Евангелие от Егория

— Да сой­дут с не­бес пред­ки на­ши, про­ро­ки Мои­сей и Илия! Да сой­дут они в бе­лых оде­ж­дах и да бу­дут ре­чи свои го­во­рить нам! От­крой­те гла­за по­сте­пен­но, что­бы не обожг­ло вас не­бес­ным пла­ме­нем.

От­кры­ли гла­за Петр, Иа­ков и Ио­анн и уви­де­ли пе­ред со­бой Ии­су­са, а ря­дом с ним две па­ря­щих в воз­ду­хе при­зрач­ных фи­гу­ры — не ина­че, как Мои­сея и Илию, ко­то­рые на­ча­ли бе­се­ду с Ии­су­сом. Но толь­ко лишь от­крыл рот Ии­сус, как раз­дал­ся глас гро­мо­вой. Ус­лы­шав его, уче­ни­ки па­ли на ли­ца свои в стра­хе, а ко­гда оч­ну­лись, то уже ни­ко­го не уви­де­ли, кро­ме Ии­су­са. По­гля­де­ли друг на дру­га, ра­зи­нув рты, апо­сто­лы да и по­шли за учи­те­лем вниз с го­ры, что­бы по­ве­дать ос­таль­ным, ка­кое чуд­ное ви­де­ние они уз­ре­ли свои­ми соб­ст­вен­ны­ми гла­за­ми. Рас­ска­зы­ва­ли они, пе­ре­би­вая друг дру­га, уточ­няя: один ви­дел Илию спра­ва, а не сле­ва от Мои­сея, дру­гой го­во­рил, что Мои­сей и Илия бы­ли с длин­ны­ми се­ды­ми во­ло­са­ми, а тре­тий ут­вер­ждал, что один из них был лы­сый, как ко­ле­но.

Не дав им дос­по­рить, Ии­сус опять по­вто­рил сво­им уче­ни­кам, что уже ска­зал од­на­ж­ды:

— Сын Че­ло­ве­че­ский пре­дан бу­дет в ру­ки че­ло­ве­че­ские, и убь­ют его, но в тре­тий день он вос­крес­нет. А те­перь, бра­тья мои, идем в Ие­ру­са­лим, ибо там бу­дет схва­чен Сын Че­ло­ве­че­ский...

Опять хо­тел су­нуть­ся со сво­им во­про­сом Фо­ма, что как же, мол, сы­на Божь­е­го че­ло­ве­ки убить смо­гут, а ко­ли мо­гут то ка­ко­го рож­на пе­реть в этот Ие­ру­са­лим на вер­ную по­ги­бель? Но про­мол­чал Фо­ма, ибо уж очень у всех был тор­же­ст­вен­ный вид.

ВХО­Ж­ДЕ­НИЕ ВО ИЕ­РУ­СА­ЛИМ

И ко­гда при­бли­зи­лись к Ие­ру­са­ли­му, то у го­ры Еле­он­ской, что по со­сед­ст­ву с Ви­фа­ни­ей, Ии­сус ска­зал Мат­фею:

— Возь­ми ко­го-ни­будь с со­бой и пой­ди­те в се­ле­ние Ви­фа­нию, что пря­мо пе­ред на­ми. Сра­зу за во­ро­та­ми обыч­но ос­тав­ля­ют ос­лов да верб­лю­дов гос­ти го­род­ские. Най­ди­те сре­ди них ос­ли­цу при­вя­зан­ную, а с нею ос­лен­ка, на ко­то­ро­го ни­кто из лю­дей не са­дил­ся. От­вя­жи­те их и при­ве­ди­те ко мне. Еже­ли же кто нач­нет бра­нить вас и по­пы­та­ет­ся по­ме­шать вам, ска­жи­те, что они на­доб­ны Гос­по­ду.

По­шли Мат­фей с Фад­де­ем, на­шли и ос­ли­цу, и мо­ло­до­го ос­ли­ка, при­вя­зан­ных у во­рот на ули­це, от­вя­за­ли их и по­ве­ли за го­род­ские во­ро­та. Не­ко­то­рые из сто­яв­ших на ули­це и уви­дев­ших, как быв­шие мы­та­ри от­вя­зы­ва­ют жи­вот­ных, ста­ли воз­му­щать­ся:

— Что де­лае­те? По ка­ко­му пра­ву от­вя­зы­вае­те чу­жих ос­лов, мздо­им­цы про­кля­тые? Вот мы вам сей­час на­да­ем по ше­ям за это!

— Так по­ве­лел нам Ии­сус... — от­ве­ча­ли на это Ии­су­со­вы уче­ни­ки. — На­до­бен ему имен­но ос­ле­нок не­объ­ез­жен­ный, за­чем не ска­зал...

— Лад­но, пар­ни, от­пус­тим их с Бо­гом! — ска­зал один из тол­пы. — Чай, не съе­дят они ос­лен­ка с ос­ли­цей! А мо­жет, за это Ии­сус нам ка­кой еще фо­кус спо­до­бит!

И от­пус­ти­ли их во­своя­си — бла­го, что ос­ли­ца с ос­лен­ком ни­ко­му из них не при­над­ле­жа­ла, а хо­зяи­ном чу­жо­го до­б­ра, ох, как лег­ко се­бя чув­ст­во­вать!

Вер­ну­лись уче­ни­ки к Ии­су­су со сло­ва­ми, что чуть не по­би­ли их.

— За­чем те­бе ос­ле­нок-то чу­жой? — спро­си­ли его Мат­фей да Фад­дей.

— Свя­тое Пи­са­ние чи­тать на­до по­ча­ще, там обо всем ска­за­но! И об ос­ли­ке этом там сло­ва есть! За­бы­ли, как Царь Иу­дей­ский в Ие­ру­са­лим дол­жен въе­хать? Вспом­ни­те сло­ва те: "Не бой­ся, дщерь Сио­но­ва! Се, Царь твой гря­дет, си­дя на мо­ло­дом ос­ле". Уче­ни­ки Ии­су­со­вы в оче­ред­ной раз ос­та­лись в не­ве­де­нии: что за прит­чу про ос­ла на этот раз по­ве­дал им их учи­тель? Толь­ко Иу­да, сто­яв­ший ря­дом, ти­хонь­ко шеп­нул Ии­су­су на ухо:

— За­чем же ты по­слал уче­ни­ков сво­их на кра­жу? А где же "не ук­ра­ди"? Сво­им же сло­вам про­ти­во­ре­чишь!

— Есть свя­тая ложь, но есть и свя­тая кра­жа, — от­ве­тил Ии­сус. — Эх, Иу­да, Иу­да! Да ведь на­род-то уже со­всем опо­ло­умел, со­всем со­зрел для то­го, о чем мы с то­бой до­го­во­ри­лись. Вот въе­ду я на ос­ли­ке, так кто-ни­будь да вспом­нит, за­орет осан­ну, а там уж — и не удер­жишь! Все бу­дут ме­ня как ца­ря бла­го­слов­лять. Это ли не по­вод для мое­го шум­но­го аре­ста?

— Ии­сус, ты — ге­ний! Мне та­кое и в го­ло­ву не при­хо­ди­ло, а ты так бы­ст­ро со­об­ра­зил!

— Вот и бу­дет од­но­вре­мен­но свя­тая кра­жа ра­ди свя­той лжи, а свя­тая ложь ра­ди свя­то­го де­ла! А я ведь не бу­ду при­зна­вать­ся, что я се­бя ца­рем Иу­дей­ским счи­таю, ина­че ме­ня за су­ма­сшед­ше­го со­чтут, а тем и де­ло на­ше про­ва­лит­ся. А бу­ду мол­чать да за­пи­рать­ся — тем и гнев пер­во­свя­щен­ни­ков и упра­ви­те­лей на се­бя на­вле­ку. По­нял?

Сел Ии­сус на мо­ло­до­го ос­ла и на нем въе­хал в Ие­ру­са­лим. Но толь­ко въе­хал Ии­сус в го­род­ские во­ро­та, как по­шел сре­ди на­ро­да, при­шед­ше­го на празд­ник, шу­мок. Сна­ча­ла ше­ле­стел ше­по­ток: "Сей есть Ии­сус, Про­рок из На­за­ре­та Га­ли­лей­ско­го". По­том кто-то вспом­нил и стро­ки из Свя­щен­но­го Пи­са­ния, и на­ча­лось... Сна­ча­ла ти­хо и враз­брод, а по­том гром­че и гром­че раз­да­ва­лись кри­ки: "Осан­на! Бла­го­сло­вен Царь Из­раи­лев, гря­ду­щий во имя Гос­под­не!" По­том поя­ви­лись лю­ди с паль­мо­вы­ми вет­вя­ми и ста­ли, раз­ма­хи­вая ими, как фла­га­ми, кри­чать здра­ви­цы Ии­су­су.

И по­ня­ли уче­ни­ки, в чем де­ло: ви­ди­мо, про­слы­ша­ли лю­ди, что пер­во­свя­щен­ни­ки ре­ши­ли убить Ии­су­са, а за­од­но с ним и вос­кре­шен­но­го Ла­за­ря, по­сколь­ку мно­гие из иу­де­ев уве­ро­ва­ли в Ии­су­са. Воз­му­тил­ся на­род — и без то­го сплош­ные при­тес­не­ния да па­ко­сти от вла­стей. Вон и Ио­ан­на Кре­сти­те­ля го­ло­вы ли­ши­ли ни за по­нюх та­ба­ка, а те­перь им и Ии­сус плох стал! Нет, не прой­дет! И на­род ре­шил встре­тить Ии­су­са как но­во­го ца­ря.

И по­ня­ли уче­ни­ки... А так ли уж по­ня­ли? Мож­но ли во­об­ще по­нять тем­ную на­род­ную ду­шу? Се­го­дня сла­вят, зав­тра — про­кли­на­ют. Се­го­дня лю­бят, зав­тра — убь­ют, не морг­нув гла­зом.

Но, тем не ме­нее, все и вы­шло, как по пи­сан­но­му, как Ии­сус и пред­ви­дел. Поч­тил его на­род за сво­его ца­ря.

ПРО­ЩА­НИЕ С МА­ГДА­ЛИ­НОЙ

За шесть дней до Пас­хи при­шел Ии­сус в Ви­фа­нию в дом, где жи­ли Мар­фа с Ма­гда­ли­ною и Ла­за­рем. Ла­зарь по­про­сил сес­тер уст­ро­ить пред­празд­нич­ную ве­че­рю для Ии­су­са и его уче­ни­ков.

Дав­но уж не ви­дел Ии­сус Ма­гда­ли­ны и то­мил­ся от же­ла­ния хоть од­ним глаз­ком взгля­нуть на нее, опять по­чув­ст­во­вать ее лас­ко­вые ру­ки. Пом­нил он яр­ко и от­чет­ли­во ту вол­шеб­ную ночь, ко­гда он впер­вые по­знал Ма­гда­ли­ну, пом­нил как про­ва­лил­ся он в то слад­кое не­бы­тиё... Это вос­по­ми­на­ние не да­ва­ло ему по­кою с тех пор. Вре­ме­на­ми ему ка­за­лось, что он го­тов бро­сить все, за­быть весь ос­таль­ной мир, лишь бы по­вто­ря­лась та ночь еще и еще...

Кто зна­ет, ес­ли Гос­подь со­шел к его ма­те­ри, как она твер­дит, то и че­ло­ве­ку не грех меч­тать о тех же во­ж­де­ле­ни­ях, ко­то­рые не чу­ж­ды и Гос­по­ду! От­го­нял Ии­сус от се­бя сии гре­хов­ные мыс­ли, но они то и де­ло воз­вра­ща­лись к не­му, тер­зая его ду­шу... Но все бы­ло уже пред­ре­ше­но и ре­ше­но. У них с Иу­дой был план, от­сту­пить от ко­то­ро­го он уже не мог. Он знал, что у не­го ос­та­лись счи­тан­ные дни: в пас­халь­ные празд­ни­ки Иу­да пой­дет к Каи­а­фе и за три­дцать ди­на­ри­ев по­обе­ща­ет вы­дать вла­стям Ии­су­са. И имен­но за день­ги! Это не вы­зо­вет по­доз­ре­ний у пер­во­свя­щен­ни­ка: кто в этом ко­ры­ст­ном ми­ре по­ве­рит в ис­крен­ность бес­ко­ры­ст­но­го пре­да­тель­ст­ва? В то же вре­мя, ко­гда уз­на­ют, что Иу­да пре­дал Ии­су­са за день­ги, все по­ве­рят, что он низ­кий и ко­ры­ст­ный пре­да­тель...

Нет, нет!.. Нель­зя рас­слаб­лять­ся! Как это ни тра­гич­но, нуж­но смот­реть прав­де в гла­за: это по­след­няя встре­ча с воз­люб­лен­ной... А сколь­ко еще не ска­за­но, сколь­ко еще не пе­ре­жи­то! Ведь жизнь, на са­мом де­ле, толь­ко на­чи­на­ет­ся...

Но впе­ре­ди мая­чит не­умо­ли­мый крест...

Мар­фа с Ма­гда­ли­ной, ме­ж­ду тем суе­ти­лись во дво­ре, жа­ря на вер­те­лах па­ру мо­лоч­ных яг­нят. За­па­хи жа­ре­но­го мя­са рас­тво­ря­лись в неж­ных су­мер­ках ве­сен­не­го ве­че­ра, об­во­ла­ки­ваю­ще­го уже ма­куш­ки де­ревь­ев и ок­ре­ст­ные де­ре­вья и до­ма. На чуть свет­лом еще не­бе за­жи­га­лись пер­вые звез­ды. Тем­не­ло бы­ст­ро, как все­гда тем­не­ет на юге.

Вот уже не ос­та­лось све­та, кро­ме све­та оча­га, на ко­то­ром до­жа­ри­ва­лись туш­ки яг­нят. Ис­кор­ки ве­се­ло по не­ви­ди­мым спи­раль­кам взви­ва­лись вверх и там гас­ли.

"Вот так и мы, — по­ду­мал Ии­сус, — от­ры­ва­ем­ся от по­ро­див­ше­го нас ог­ня жиз­ни и ис­че­за­ем в тем­ном про­стран­ст­ве не­бы­тия... Вот так и мы..."

Он си­дел в за­дум­чи­во­сти, один, и был рад, что ни­кто не об­ре­ме­ня­ет его раз­го­во­ра­ми, во­про­са­ми... Вдруг он по­чув­ст­во­вал сза­ди лег­кое те­п­лое ка­са­ние. Он сра­зу по­нял, что это Ма­гда­ли­на по­до­шла к не­му не­за­мет­но. Лег­кая дрожь, ка­кой-то нерв­ный оз­ноб про­шиб все его те­ло. Он хо­тел встать, но но­ги его, слов­но ват­ные, не слу­ша­лись хо­зяи­на. Ма­гда­ли­на се­ла за его спи­ной, при­сло­нив­шись к не­му сво­ей уп­ру­гой го­ря­чей гру­дью. Ии­сус по­чув­ст­во­вал в том мес­те, где его ка­са­лась Ма­гда­ли­на, та­кое жже­ние, буд­то кто по­ло­жил ему на об­на­жен­ную спи­ну горсть рас­ка­лен­ных уг­лей... Ма­гда­ли­на по­ло­жи­ла свою ру­ку ему на пра­вое пле­чо, а са­ма приль­ну­ла к не­му уже всем те­лом.