Правит страной царица Онхельма, говорят, что она необычайно хороша собой и необычайно быстра на расправу. Алексиору оставалось только невесело хмыкнуть, уж он-то знал, насколько эта дама быстра на расправу.
По тому, как сгорбились плечи его друга, когда тот услышал, что государь Вильмор мертв, троих его друзей повесили, а четвертого, ставшего калекой, чудом спасла девчонка— разносчица из портовой таверны, Ширас понял все.
Но вести от матери немного ободрили несчастного беглеца, от них у юноши стало тепло на душе, и даже сквозь наворачивающиеся слезы Алексиор смог бледно улыбнуться. Но он не хотел показывать Ширасу своих слез. Мужчинам не должно плакать. Слез не будет.
— Спасибо, — с чувством проговорил Алексиор, пожимая Ширасу руку, — Спасибо, что ради меня ты пустился в такое далекое путешествие. Я твой должник.
— Эй, уважаемый, я еще не закончил! — воскликнул бывший бандит, — И потом, это я у тебя в долгу!
А потом добавил:
— Если бы не ты, я не встретил бы ту девушку с красными волосами.
Его другу оставалось только порадоваться, что хоть кому-то из них двоих повезло. Ширас же, вернув себе прежнее бесстрастное выражение, рассказал остальное.
Алексиор был неприятно поражен, когда услышал, что царица истребила всех голубей в городе, а теперь штурмует фиорды. Но нисколько этому не удивился. А вот что Голен стал одним из предводителей контрабандистов, вызвало у него улыбку. Голен всегда был лучшим и самым способным из них.
Из них. Но троих из них уже нет. А оставшиеся двое...
Подумать только, всего лишь через какой-то месяц с небольшим он должен был стать царем Страны морского берега. Бред. Пустой бред.
Но у него оставался еще один вопрос:
— Евтихия?
Ширас покачал головой. В этот миг Алексиору стало страшно, вдруг он сейчас скажет, что девушка мертва, он даже закрыл глаза. Но Ширас сказал:
— Исчезла. Пропала без вести.
Алексиор заметил, что не дышал все это время, только теперь, когда выдохнул от облегчения. Пропала без вести — это не так страшно. Он ее все равно найдет.
И пусть на это уйдут годы, да пусть хоть вся жизнь.
* * *
Ее Величество великая царица Астинит уже довольно долго наблюдала за своим личным секретарем. В последнее время он постоянно был подавлен. Впрочем, юноша и раньше не фонтанировал весельем, но с того дня, как она рассказала ему свой кошмарный сон, стал как-то хмур и неразговорчив. Нет, работал он даже больше прежнего, но...
Она ведь была матерью, она видела, как потух свет в глазах этого мальчика. И лишь иногда в них вспыхивал какой-то горестный огонь. Ей хотелось сделать мальчика счастливее. А что может сделать счастливее жизнь мужчины? На примере своего сына (да и покойного мужа) царица Астинит могла сказать — женщины. Добрая царица уже присмотрела ему в подарок красивую наложницу, из тех девушек, что были у нее в услужении. Осталось только выбрать удачный момент. И ей показалось, что такой момент скоро настанет.
— Ароис, — позвала она, отвлекая своего личного секретаря от бумаг, в которые он зарылся с головой.
— Да, госпожа?
— Скажи, когда у тебя день рождения?
Парень замялся, но потом ровным голосом сказал:
— Через один месяц и три дня.
— Угу, — царица кивнула своим мыслям, — Помнится, ты говорил, что можешь найти воду в той пустыне, что к западу от Магриха?
Алексиор тут же встал и произнес:
— Да, если моей госпоже угодно.
Она оглядела его. Повзрослел за этот месяц, немного раздался в плечах. Красив. А волосы... Умереть от зависти. Госпожа Астинит легко вздохнула.
— Ароис, передай, чтобы готовили мою повозку. Поедем, я покажу тебе это место.
— Да, Ваше Величество.
Юноша поклонился и вышел передать распоряжение царицы, а она смотрела вслед, испытывая какое-то странное чувство. А может быть предчувствие...
* * *
Через пару часов они уже были на том месте в окрестностях Магриха, где царица Астинит видела во сне озеро. Там действительно каменистая пустыня делала неглубокую впадину, чем-то напоминающую округлый бассейн.
Но, увы, к вящему сожаленю, воды в этих местах не оказалось.
Всю дорогу обратно царица молчала. Ей было отчего-то грустно, немного досадно и обидно. Словно не сбылась мечта. Алексиор же чувствовал себя виноватым. Хотя, казалось бы, в чем его вина? Но тягостное ощущение не отпускало до того самого момента, когда они подъехали к стенам дворца. Возвращались они другой дорогой, не той, что выехали. Алексиор раньше никогда не проезжал через эти старые ворота, потому все внимание было приковано к тому, что видели сейчас его глаза.
Магрихский дворец на самом деле огромная, очень древняя крепость, вокруг которой выстроен город, и когда-то раньше он был окружен широким рвом. Хотя теперь в окрестностях города везде каменистая пустыня, покрытая блестящей черноватой пылью, видимо раньше в этих местах была вода, много воды. Потому что остались пересохшие русла рек, следы водоемов, каналы и рвы. Иногда в пустыне среди мелких камешков и песка находят ракушки или окаменелые скелеты рыб, или растений.
Следы крепостного рва хорошо сохранились. Вокруг всего дворца была выстроена еще одна внешняя стена, и пространство между стенами, не занятое никакими строениями, просматривалось с высоких дворцовых башен. Там росли редкие деревья, пальмы.
В какой-то момент, глядя на эти пальмы среди камней, у Алексиора промелькнула странная догадка, наитие, предчувствие чего-то великого.
— Государыня, велите остановить кортеж.
— Зачем, Ароис?
— Мне... мне надо посмотреть... мне кажется...
Он не договорил, но ему показалось, вернее, он почувствовал, что здесь есть вода. И действительно, там была вода, да еще и у самой поверхности! Потому что только пробили верхний пласт, как высоко в вохдух ударил фонтан воды. Это было настоящее чудо.
Все словно сошли с ума и бросились прямо под струи, бьющие из-под земли. Смеялась царица, промокшая до нитки, смеялись ее евнухи и стража, смеялись слуги. А Алексиор стоял посреди этого веселья, подставив руки под воду, и тихо улыбался. Ему было удивительно приятно, что смог порадовать эту женщину, чем-то похожую на его мать, оставшуюся далеко-далеко за морем.
Наконец общая эйфория немного схлынула, царица Астинит вспомнила, что она не босоногая девчонка, а великая правительница, и вернулась в свою вызолоченную повозку, дабы не смущать подданных видом своих промокших покрывал.
— Ароис, — позвала она, — Подойди. Садись сюда.
— Благодарю Ваше Величество, но я вам все запачкаю...
— Глупости! Иди сюда, мой личный секретарь.
— Он как был, мокрый и весь в грязных разводьях втиснулся в на противоложное сидение, стараясь следить как можно меньше.
— Ну вот, моя госпожа, теперь вы будете видеть озро прямо из своих окон, — улыбнулся он.
— Ты доставил мне сегодня великую радость, мальчик. Я хочу тебя наградить. Я собиралась это сделать на твой день рождения, но пусть это случится сегодня. Подарок.
Алексиор удивленно вскинулся при словах 'день рождения', 'подарок'. Боже, как давно это в его жизни в последний раз было. А ведь когда-то он обожал подарки.
* * *
В фиордах потихоньку нарастало напряжение, потому что ждать нападения каждый день слишком тяжело для нормальной человеческой психики. Однако весть о том, что государыня Онхельма отправилась в глубь страны на север, была отрадной. Это означало, что теперь какое-то время можно безбоязненно выходить в море. Чем все контрабандное братство и занялось. Кроме тех, кто вынужден был находиться на посту.
Это напоминало затишье перед бурей.
* * *
Морфос с утра незаметно наблюдал за голубкой. Она стала в последнее время какой-то неспокойной, а иногда вообще уходила в себя, отвечала невпопад. Он даже мог поклясться, что слышал, как пернатая тихонько плачет.
— Евтихия, девочка моя, — позвал древнейший дух земли.
— Да, дедушка, — откликнулась она, но взгляд как был прикован к горизонту, так от него и не отрывался.
Морфос устало выдохнул.
— Девочка, ты мне в последнее время не нравишься.
— Ой, простите, я, наверное, чумазая, простите...
— Не говори ерунды! Я совсем не об этом!
— Тогда о чем...
— Уффф... — сердито просипел дух, — О том, что творится в твоей голове! Ты о чем-то постоянно думаешь. Вот о чем я.
Голубка посеменила из угла в угол.
— Я... Если я вас раздражаю...
— Милая, — Морфос страдальчески сморщился, — Что беспокоит тебя? Скажи.
Евтихия несколько раз приоткрывала клювик, но каждый раз останавливалась. Потом все-таки решилась.
— Скоро год будет, как я не видела Алексиора. Нириель сказал, что с 'черного берега' был человек, который его видел. Узнать бы, как он...
— Уффф... Так бы и сказала.
Морфос потянулся к скальным пластам, тянувшимся аж до самого Расхаранарта, он помнил, где видел юношу в последний раз. Однако его там не было. Древнему пришлось напрячься и 'обежать' весь остров — ничего.
— Знаешь, — озадаченно проговорил он, — Его там нет.
— Да, Нириель говорил, будто тот чужеземец рассказывал тете Ириаде, что Алексиор живет в столице того царства. Во дворце. Он теперь личный секретарь царицы.
Последние слова были произнесены совсем уж тихим голосом.
Морфосу стало понятно.
— Вообще-то, пока эта колдунья уехала на север, ты могла бы слетать туда. Посмотрела на своего Алексиора, а потом вернулась обратно. Ты ведь не успокоишься... А, девочка?
Она не думала об этом, но мысль слетать и взглянуть хоть одним глазком на любимого, показалась такой заманчивой...
— Но я еще никогда так далеко не летала...
— Ничего, мы с тобой воздушного отправим, полетишь на крыльях ветра. Да еще пусть твой Нириель с той пойдет. А то мало ли.
Вот теперь это была прежняя птичка! Как будто даже перышки встопорщились, глазки горят, движения быстрые.
— Ой, дедушка... Я полечу!
— Ну-ну, милая, будет шуметь, — ворчливо пробасил дух земли, пряча улыбку, — Пойду мальчишек позову, чтобы с тобой пошли.
В его почтенном возрасте почти всех местных духов Морфос с полным правом мог именовать мальчишками, а уж тем более, совсем молодых водного Нириеля и воздушного Фаэта.
* * *
Затишье, царившее в закрытом мирке контрабандистов, неожиданно было нарушено в то же утро. Во время завтрака, когда Джулиус, Нильда и Голен сидели за столом с набитыми ртами, к ним ввалилось все женское население фиордов. Джулиус нахмурил брови и обвел взглядом воинственно настроенных женщин. Нильда отложила ложку, а Голен, сглотнув от неожиданности довольно крупный, почти непрожеванный кусок, закашлялся.
— В чем дело, красавицы? — строго хмуря брови, вопросил старшина Джулиус, уже предвидя разборку, которая может потянуться не один час.
— Все дело в ней, — вытянув руку в сторону Нильды, сказала молодая красотка Арница.
Она в прошлом году овдовела, но пока еще не удостоила выбором ни одного из местных парней.
— Во мне? — Нильда поднялась из-за стола, руки так и потянулись уткнуться в боки, — А что со мной не так?
— А то! — выпалила Арница.
Но, поскольку ее словарный запас под влиянием волнения свелся к минимуму, слово взяла одна из достойных матерей семейства, старожилка фиордов Лимерия:
— Нильда, пойми нас. Пока твой красавчик, — она показала глазами на Голена, — Выращивал для тебя цветы и лианы на старых разбитых лодках, все было хорошо. Мы не возражали.
— Еще бы вы возражали! Помнится, вы были в восторге! — Нильда была настроена по-боевому, все это представление ей не нравилось, тем более что она не понимала пока, с какой целью оно устроено.
— Помолчи, Нильда, и послушай.
Нильда скрестила руки на груди и изобразила гробовое молчание.
— Так вот, пока были только цветы, все было в порядке. Более того, пока твой... муж... читал тебе стихи наших и разных там... иномирных поэтов, мы тоже не возражали. Но когда он начал читать стихи собственного сочинения! Да еще и петь! Да еще и по ночам!! Да еще и так громко!!!
Пока произносились эти речи, Голен сидел с открытым ртом, не зная, то ли ему сейчас упасть под стол от хохота, то ли вместе с креслом испариться под их испепеляющими взглядами. Тут все женщины дружно возмущенно засопели и уставились на них с Нильдой.
Джулиус понял, что пара как-то брать ситуацию под конроль.
— В чем, собственно, ваши претензии? — с каменным лицом спросил старшина, — В том, что он поет слишком громко?
— А в том! Пусть уже эта вертихвостка говорит ему 'Да'! Мы же не железные! Мы тут все помрем от зависти... — неожиданно выпалила Арница, а потом, ткнув пальцем в сторону Нильды, добавила — Будешь еще носом крутить, да перебирать харчами, вот соблазню твоего парня, да на себе женю!
— ЧТО?!!! — Нильда мгновенно разошлась, — Соблазнит она моего мужа!? Да я тебе все волосенки повыдергаю!
— Вот и бери своего мужа! Пока мы добрые!
Это могло послужить сигналом к началу боевых действий. Нильда уже собралась высказать женщинам все, что она о них думает, а потом попросить не совать нос в чужую семейную жизнь!
— Кх-кхммм! — вмешался Джулиус, — Девушки, дамы! Успокойтесь! Я вас услышал. Отныне всем мужчинам будут вменены в обязанность красивые ухаживания. Ээээ... цветы, нет... с цветами не знаю, как выйдет, простите. Но стихи и песни — это да! Желательно собственного сочинения. Потерпите немного, вот вернутся ваши мужчины из рейсов — и все вам будет! А теперь идите, милые, идите.
— Мы не хотим по приказу! Мы хотим добровольно! От души!
— Хорошо, — скрипнул зубами Джулиус, — Будет вам и добровольно, и от души.
Кое-как успокоенные женщины покинули жилище Джулиуса. Тот укоризненно уставился на Нильду, а потом, подкатив глаза, воздел руки к небу. Нильда фыркнула и отвернулась.
— Все, я больше не могу! Ты и так уже всех мужиков подвела под монастырь!— рявкнул дед, шмякнул тряпкой по столу и вышел, изображая притворную злость.
Когда дед вышел, Голен с Нильдой переглянулись и... захохотали.
— А как я за тебя выйду? — проговорила сквозь смех Нильда, — Я же танцевать не умею, еще опозорюсь на свадьбе...
— Я покажу тебе! — смеясь, воскликнул парень, — Меня учили танцевать, правда-правда!
— А как мы будем танцевать? Вместе с креслом?
— Нет.
Тут он отделился от кресла, поднялся в воздух и завис совсем невысоко от пола.
— Нильда, подойди, дай руку, — проговорил Голен.
Вот так он вовсе не выглядел ущербным или покалеченным. Так он выглядел могучим молодым колдуном, великим. Нильда, трепеща от волнения, подошла к нему вплотную и взяла протянутую руку. И тут же оказалась в воздухе, прижатая к нему.
— Ой! Ты не уронишь меня? — ей стало немного страшно.
Голен покачал головой и улыбнулся. Не уронит. Никогда.
А потом они стали двигаться и подниматься все выше, пока не покинули пределов скальных расселин и взлетели над ними.
— Ну вот, следи, что я делаю, и повторяй за мной, — прошептал ей Голен, а сам стал медленно кружить ее в танце.
Через несколько минут они уже весело смеялись, носясь над скалами не хуже голубей и чаек. Пожалуй, именно в тот момент девушка поняла, что ее сердце навеки принадлежит этому парню. И какие бы еще испытания не послала судьба, она пройдет их рядом с ним, вместе.
