— Это у тебя совпадение, а у нас — воля Божья. И без нее не добраться бы тебе до нашего скита! А уж раз добрался, так значит есть у тебя к нам дело, ты уж мне поверь! Случайностей не бывает! — и старик многозначительно воздел указующий перст.
— Сейчас чай допьем, с дорожки, а потом знакомиться пойдем! — продолжал монах, оказавшийся Паисием. — Мы тут скитничаем... Кроме меня еще двое спасаются: Тихон да Александр. Я навроде выборного скитоначальника, да и по возрасту старший.
Тут Паисий посмотрел на меня так, как будто увидел впервые и сказал:
— А ты некрещеный ведь? У нас через часок Утреня, хочешь, вместе пойдем! Некрещенным можно!
Пришлось вежливо отказаться — не люблю камлания всяким там ...богам. Да и какие у меня боги? По материнской стороне или по отцовской? Людские или эльфийские? А если людские, то аборигенские или боги пришлых?
— Ну, на нет и суда нет! значит, что-то другое тебя к нам привело. Может, на душе что имеешь, так вываливай, не стесняйся!
— Что, прямо вот так? — если они тут так каждого случайного путника пытают, то это называется нездоровое любопытство.
* * *
— Да что ты мнешься, говори уже, я ж вижу — накипело!
Ладно, действительно, накипело, кое-чего расскажу из вежливости, не думаю, что мне это как-то повредит, да и истинную причину того, что я почему-то же оказался здесь, надобно скрыть. А врать лучше всего правдоподобно:
— Есть у меня проблемка одна: снится мне пакость всякая, избавиться хочу...
— А есть, есть от этого хорошее средство, — ты вот работать не пробовал? Чтобы ручонки такие были? Это знаешь что? Мозоли! — сидящий на самодельной лавке дед показал мне ладонь, больше похожую на неоструганную дубовую доску, даже не доску, а полешко, расколотое молодецким ударом топора и кое-как зашкуренное.
— Поработай ручонками, чтоб тебя седьмой пот прошиб, и сразу сонные мечтания исчезнут!
— Стар ты, дед, — озвучил я очевидный факт. — И с молодежью редко общаешься. И в городе был последний раз давненько уже, судя по всему... А то бы знал, что на такие слова теперь принято отвечать. Но из уважения к твоим сединам — промолчу.
Старик не обиделся, только хитро усмехнулся, ногой, не вставая, распахнул дверь наружу и натужно закричал, но не на меня, а куда-то в сторону большого сруба:
— Тише! Тише!
Да вроде и не орет никто!
Потом повернулся ко мне и сказал, все с той же хитринкой, делавшей его похожим на Деда Мороза, как его пришлые рисуют на праздничных открытках.
— Давно, говоришь, с молодежью не общался? Будет тебе молодежь! Вот тебе отец Тихон, у него и спрашивай, что ты там такое хотел, раз старика уважить не хочешь.
Понятно. То, что мне "Тише" послышалось, было "Тиша", то есть Тихон...
На окрик старика из-за угла сруба высунулась уморительная фигура. Долговязый, худой, как скелет, но при этом сильно сутулящийся молодой парень с землистым лошадиным лицом и тонкими, слабыми соломенными волосами до плеч, собранными в жидкую косицу, производил впечатление больного. Причем не только физически, но и душевно.
— Да, батюшка? — откликнулся он тонким и одновременно сиплым голосом, запахивая затрапезного вида серый подрясник и прижимая подбородком к груди рваный шарф, который едва не слетел с его тонкой шеи от легкого порыва ветра.
— Разберись, отец Тихон, тут с рабом Божиим, помощь ему требуется...
— Ничей я не раб, — буркнул я. — Тоже мне, раба нашли. Сперва ошейник наденьте, потом командуйте! Только, смотрите, не надорвитесь, когда надевать будете...
— А-а-а, ершистый, эт хор-р-шо! — с этим нелогичным заявлением дедок с кряхтеньем поднялся на ноги, с достоинством поправил широкий кожаный пояс, благодаря которому его можно было определять не как "вольника", а как заправского штангиста, и побрел по каким-то своим делам, сбагрив меня "болезному".
От приближающегося ко мне Тихона я меньше всего ожидал, что тот сможет со мной "разобраться". У него даже оружия нет... Хотя ладони, как я посмотрю, шире моих раза в три. Не нахлебничает парень, ничего не скажешь... Но будет ли он сколько-нибудь опытен в таких делах, как у меня? Если не врут про монахов-христиан, про обет безбрачия, в частности, то ему-то в силу закона о единстве противоположностей и, самое главное, возраста должны только голые девки сниться во всех ракурсах. Вон рожа-то какая прыщавая... И как объяснить ему такое "личное" дело, как сон, в котором некто Виталя наглеет и ведет себя вызывающе... Как объяснить, что это вызывает иногда такой необъяснимый страх, какой живой Виталя никогда на меня нагнать бы не смог, даже если бы являлся в компании всех своих вооруженных до зубов зеркальников в "полнолунном" обличье... Почему я Витале каждый раз то в зубы, то по яйцам... Страшно потому что... И история с "голосом", случившаяся в заповеднике "манулов" мне совсем не нравится. Не хотелось бы, чтобы какой-то голос во мне "жил". И для обсуждения таких дел постарше кто-то нужен... Да и вообще, не слишком-то я рвался свои сны с кем-нибудь обсуждать...
* * *
— Ты у него что-нибудь из рук брал? О чем-нибудь с ним договаривался? Может время оговаривал, когда ему "приходить"?
— Нет, не помню такого. И что значит "время"? У меня ж с ним не сеанс связи по расписанию. Как засыпаю, так он тут как тут.
— Ел с ним вместе? Пил? Во сне, я имею в виду.
— Не ел и не пил... Да я с ним вместе срать не сяду — такая сволочь. Но раньше был другим...
Монашек расслабленно выдохнул, и только тут я заметил, что во время нашего разговора он непроизвольно задерживал дыхание, дожидаясь моих ответов.
— Да чего ты так волнуешься? — непонятная забота со стороны совершенно незнакомого человека меня всегда настораживает.
— Недаром тебя отец Паисий ершистым назвал! Повезло тебе! — монах едва не светился от счастья, а я вообще уже ничего не понимал. Вот так за пару минут разговора сделать кого-нибудь почти абсолютно счастливым — вот бы с девками так! И что такое "повезло"? Надо "Божья воля"! Сказал же Паисий, что в случай и судьбу они не верят! Вот я, всего ничего в монастыре, а лучше молодого разбираюсь!
— Если бы ты хоть что из его рук принял, ел бы с ним, пил, очень сомневаюсь, что сохранил бы свободу, — сбил меня с мысли Тихон.
— Типа, во сне бы на каторгу отправили? — попытался я пошутить, но уже от полного обалдевания — вроде по-русски человек говорит, только я ничего не понимаю.
— Свободы воли у тебя бы не было. Или осталась бы исключительно в бытовых вопросах, если демон очень сильный. А так был бы ты "ведомым". Проще — одержимым. Или бесноватым, как мы говорим...
— Погодь, не торопись, так Виталя — демон? Не смешите мои тапочки — я его давно знаю. Оборотень — да. А вот насчет демона — сомневаюсь.
— Зря сомневаешься. Вот скажи, можешь ты поручиться, что к тебе в твоих снах приходит именно твой приятель, по имени Виталий, а не кто-то, натянувший его личину? Сравни: в какой бы город или село ты не заехал, везде амулеты понатыканы, да на воротах колдуны стоят — проверяют, человек идет, или тварь какая, под человека маскирующаяся.
А хорошая аналогия. Что-то раньше я об этом не подумал.
— Так то в жизни, а то во сне! — возразил я, но уже без прежнего апломба. — И сон-то мой, а не чей-нибудь! А что мое, то мое. Чужого мне не надо, но и пролезть в мой сон никому не дам!
— А тебя кто-то спросит? Или ты, значит, сны свои и себя в своих видениях полностью контролируешь? Хорошо получается? — удивительно, но в голосе моего собеседника, которого я про себя назвал "блаженненьким", прорезался какой-то горький сарказм, и хоть смотрел он по-прежнему как-то искоса, и большая голова его на тонкой шее по-прежнему смешно покачивалась, выдаваясь вперед из-за сутулости, несерьезным человеком, не отвечающим за базар, он теперь не выглядел. Видно, что в "вопросах" парень разбирается. Это заставило меня задуматься над его словами всерьез. Насколько подконтрольны мне мои действия во сне? Да ни насколько! То я Витале по суслам, то подхожу, как дурак, на дистанцию удара и в дырку на его костюмчике заглядываюсь, отчего меня туда и утягивает. Вот, например, когда я после пьянки в Ярославле на полу гостиницы очнулся — разве я себя контролировал? И револьвер у меня тогда в руках сам собой выстрелил... Одно хорошо: вряд ли меня монахи с позиций доктора Фрейда и его последователей "анализировать" будут. Этого уж никто не выдержал бы...
Ну, я и рассказал монашку пару своих снов — ничего не преувеличивая, но и не преуменьшая. Говорил и сам себе удивлялся: что за бред!
— Вот я об этом и говорю...— хмуро ответил молодой скитник.
— Подожди, подожди! — я схватился за голову, — Значит ты думаешь, что в образе Витали ко мне приходит некий демон из низших планов, и если я с ним выпью, то все — он во мне поселится, и я стану одержимым?
— Почти так,— ответил мой собеседник серьезно и печально. — Хорошо формулируешь... На самом деле, даже если ты с ним хоть в чем-то согласишься, или попросишь у него хоть что-то — не обязательно там денег в долг, а просто вроде как посоветуешься с ним — совета попросишь, то почти наверняка он в тебе пропишется... А поскольку гарантий никаких, что тебе отбояриться удастся — ты ведь, как любой нормальный человек, себя во сне не контролируешь, то рано или поздно он тебя обманет. Или ты считаешь себя хитрее демона?
— Я ему специально противоречу, из принципа. И буду противоречить, потому что он все время врет, или какую-то ерунду несет — уши вянут.
Тихон мельком посмотрел на мои уши и продолжил:
— Если демон сильный, он речь свою так построит, что ты правду ото лжи не отличишь. Смешает правду с ложью, часть правды скажет, остальное приврет, на нюансах сыграет, запутает. И пойми, чем больше вы с ним общаетесь, тем лучше он тебя узнает!
* * *
— На каждого демона найдется свой калибр! — сказал я, похлопывая рукой по кобуре с "чеканом", но как-то уже без огонька, по инерции. В чем-то парень прав: когда Виталя про совесть мою и Глоина говорил, казалось, на аршин подо мной землю видит... Странно получается: я про Виталю рассказывать стал, чтобы дурацкие вопросы не задавали. Не люблю врать людям, которые меня спасли, нечестно это как-то. А пришлось бы — не рассказывать же, как я на Тимохина поработал да с какой целью в Гуляй-поле еду... А теперь выясняется, что сны мои вовсе не забавны, как я сам полагал, а очень даже зловещи. И означают какое-то не очень хорошее дело.
А вот насчет того, что я "нормальный человек", монашек погорячился. И есть пара рецептиков. Как всякий эльф, я могу впасть в "полудрему". Но в отличие от эльфа нормально спать мне все равно нужно. И есть еще один фокус — "волчий сон" называется. Но это на крайний случай. Пять суток без нормального сна — не считая пятнадцатиминутные "быстрые" фазы через каждые четыре часа — и сутки минимум отсыпаться потом придется. И еще неделю на стенки натыкаться буду. Как ни крути, а встречи с Виталей не избежать.
И что делать-то теперь? Неохота, если честно, одержимым становиться. Ходишь под себя, не понимаешь ни фига, на звериные голоса орешь, не узнаешь никого. Просветления если и бывают, то на день, на два, а то и на пару часов... Лучше сразу пулю в лоб, чтоб не мучиться. Но вроде можно колдуна позвать, чтоб демона изгнал. А еще лучше — некроманта. О! идея! С некромантом надо поговорить!
— Скажи-ка, Тихон, а некромант в этом деле помочь может?
— От некроманта зависит, — занял вполне разумную позицию Тихон. А что? Взвешенный ответ. А что внешность у парня такая, кто их знает, до чего эти христиане себя довести могут? Детей на алтарях не режут, как Созерцающие, — уже хорошо!
— Вот, допустим, ты к целителю обратился. А квалификации его не знаешь. Как можно гарантировать, что он тебе поможет?
Тьфу ты, только похвалишь собеседника, как выяснится, что у него есть некая дрянная черта, например, во время разговора в носу ковыряется, или ложечкой по краю стакана стучит... Тихон, мракобес такой, все время аналогии приводит.
— Еще некромант некроманту рознь, потому что по-разному люди свой талант используют. — Тихон, смотрю, решил проблему со всех сторон обсосать. Уважаю, правильный подход, да и время пока терпит. — Есть, говорят, в Тверском княжестве в городе Великореченске некромант великой силы, отзывается на христианское имя Василий, так вот он, еще младенцем неразумным, свою карьеру с того начал, что своего умершего кота оживил. И представь, нежить оказалась для человека неопасной, ни на кого не набрасывалась, а все почему?
— Почему? — мне и впрямь было интересно, никогда такого не слышал, чтобы нежить себя "хорошо вела".
— Мотивом и причиной поступка некроманта Василия была любовь. Любовь! Хоть бы и к коту. Ну, еще он, наверное, всегда кота под контролем держал. Это не сложно: задал последовательность команд — и вперед... Такому некроманту можно и довериться. Но это скорее исключение, чем правило...
Тихон неожиданно резко замолк, и я подумал, что он слишком много о некромантах знает: и по имени Васю какого-то, и подробности карьеры, начиная с детства. Для любителя нехарактерно, для профи — естественно. Или у меня приступ параноидальной подозрительности?
* * *
За обедом меня усадили чуть ли не во главе стола, налили грибного супчика и дали ломоть хлеба. Дедок, который "отец Паисий", наскоро благословил трапезу, и с аппетитом начал наворачивать тот же супчик с тем же хлебушком. Судя по тому, что за непродолжительное время умял он где-то с полбуханки, монашеский обед был не показушным, и история про жареную оленину, случившаяся с королем Ричардом Львиное Сердце в монашеской хижине брата Тука, здесь не повторится. Да и нюх мой никаких особо аппетитных мясных запахов не улавливает. А жаль.
За едой я попытался разговорить монахов, задавая вопросы о их житье-бытье, но они почему-то на простенький и безотказный психологический прием "человек может бесконечно долго говорить о самом интересном — о себе самом" не повелись, так что пришлось, наоборот, им рассказывать о новостях в мире. И как-то они, кажется, расстроились, узнав о войне Твери с эльфами Закатной пущи. Эльфов пожалели наравне с людьми... Удивительно, вроде они не должны эльфам симпатизировать. Все ж из пришлых... В ответ подарил им обе гранаты — больше все равно дарить было нечего, не смарагды же...
* * *
— Про вампиров что тебе известно? Известен мотив их поступков? Когда они не кровь пьют, а "выпивают" человека и затем превращают его в такую же нежить? — мы разговаривали с Паисием уже не первый час, он пригласил нас с Тихоном остаться в трапезной, и, надо сказать, озадачил меня серьезно. Но это хорошо. Редко бывает так, чтобы некие "ответы" полностью исчерпывали вопросы. Наоборот, чем полнее и убедительнее ответы, тем глубже вопросы... Так что мы с Тихоном сидели, открыв рты и слушали "мудрые" речи Паисия, привыкшего, как я уже понял, к жанру "вопрос-ответ".
— Да какой может быть мотив? Кол осиновый им в глотку — и все дела!
— Петя, ты думать вообще пробовал? Тебе на что голова дадена? Шляпу носить? Да ты и шляпу носить не сможешь — уши мешаться будут!
