— Врёт ведь!
Повернулся к ней.
— Думаю, ты не по адресу, девочка. У нас свободное общество, и вообще демократия: кто когда хочет, тот тогда и уходит. Никакого принуждения!
— В таком случае, если у вас демократия, мне придётся побыть президентом, — оскалилась она, чувствуя накаляющуюся обстановку. Вон тот парень жаждет уйти вместе со мной. Местами об этом не догадывается, но поверьте, очень хочет, — выделила она слово 'очень'. — Хуан, — обратилась ко мне, — пошли.
— Так всё серьезно? — криво усмехнулся я. Что может наделать здесь русская принцесса, знал, стоял с ней как-то в паре — быстрая сучка. Меня под орех разделала. Совершенно трезвого и подготовленного.
Вместо кивка ангел наигранно улыбнулась. И я уже собрался подниматься, когда Хан всё испортил. Ну, не любит он такого обращения с собой со стороны слабого пола. Для него слабый пол именно слабый, и когда какая-то... Дрянь ведёт себя так вызывающе, да ещё делает вид, будто он пустое место...
— Слушай, дорогуша, а не пойти бы тебе куда подальше?.. — Он начал теснить её в коридор массой, благо, весовые категории у них различались существенно, но нервы у Жанки были на пределе. Ей бы не умничать, демонстративно подчиниться, оставив за собой поле битвы, как обычно делают женщины, но тут взыграло.
Молниеносное движение, и гитарист взвыл, рука его оказалась вывернута за спину под большим углом.
— Ах ты ж тварь! Ты что делаешь, а? Я ж тебя...
Далее следовало описание того, что он сделает с нею, когда та его выпустит. Я вскочил, выкрикнув что-то, но общая нервозность дала о себе знать. Двое парней, поднявшихся ранее, кинулись отбить Хана, но вновь молниеносное движение, и один из них осел, схватившись за живот, другой, пролетев мимо цели, получив дополнительное ускорение, вмазался в стену коридора.
— Стоять! Никому не двигаться! — заорал я, ощущая, общий настрой вскочить и начистить рыло 'этой сучке', несмотря на то, что она девушка. — И ты — стоять! Стоять и руки не распускать! Ты что творишь?
Присутствующие медленно приходили в себя. Они не занимались на 'мозговёрте', в режиме реального времени никто ничего не понял, потому именно сейчас у меня был шанс погасить конфликт, чуть не сорвавшийся с цепи.
— Пошла вон отсюда! — закричал я на Жанку. — Ты что творишь? Что, как драться научилась, так всё можно? Заткнись! — не дал я возразить ей. Она захлопала глазёнками, не ожидая такой реакции. — Как тебе не стыдно? — продолжал орать я. — Врываешься, к незнакомым людям, творишь чёрти что! Это СВОИ, понимаешь? Свои!!!
Она вновь попыталась что-то сказать, но я не дал.
— Марш вниз! Жди там! Скоро выйду!
Решив, что лучше не спорить, ангел кивнула и ретировалась. Я же, ощущая внутри себя тряску, опустился назад и потянулся к стакану.
— Налейте что ли...
— Кто это? — откликнулся на мою просьбу невозмутимый Фудзи. — Бывшая?
— Да нет, подруга. Сестрёнка. Дальняя. Типа, кузина.
— А-а-а-а... — понятливо кивнул он.
— Да не 'А-а-а'! — вздохнул я. — Мамочка меня ищет, пытается домой вернуть. Вот и её за мной послала, напрягла. Вишь, какая психованная — все мозги видать девчонке проела. Вы это, не обижайтесь, она не специально. Знали бы вы мою мамочку — поняли бы!..
Кажется, атмосферу разрядить удалось. Но больше в этой компании лучше не появляться.
— Что, правда, сестра? — подошла сзади феечка. Я стоял и усиленно плескал в лицо водой, пытаясь хоть немного привести себя в порядок. У меня получалось активировать некие таинственные механизмы организма, заметно трезвея в случае опасности или непредвиденных обстоятельств, но теперь я понимал, что позже за это придётся расплачиваться. Однако сейчас, хоть меня и шатало, в голове посветлело.
— Зай, — обернулся я к ней, выключая воду. — У нас с тобой всё равно ничего не получится. Я человек залётный, сегодня здесь — завтра ушёл.
— Жаль. — Она кисло скривилась. Видно, до последнего на что-то рассчитывала. — А то эти — все козлы. Ты не смотри на них, они только с виду хорошие.
— Все мужики козлы, — философски напомнил я вечную женскую истину.
— Но только все по-разному, — не согласилась она.
— И чем же я лучше?
— Ты другой. — Она покачала головой. — Совсем не такой. И хоть ты латинос, я бы с тобой встречалась. Может, пересечёмся в городе?
Теперь головой покачал я.
— Извини, не получится.
— Проблемы с 'кузинами', да? — Смешок. Из моей груди в ответ вырвался обречённый вздох.
— Даже не представляешь, какие!
— Но с этой ты не спишь, — утвердила она. Мне уже перестала нравиться её интуиция. — Значит, с другими?
Я счёл за лучшее вместо ответа воспроизвести дежурную улыбку Фудзиямы.
— Ну, удачи тебе! С 'кузинами', — огорчённо вздохнула она и исчезла в недрах этой огромной по моим меркам квартире. Я не переживал за неё — найдет чем себя занять, всё-таки дисбаланс полов в её пользу. Вышел в коридор. Из кухни уже слышалась незнакомая мелодия, несколько глоток громко пели что-то патриотическое про честь и отвагу. Инцидент исчерпан.
* * *
Спускался по лестнице, тщетно борясь с эффектом штормления. Если бы не пройденные в своё время бои с последствиями 'мозговёрта', пришлось бы несколько раз растянуться на ступеньках — чувствовать себя трезвым и быть им вещи разные. Но голову занимало совсем другое. Например, таинственная женская интуиция, безошибочно определяющая внутреннее состояние мужчины и причины такового. Ей не нужно знать подробности, что, как, почему, она угадала главное — всё из-за женщин, прекрасных сеньорин и сеньорит. И с Жанкой я, действительно, не сплю. И обо мне. Надо же, я — 'хороший', не такой, как они, 'козлы'. А ещё, что я — латинос, хотя весь вечер говорил только по-русски и только с акцентом обратной стороны Венеры. А с виду типичная феечка молодёжной тусовки, любящая повеселиться и не особо разборчивая в сексе — никакого намёка на продвинутый интеллект. Нет, поистине, женщины — сплошные загадки.
Ещё одна загадка ждала меня на выходе. Стояла и пыхтела, понимая, что 'спорола косяк', но сама себе не желающая в этом признаваться. Иначе говоря, она отчаянно пыталась найти себе оправдание, чего я не мог позволить ей сделать по тактическим соображениям. Но только открыл рот, как она огорошила:
— Ты в порядке?
И оглядела такими заботливыми глазами...
Судя по взгляду, она действительно беспокоилась, что бы там ни произошло у неё с Катюшей и между нами наверху. Я несколько раз хапнул ртом воздух, злость куда-то пропала.
Мальчишка! Сущий мальчишка! Полгода в женской обители, а каким был, таким и остался! Захотелось выругаться.
— Почти. Жан, как это называется? Что ты себе позволяешь?
Голос мой звучал совсем не грозно. Ей осталось только 'виновато' опустить глазки в землю, чтобы довершить разгром.
— Извини, сорвалась, — выдавила она, после чего красочно хлопнула ресницами. Все аргументы застряли в горле. А что тут скажешь?
— Но и ты меня пойми, — продолжила она, чтоб поддержать баланс, не перегнуть палку. — Когда тебе говорят: 'Пойди туда, не знаю, куда, приведи то, не знаю что, в каком бы состоянии оно ни было'... Да ещё когда у тебя первый за две недели полноценный выходной...
— Что, прямо из-под мальчика вытащили? — ехидно оскалился я, возвращая самообладание. Покраснела она только для вида.
— Ты же понимаешь, мы теперь хранители, выходных почти не бывает. Бесконечные вызовы, усиления...
Я понимал. Хранители — тоже люди, и у них своя цена за льготы и повышенное жалование.
Посчитав инцидент исчерпанным, взял её под руку и повёл вперёд, по улице, куда глаза глядят. В караулящую нас машину сесть всегда успеем, пока же стоит просто прогуляться, проветриться, и заодно кое-что прояснить.
— К чему такая спешка? Соглашусь, из диаспоры абы кого не пошлёшь, но кончить-то вам дать могли? Куда мне деться-то до утра? Что за спецзадание такое?
— Ты хоть понял, где находился? — скривились её губы в горькой усмешке, а в голосе проступили нотки недовольства. Недовольства не самой умной сеньоры, не считающей себя гением, увидевшей вдруг тупость, по сравнению с которой она сама — верх гениальности.
— Ну, как бы да, — пожал я плечами, сбитый с толку.
— 'Как бы'? — поддела она.
— После твоих слов не рискую говорить со стопроцентной вероятностью. Ну, так в чём дело?
— Они — националисты, — мрачно выдавила она.
— Покажи мне в Альфе хоть одного русского с Обратной Стороны, который не был бы националистом? — парировал я. — Мы ведь тоже с тобой националисты, просто крайне умеренные. Потому, что умные. А они хоть и не настолько умные, но и не агрессивные. Так, песенки поют...
— 'Песенки поют'! — перекривила она, губы её презрительно скривились. — Они все на учёте, Хуан! Все 'не настолько умные', даже тихие! Любой, мечтающий об отделение Сектора, или просто о большей автономии — враг режима. Любой, 'поющий песенки' о свободе и патриотизме на чужом языке — подстрекатель. И режим борется с ними, как с врагами и подстрекателями. Это хорошо отлаженная репрессивная машина, ни дай бог попасть в её жернова. И ты чуть не попал.
Я обалдело покачал головой. Впервые сталкивался с подобным вопросом, оттого многого недопонимал.
— Но почему сразу 'враги', Жанн? Они же мирные ребята! Ну, пошумят у себя на кухне, что с того? Таких ведь миллионы.
— Вот именно, Ванюша, — усмехнулась она. — Этих — мало, несколько десятков. Но всего их — миллионы. Чувствуешь количественную разницу?
— Там тридцать миллионов человек, Хуан, — продолжила она разжевывать, видя, что я не в лучшем состоянии для мыследеятельности. — Почти треть населения планеты. И почти четверть промышленных мощностей, в том числе оборонных. И ещё десять миллионов раскидано по латинскому сектору, 'пятая колонна'. Плюс те, кто служит в армии — таких, выходцев из сектора, уйма, и они вооружены. И если рванёт — всей планете мало не покажется. Крови прольется столько, что жуть.
Потому они не могут рисковать, вынуждены гонять даже 'тихих' и 'совсем не агрессивных', дабы случайно не пропустить среди них 'буйных', могущих натворить нехороших дел. У них нет иного выхода, пойми.
Я понимал. Но с пресловутым 'как бы'.
— Ладно, соглашусь, наблюдают. — И что? Это ж не митинг на площади Независимости! При чём тут я? Если Катюша думает, что они могут совратить меня своими идеями, переманить на свою сторону...
— Да разве в этом дело? — воскликнула она. — Хуан, там стукачи! Они занесут тебя в базы данных этой надзирающей машины, которые даже Лея не сможет отредактировать — слишком большой геморрой. Машина работает, и такое вмешательство королевы вызовет закономерный интерес некоторых заинтересованных личностей, которые спросят себя: 'А зачем это её величество удалила данные о принадлежности своего протеже к радикальным националистам?'
Если же не удалит, возникнут иные вопросы о твоей к ним принадлежности, но только позже. И это время настанет гораздо раньше, чем кажется, просто поверь мне, как старшей. Жизнь — быстрая штука, особенно обучение. След в любом случае останется на всю жизнь.
Я вновь покачал головой. М-да, об этом я не думал.
— Кто именно стукач, известно?
Она отрицательно покачала головой.
— Ни кто, ни сколько их. Известно только, что есть. Имеются намётки?
Я кивнул. Да, наметки были. И 'этих козлов' мне стало немножечко жалко. Хорошие ребята, не заслужили такого отношения со стороны двуличной мрази в юбке. Двуличной, ибо такие как правило работают за идею, а не за деньги. Но сделать я ничего не мог — и так достаточно засветился.
Жанка улыбнулась и подбадривающее похлопала по плечу.
— Вот видишь! Ну что, не злишься? Что я так...?
— А на тебя разве можно злиться? — Я засмеялся, но смех получился какой-то хриплый. — Но на всякий случай, слушай свои ошибки. Первое, когда ты вошла...
И я пустился в пошаговое пояснение её действий, давая полную раскладку с точки зрения заветов всех сеньор, обучавших меня женской психологии. Неожиданно поймал себя на мысли, а правда, если попаду в базы данных, кто и как со временем сможет этим воспользоваться? Хотя, это преждевременные раздумья, думать надо о 'сейчас', а не о 'завтра'.
Видимо, эту мысль разделяла и Жанка, причём независимо ни от меня, ни от сеньоры де ла Фуэнте, вряд ли потратившей время на подробный инструктаж, как и о чём со мной нужно разговаривать. В Жанкином варианте ценность в импровизации, с нею домашние заготовки не сработают, а вставить мне по первое число она планировала и сама, без всяких сеньор свыше.
— Хуан, можно тебя вытянуть на откровенный разговор? — Лицо её посерело, вытянулось, глаза опасно сузились.
— В чём же его откровенность? — усмехнулся я.
— В аргументах. Буду говорить обидные вещи.
— Валяй.
— Ты это... — Под моим веселым взглядом она сбилась. Я засчитал себе очко. Но быстро нашлась, коротко сформулировав:
— Достал ты всех уже, добрый молодец! Хуже горькой редьки! Ведёшь себя как маленький, даже нам стыдно!
— Про последнее поподробнее, пожалуйста, — попросил я, раздумывая над уровнем её осведомленности относительно проводимой операции. Видимо, всё-таки импровизация, не заготовка Лока Идальги. Но с другой стороны, не зря в народе говорят: 'Если у вас нет паранойи, это не значит, что ОНИ за вами не наблюдают'.
— Хм...Хуан, ты сам должен понимать. Ну, завалил того типа. Да, соглашусь, полгода подготовки перед первым убийством маловато, только-только КМБ закончил. Нас два года натаскивают, а тебя вот так, с корабля на бал...
— ...Но он был подонком! — закричала она, отстранившись. — Подонком, понимаешь? Он заслужил! И не стоит того, чтоб столько убиваться, трястись и страдать, что, дескать, 'человека убил'! Не человек он, и своё заслужил! Хватит хандрить, Хуан, это просто смешно!
Я мило улыбнулся, перехватил её руку и вновь повёл вдоль улицы.
— А мне рассказывали, после первого убийства всегда хандрят. Катарина знала людей, которым потребовалось четыре дня запоя. Мишель и подавно ужастики расписывала. И разговор как раз о мужчинах.
— А у тебя уже который день? — её глаза вновь сузились. — Третий? Почти четвёртый. Вот и заканчивай, Ванюша! — вновь взяла она высокую ноту. — Хочешь, поехали к тебе, там мама, наверное, ждёт — пообщаешься, успокоишься? Девчонки говорят, она мировая! Она тебе мозги вправит!
Я отрицательно покачал головой.
— Кто же так говорит?
— Не знаю. Девчонки. Кто-то с нею общался. Хочешь, поеду с тобой? В качестве поддержки? Посидим, поговорим, обмозгуем? А уже утром отправимся на базу — всё равно раньше девяти там никому не интересны?
Я отрицательно покачал головой.
— Ты всё утрируешь. Упрощаешь. Понимаешь, Жанн, всё не так просто. И тот моральный урод тут не при чём. Да, это стресс, но само его убийство совсем не такой стресс, как его антураж, который остался для вас за кадром.
— Жанн, скажи, почему Перес поехала убивать мою мать? — перешёл я в наступление, чувствуя поднимающуюся волну злости. — Ведь с точки зрения логики, если я — часть корпуса, значит, моя мать неприкосновенна? Что бы между нами ни произошло? Так? Не будем брать во внимание всеобщее мнение, что я принц, возьмём хотя бы тезис, что я — просто часть корпуса. Что получается?
