптались, посовещались, заявили, что я им понравился и поползли в мой номер. Они и к тебе хотели постучаться, но я не позволил. А по дороге подобрали свою знакомую с прошлой игры — девушку с голубыми волосами, но у той хоть ноги нормальные, и все остальное тоже... А с русалками только в воде классно, они такие штуки вытворяют... А на суше они довольно неуклюжие, даже неприятные, и запах у них такой... рыбий, что ли, а в воде не чувствуется.
— Избавь меня от подробностей! Я знаю, что этим заведует Ахх. Ты встречал Ахха?
— Это такой старичок, да? С белой бородой? Я видел его пару раз. Он мне обещал... — Руслан вдруг осекся.
— Что обещал?
— Ничего.
Он замолчал так резко, что, похоже, обещание Ахха каким-то образом связано со мной. Впрочем, я могу и сама у Ахха спросить при случае.
Мысли Руслана становятся обрывочными и бессвязными... и, наконец, совсем растворяются — видимо, действие кофе закончилось. Ух, какая сила — читать фуэрзу, но только чтобы об этом никто не знал. Как скрыть это от других, как удержаться, чтобы никому не проболтаться и не похвастаться? Админу придется рассказать, конечно. А в реале? Могу ли я делать то же самое в реале? Хочу ли я делать это в реале — на этот вопрос я пока не могла ответить, и если да, то чью фуэрзу считывать? Мужа? Коллег? Друзей? Страшновато. По реальным меркам — это нарушение личного пространства. Эх, мне бы со своими мыслями разобраться, а тут еще чужие в голову лезут.
— Полина, ты о чем задумалась? Такой кофе вкусный! Хочешь, я принесу еще.
— Я сама. Подожди.
Возле прилавка — никого. Я подхожу к продавцу:
— Ваш кофе, наверно — лучшее, что есть в Чужом Городе.
Он довольно усмехается:
— Благодарю вас. Я не умею что-либо делать плохо — и в этом моя беда.
— Почему беда?
— Известный факт: если делаешь что-то хорошо, тебя заставят это делать снова и снова. А к Чужому Городу вы несправедливы, госпожа. Для приезжих здесь много интересного, полезного и вкусного, не то, что для нас, жителей. Ого, смотрите, дождь уже было затих, а сейчас — вон какие тучи надвигаются! Видно, какой-то важной персоне понадобился ливень на весь день... Вряд ли сегодня будет много посетителей.
— Разве вам не нравится здесь работать?
— Нельзя сказать, что зарабатывать на жизнь варкой кофе являлось мечтой моей жизни. Но, скажем так, мне это не слишком мешает думать. Но если я буду это делать плохо, то меня сошлют еще ниже. Так что это — лучшее из худшего, что могло бы со мной произойти.
— Как это?
— Я мог бы быть портье или уборщиком улиц — это менее приятно и более хлопотно.
— Меня зовут Полина Аксен, а вас?
— Тим Ласкин. Вижу, мое имя вам ни о чем не говорит.
— Нет, никогда не слышала. Вы не обиделись?
— Нет. Не в имени дело.
— Подождите, я сейчас.
Я подхожу к своему спутнику:
— Руслан, иди в гостиницу, а я останусь здесь.
— Но почему? Ведь админ сказал...
— Руслан, я прошу тебя. Отсюда до гостиницы рукой подать, ничего со мной не случится. Ну, пожалуйста.
— Я подожду тебя в номере, хорошо?
— Хорошо.
— А зонтик? Ведь он наш общий... Может вернуться за тобой?
Я ничего не ответила, я уже не думала ни о нем, ни о зонтике. Мне был интересен продавец.
Тим поставил передо мной еще одну чашку кофе:
— Прошу вас. Приготовлено по особому рецепту. Нет-нет, позвольте мне угостить вас, — добавил он, когда я достала кошелек.
Я отпила глоток и сразу четко въехала в его мысли:
"Я слишком долго ждал встречи, которая хоть как-нибудь сдвинет бедного пенсадора с мертвой точки. В каждом посетителе видел вестника судьбы. А потом потерял надежду, смирился... А сейчас надежды оживают... Зачем ей мое имя? Похоже, она не просто развлекается, а кого-то ищет. Не смей надеяться, Тим. Не смей ".
Он незнакомое слово употребил "пенсадор", я слышала его очень четко.
Он несчастлив и чего-то ждет. Как восхитительно — читать мысли! Не исчезнет ли это умение так же внезапно как появилось? Имею ли я право использовать ее в своих интересах, и если да, то до какого предела? Но это для меня — ошеломляюще, а для уроженцев Демонета — это врожденная способность и норма жизни.
— Тим, вы хотите сказать, что для жителей Чужого Города здесь меньше интересного, чем для приезжих?
Он усмехнулся.
— Разве вам неизвестно, что мы живем здесь против своей воли?
— Нет. А почему так?
— Мы — что— то типа ссыльных, выражаясь языком реала, или узники. У нас нет права покинуть Чужой Город.
— Разве нельзя ли уехать на локальном демовэйве?
— Ни одна демостанция не впустит нас без позволения админа.
— Но почему?
— Местные жители находятся здесь по приговору Демонитета, как провинившиеся. И я тоже отбываю наказание, только срок его не установлен.
— За что?
— Если коротко, то влез, куда не следует, и в наказание, вынужден зарабатывать на жизнь тем, с чем справился бы любой малообразованный игрок.
— Но жители города вовсе не выглядят заключенными. Работники магазинов, кафе, гостиниц и лавочек...
— Жители вынуждены зарабатывать на жизнь и придумывают себе интересные занятия. Полагаю, это приумножает блага миров Голденгейта.
— А вам здесь плохо?
— Вы бы согласились безвыездно жить в городе вечной осени?
— Ну, не знаю... Осень, не зима, все же. Многие в реале всю жизнь проводят в одном городе, хотя никто их там не держит. Значит, это город — тюрьма?
— Для нас, безусловно — тюрьма.
"Когда живешь в одном городе, мимо тебя проходит весь мир "- это он подумал, а остальное я не разобрала — видно, действие кофе ослабло. Попробую в следующий раз пить медленнее. А может, он больше ни о чем не думает. Уф, насколько проще принимать только один поток информации. Главное — не ответить случайно на мысли.
— Но если сюда приезжают гости, значит здесь не так уж и плохо? А зачем они сюда приезжают?
— Чтобы побыть в чужом городе, в смысле, не дома. Здесь удобно назначать встречи, проводить конференции — много зданий и гостиниц специально обустроеных для подобных мероприятий, ну и развлечения у нас имеются — специфические — сами члены Демонитета не брезгуют...
— Сюда, наверно, приезжают любовники, чтобы побыть вместе?
— Никогда. Это невозможно. Гость всегда приезжает один. Таково правило. Впрочем, любовников обычно находят на месте, — сказал, и тут же спохватился. — Ох, простите, я не имею в виду вас и вашего юного знакомого, я просто отвечаю на ваш вопрос.
— Значит, сюда приезжают с целью узнать других, познакомиться?
— Нет. В этом мире все делается ради того, чтобы лучше узнать себя, — засмеялся Тим. — А знакомство с другими этому способствует. Вас должны были предупредить, что люди здесь познакомившиеся, больше никогда не встретятся.
— Да. Мне говорили. Может, расспрашивая вас, я нарушаю какие-то правила? — уточнила я на всякий случай.
— О нет! Вы — гость, вам положено задавать вопросы. Но если бы я вас спросил о причине вашего приезда, то это было крайне неэтично. А вот если бы вы сами решили об этом рассказать, — Тим улыбнулся, — То я не стал бы вас прерывать. Посетители утверждают, что мой кофе располагает к откровенности. Знаете сколько удивительных историй, рассказанных гостями, хранит моя память?
До меня донесся обрывок смутной мысли о Софье Марковне, что-то совсем нелестное, но точно уже не разобрать, вот незадача!
Дверь широко распахнулась, и в кафе ворвался шум и запах дождя, и несколько мокрых желтых листьев влетело вслед за вошедшим. Новый посетитель был высоким мужчиной средних лет, с пышной каштановой шевелюрой. Посетитель повесил промокший плащ на спинку стула и остался в элегантном костюме из дорогой ткани. Прямой крупный нос, большие глаза, мягкий бархатный голос.
— Добрый день, господин Ласкин.
— Приветствую вас, господин Сташевский. Кофе? Как обычно?
Тот кивнул Тиму, а мне улыбнулся, и я успела поймать искорку интереса в его глазах. Тим подошел к столику и поставил перед Сташевским дымящуюся чашку, потом вернулся и шепнул мне:
— Красавец, правда?
Я неопределенно пожала плечами и не ответила. Красив, бесспорно, да только, скорее, как картина, которой хочется любоваться.
— Блестящий игрок, — сообщил Тим доверительным шепотом. — Каждый раз после посещения Чужого Города поднимается на новую ступень. Очень полезное знакомство.
— В каком плане полезное?
— У него можно научиться использованию специфики Чужого Города для подъему как душевного, так и финансового.
— Подождите, если мы с ним познакомимся, то больше никогда не увидимся, так что ли?
