Ири тихо засмеялся. Скрипач выразительно показал Иту кулак.
— Слушайте, так вы мне обычную гитару принесете или нет? — спросил Бард. — Рыжий, ты говорил, что тут у кого-то есть...
— Гармошку мы тебе принесем. Детскую. Игрушечную, — сварливо ответила Ольшанская. — После того, что ты нам устроил, никакой гитары тебе никто не даст. Ни обычной, ни этой, вашей, световой.
— А как я буду частоты подбирать? — Ири лукаво прищурил глаз.
— Что-нибудь придумаем, но это будет что-то, с чем невозможно членовредительство, — отозвался Скрипач.
* * *
Ири, конечно, лукавил — никакая гитара ему для того, что нужно было сделать, не требовалась. И времени тоже не требовалось, все частоты для активации гекса он подобрал еще тогда, когда "слушал" этот гекс с помощью инструмента какого-то погибшего Барда. Видимо, ему просто нравилось, что рядом с ним постоянно кто-то есть, что к его мнению прислушиваются, что он востребован и нужен.
Томанов к новому повороту событий отнесся прохладно и без энтузиазма. Несмотря на демонстрацию с гитарой доверия к Ири у него не появилось, видимо из-за недопонимания, возникшего в первый же день, когда Бард оказался в высотке. Денег на дальнейшие разработки он не дал, разумеется, но Скрипач продал некоторое количество цепочек, и приунывшая было Ольшанская ободрилась: суммы, вырученной за золото, с лихвой должно было хватить на все.
— Если будет нужно, еще заложим, — успокоил ее Скрипач. — Осталось, конечно, мало, но, по идее, должно хватить. Тем более, что этап последний, мы, считай, уже на финишной прямой. Метод проникновения в страну известен и отработан, дело только за оборудованием.
С оборудованием пришлось основательно повозиться. Примитивная техническая база не позволяла сделать генераторы маленькими, все, что имелось, получалось слишком объемным — по крайней мере, для их задачи. Месяц Ит и Скрипач сидели над схемами, месяц ломали себе голову над источниками питания — и все равно, несмотря на все усилия, собрать что-то меньшее, чем прибор, размером с треть "шельмаха", не получалось. Хоть ты тресни.
Основной проблемой стали, разумеется, аккумуляторы. Если схема еще туда-сюда, то батарейка, способная в течение довольно длительного времени поддерживать прибор в рабочем состоянии, занимала весьма много места. И это невзирая на то, что прибор работал импульсно — четыре раза в сутки он включался на долю секунды, а потом снова переходил в режим ожидания.
— Тут-то все как раз просто, — пояснял Ит, когда они оговаривали этот вопрос. — Все генераторы будут синхронизированы. И те, что пойдут на площадки, и тот, что отправится под воду. Последний мы выключим, а когда надо будет активировать точку, по контрольному времени он включится.
— Логично, — покивала Ольшанская. — А если что-то выйдет из строя?
— Про это мы тоже думали, — отозвался Скрипач. — Придется дублировать. На каждую площадку надо будет забросить по два генератора.
— А денег у нас на это хватит? — приподняла брови Роберта.
— Должно, — усмехнулся Ит.
За полтора месяца они собрали четыре комплекта, для трех точек и для узла. Оставалось еще три, но с ними решили немного повременить. Открытым пока что был вопрос, каким образом замаскировать приборы так, чтобы они длительное время находились на площадках, и при этом не привлекали ничьего внимания.
Неожиданно на помощь снова пришел Ири.
— Слушайте, а может быть, сделать их похожими на что-то, чего на площадках много? — предложил он, когда Ольшанская, Скрипач и Ит снова сидели у него вечером.
— На что именно? — заинтересовалась Роберта.
— На камни, — усмехнулся Бард. — Вы ведь можете сделать... ну, что-то типа коробки, которая будет выглядеть, как камень, верно? Камень, только полый, и прибор внутри. Поющий камень.
Ольшанская засмеялась.
— А что тут смешного? — не понял Ит.
— Просто это уже было, — пояснила Роберта. — Не так давно случился шпионский скандал, у нас кто-то рассказывал — американцы пытались прослушать наше посольство...
— Это не после нашего заезда? — невинно поинтересовался Скрипач.
— После, как раз после. Ну вот, и ничего умнее не придумали, как забросить такой камень на лужайку перед зданием. — Она снова захихикала. — Камень из папье-маше, представляете?
Ит кивнул.
— В общем, очень глупо вышло, — закончила Роберта.
— Если бросить булыжник размером с человеческую голову на газон, это действительно будет глупо, — согласился Ит. — Но вот в случае с площадками, которые этими камнями усеяны практически полностью... смысл есть. Еще как есть. Только из чего сделать? Папье-маше явно не годится. Это же бумага, картон...
— Эпоксидная смола, — тут же предложил Скрипач. Ит задумался, кивнул. — А сверху облепить чем-нибудь...
— Хорошая идея! Спасибо, Ири, — Ольшанская улыбнулась Барду.
— Рад помочь, — просто сказал он. — Я ведь тоже заинтересован... чтобы домой... Ит, я попрошу еще раз — достаньте мне простую гитару. Пожалуйста. Клянусь, что не пойду в Сеть.
— Ири, зачем? — укоризненно спросил Скрипач.
— Я хочу кое-что написать... для вас, — признался Бард. — У меня ощущение, очень странное... вы тоже это чувствуете, а сказать не умеете. Я могу попробовать. Вы слишком долго с этим живете, это неправильно...
— Ладно, — сдался Ит. — Будет гитара. Завтра.
— Спасибо, — Ири пристально посмотрел на него. — Ты ведь знаешь, о чем я, официал.
— Кажется, знаю, — вздохнул Ит. — Хотя... да нет, Ири. Не знаю, конечно.
— Значит, поймешь потом.
* * *
Дальнейшие полторы недели прошли под девизом "Люди против эпоксидки". Эпоксидкой последовательно уделали все: руки, одежду, пол, пару лабораторных столов, некоторое количество документов. Проблема заключалась в том, что обращаться с материалом никто не умел, да и скульптурными талантами опять же никто не блистал. Иту, к примеру, пришлось даже слегка укоротить волосы — он, задумавшись о чем-то, поправил свой длинный хвост испачканной в смоле рукой.
В результате делать корпуса все же худо-бедно навострились. Сначала из папье-маше создавали каркас. Потом пропитывали этот каркас смолой. Дальше в несколько слоев набирали объем будущего "камня" с помощью тряпок, пропитанных опять же в смоле. Потом разрезали или распиливали "камень", устанавливали внутри замки. Ну а дальше уже начинали придавать корпусу естественный вид — наклеивали каменную крошку, песок, маскируя и придавая ему вид обычного затрапезного булыжника.
Скрипач злился — "камни" отнимали чертову уйму времени. Проклятые корпуса в результате заняли временного ресурса чуть ли не больше, чем сами приборы. Вместо того, чтобы сидеть спокойно и заниматься "начинкой", они с утра до вечера нюхали эпоксидку и ходили все перемазанные. А ведь еще предстояло сделать два герметичных корпуса, предназначенных для узла — да еще и утяжелить их так, чтобы утонули там, где требуется, а не там, где им вздумается. Проблема утяжеления кончилась тем, что они трое суток таскались по всему городу, скупая, где только возможно, свинцовые грузила, а потом лили свинец и заполняли им в корпусе "камня" все возможные полости.
— И вот на фиг надо, блин, делать эти два тоже в виде камней?! — вопрошал он.
— Не на фиг, — возражал Ит. — А если кто-нибудь туда нырнет и обнаружит на дне что-то интересное?
— Да никто там нырять не будет!
— А вот не скажи. Может статься, что и будет...
— Если они так интересуются дамбой, то еще как будет, — добавила Ольшанская.
— Ох... ну и фиг с вами, — обозлился Скрипач. — Клейте эту ерунду, а я все-таки позанимаюсь начинкой. У меня уже аллергия на эту эпоксидку.
Скрипач лукавил.
Никакой аллергии у него, конечно, не было.
Ему просто было лень.
* * *
Спустя неделю снова сидели у Ири — Бард в их отсутствие заскучал и теперь наверстывал. Он рассказал о том, что научился играть в шахматы (для этого ему потребовалось целых три минуты), и теперь учит играть врачей, которые при нем дежурят — причем на доску ему для этого глядеть вовсе не нужно. Рассказал о новой музыке, которую успел "послушать" с партитур, посетовал, что ему тоскливо, и что гитара, которую Ит достал, не строит, починить ее сам он не может, а вокруг нет никого, кто мог бы это сделать.
— Парень, ну потерпи, — просил Скрипач. — Нам остался последний рывок, и мы сможем, надеюсь, отправить тебя туда, где все будет хорошо. И тебя вылечат, и гитара... ну или виолончель, как захочешь, будет. Мастеров свободных сейчас очень много. А потом домой. Не кисни.
— Скрипач, я не кисну, мне просто скучно, — уныло отозвался он.
— Это и называется "киснуть", — пояснил тот. — Ири, не переживай.
— Я не переживаю. А вот вы оба — переживаете. — Бард посмотрел на Скрипача, а затем на Ита.
— С чего ты это взял? — удивился Ит.
— Вы... вы прячете это очень тщательно и даже наедине про это не думаете. Ну, стараетесь не думать, — пояснил Ири. — Но внутри ведь это у вас есть. Я прав?
— Что у нас есть внутри? — спросил Скрипач медленно.
— То же, что и у меня. Такая же дыра. Но... вы работаете, и поэтому сумели сделать так, чтобы... — Бард замялся, подыскивая слова. — Чтобы ее было меньше видно. У вас ведь тоже кто-то погиб?
— Да, — помедлив ответил Ит.
— Если учесть, что вы оба гермо... Честно, я не читал мысли, — заверил Ири. — Или жена, или муж. Так?
Скрипач кивнул.
— Муж. Только он не погиб, он просто умер. От старости.
Ири потупился.
— Значит, я угадал, — пробормотал он.
— В смысле? — не понял Ит.
— Я написал песню... вам. Только играть ее на этой гитаре. — Бард поморщился.
— Если хочется, то сыграй, — предложила Ольшанская.
— И петь я нормально почти не могу, — грустно заключил Ири.
— А ты потихоньку, — улыбнулась она.
Роберта видела — парня так и подмывает, ему, несмотря на то, что момент, кажется, не совсем подходящий, просто очень хочется спеть. Или даже не просто очень хочется, а для чего-то необходимо. Словно... Она задумалась. Словно Ири для чего-то это и в самом деле требовалось, вот только для чего?
— А ты в Сеть не попробуешь снова сунуться? — с недоверием поинтересовался Ит.
Бард засмеялся.
— На этих дровах далеко не уедешь, — сквозь смех произнес он. Кивнул в угол, где стояла гитара: обычная, дешевая, местного производства. — Даже если бы и хотел, не смог бы. Говорю же, она не строит. Играть как-то можно, а в Сеть — нельзя. Ну что? Спеть?
— Спой, — Скрипач решил, что лучше не обижать Ири отказом.
— Она совсем простая и маленькая, эта песня, — извиняющимся голосом сказал тот, когда Роберта отдала ему гитару. — И она на русском. Ничего, что на русском?
— Почему бы и нет? — Ит удивился. Он чувствовал, что Бард явно чем-то смущен. Чем?.. Уж явно не качеством инструмента.
— Ладно...
Ири тронул струны.
Мелодия и впрямь оказалась незамысловатой, простенькой, но почему-то она впивалась в душу, как рыболовный крючок в ладонь — вроде бы неглубоко и несильно, а не вытащишь...
Распахнуты двери настежь,
И может, когда-нибудь станет иначе здесь.
Блестящие самолеты
Отправятся в свой полет туда,
Где ты есть.
И может, за горизонтом
Будет край земли, где трава по пояс,
И не надо сгорать мотыльком на свечке,
Можно просто остаться самим собою,
Можно просто любить,
И бежать навстречу...
Короткий, всего на четыре такта, проигрыш. И снова...
Летят облака над нами,
Сгорают в огне заката, где ты.
И все мы отлично знаем,
Что так же уйдем когда-то в мечты.
И может, за горизонтом
Будет край земли, где трава по пояс...
Ит почувствовал, что его словно раздели донага и поставили перед огромной толпой — эта песня делала с ним что-то невообразимое. Словно у него не осталось внезапно ни одной, даже самой малой, тайны — все они сейчас были, как на ладони...
Распахнуты двери настежь,
И гаснет в огне заката твой след.
Дай Боже тебе дороги,
Дай Боже тебе спасенья от бед.
И может, за горизонтом
Случится однажды чудо:
Ты вспомнишь сюда дорогу,
Захочешь обнять незримо,
Как шалый весенний ветер
Всех тех, что любил когда-то,
И может хоть на минуту
Увидеться сможем снова...
После того, как гитара смолкла, в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь слабыми звуками откуда-то из коридора.
Первым опомнился Скрипач.
— Как ты... как ты понял? — с трудом выдавил он.
Ири слабо пожал плечами — насколько для него это было возможно.
— А это про всех, — пояснил он. — Наверное... наверное, это для всех, кто тут оказался. Потому что дыру в душе можно заполнить. Наверное. Но у меня получается только вот так.
— Спасибо, — медленно проговорил Ит. — Ири, спасибо. У тебя получилось сказать словами то, что я черт-те сколько даже подумать не мог... так, как оно есть.
— А еще знаете, что мне кажется? — Бард передал гитару Ольшанской. — Мне кажется, что часть тех, кто сюда попадает... не умеет отпускать. Иногда ведь нужно отпустить кого-то, правда?
— Это очень тяжело, Ири, — печально заметил Ит.
— Да, но это все равно нужно — а мы не умеем. Любим, наверное, слишком сильно...
— Давай про это не говорить, — попросил Скрипач. — Давай ты лучше потом напишешь про это песню.
— Давай, — кивнул Бард. — А у вас работы много осталось?
— Много, — исчерпывающе ответила Роберта. — Но мы постараемся не тянуть.
12
Москва — Дерна — дамба Ялта/Стамбул
Случайностей не бывает
— Ребята... — Данил с вытянувшимся лицом стоял на пороге лаборатории. — Ребята, тут такое дело...
Ит отложил паяльник и повернулся к нему:
— Чего случилось, Дань?
Скрипач и Ольшанская, воевавшие с крепежом внутри очередного "камня", тоже подняли головы.
— Саша Конаш погиб, — медленно проговорил Данила.
— Что? — Ит оторопело посмотрел на него.
— Погиб... вернее, был убит...
— Когда?! — ахнул Скрипач.
— Дней десять назад. — Данил переводил взгляд с одного на другого, а Ольшанскую словно и не замечал вовсе. — В Хайдельберге...
* * *
— Кто вас просил?! Что вы наделали?! — Ит в бешенстве треснул кулаком по столу так, что гранитное пресс-папье, стоящее перед ним, подпрыгнуло. — Зачем, ради всего святого?!
— Затем, что вы играете в бирюльки, а по словам врачей вам жить осталось полгода максимум. — Голос Федора Васильевича звучал глухо и без всякого выражения. — Я хотел отработать версию, которая логичнее и правильнее, чем ваша...
— И что в результате? — рявкнул Скрипач. — Вы понимаете, что...
Они уже все знали.
И что, как выяснилось, Томанов отправил Конаша в составе рабочей группы в Хайдельберг — такая возможность у института и в самом деле имелась, только раньше Александр Конаш в эту группу не входил.
