Поэтому он коротко рассказал, что, сберегая их покой, ночью он с десятником Нехти еще раз проверили посты и крепость. Найденные в погребе тела детей-Проклятых показались ловушкой, уж больно на виду они лежали. Заметив свежую кладку, они призвали часовых и других, в том числе и Тура из негров госпожи пяти кланов себе на подкрепление и взломали ее. Благодаря богам и их собственной предусмотрительности, а также тому, что многие страшные заклятия уже были разрушены достопочтенным жрецом, лагерь был спасен, а Потерянные души побеждены и уничтожены. Но бой с этим страшным врагом воистину был ужасен и они заплатили за победу жизнями четверых храбрых солдат, чьи души, несомненно, обретут достойное посмертие, а родные — великую награду от Великого дома за их доблесть. Не меньшую долю получат и все выжившие, каждый по мере своей доблести и полученным ранам в размерах законной доли, установленной еще Великим и его сыном. Половину своей доли Хори отдаст всем особо отличившимся. Весть о награде стерла тревогу с лиц и настолько возбудила солдат, что, подводя черту, он счел нужным сказать:
— Мы убили проклятых окончательно. И мы убъем любого врага, который осмелится на нас напасть. Только помните — гадюку мы растоптали, но ее зубы — колдун. А он еще бродит с теми воровскими неграми, и покоя нет, пока они живы! Ни нам, ни всей Та-Кем.
Жрец, выступивший сразу за ним, очевидно, не общался с Иаму. Его речь была длинна, сложна и цветиста. Она была полна восхвалений богам и фраз из священных текстов, но вселяла также надежду на божественное покровительство, помощь чарами от жреца и, в те мгновения, когда Саи-Херу переводил дух — что она когда-нибудь закончится. Слушая его в полуха с серьезным и почтительным лицом, Хори вдруг подумал — а вдруг его случайная стрела навскидку сбила с неба самого большогу гуся из стаи? Воистину — кажется, дети и в самом деле были ловушкой. Он понял, что ему мешало и кололо, как дикобраз, которого не спрячешь ни в каком мешке. В этом деле была куча нагроможденных друг на друга несообразностей. Надо было хорошенько подумать. И еще лучше — обсудить все эти несуразицы с Нехти и Иштеком до совета, их опыт, мнение и глаза стоило учитывать. С растущим нетерпением дождавшись, когда жрец наконец-таки закончит свою речь, он снова обратился к солдатам голосом спокойным, твердым и уверенным:
— Итак, мы можем и должны преодолеть всех, даже Измененных. Но нам для покоя и уверенности нужно срочно сделать многое в крепости этой. Десятник Нехти назначит людей на работы и посты. Все должны увидеть, что за ужас нам противостоит, и запомнить, как Великие имена* (имена правящего царя) и слова матери — не прикасайтесь голыми руками, особенно если на них есть раны и царапины, к телам Проклятых душ, во имя ваших жизней! Через несколько дней под лучами Ра или чуть больше — в горячем песке, проклятье спадет и утратит силу. Опасны также вытекающие из тварей кровь, гной, слизь. Поэтому — нам надо разобрать часть стены башни и извлечь через пролом туши. Вы увидите — убить их можно, только пробив им голову, либо вовсе отрубив ее. Но, как и любое живое существо, нежить не сможет ходить, если ей отрубить ногу или раздробить сустав. Не сможет ударить, если сломать или отсечь руку. Смертельны нанесенные ими и укусы, и даже царапины. Именно от царапины уже после боя погиб Ренефсенеб. Биться нужно строем и дружно. С сегодняшнего дня все, включая собачьих пастухов, под началом десятника Нехти, доброго воина Иштека и великого бойца из диких негров Тура, сына Качи, будут учиться приемам и ухваткам, которые помогут им победить Проклятые души. После того, как все посмотрят на измененных, их тела надо будет закопать в песок снаружи стен, но недалеко от ворот. Место выберет Иштек. В самой башне надо будет облить маслом и выжечь все следы от нежити и ее кровь. Дерево надо спасти, поэтому плотникам проверить — нет ли на лестницах и деревянных полах следов крови и плоти Измененных. Все загаженные доски, лестницы и прочее — сложить на солнце и не трогать три дня. Все остальное, что сотворено из дерева и может пострадать от огня — бережно разобрать и сложить на верхних уровнях башни. Огонь от масла не должен быть слабым, но не должен выжечь верхние ярусы. Все это нужно успеть сделать сегодня, ибо, если те безумные бунтовщики нападут на нас, башня к ночи должна быть готова к обороне. Сейчас же всем получить у десятника назначения на работы и приказы на службу. Через четверть стражи все должны успеть вознести молитвы богам, привести себя в порядок, позавтракать и приступить к охране и работам. Туши вытаскивать ослами, привязав веревками. Те части веревок, которые будут соприкасаться с нежитью, затем отсечь, не прикасаясь к опасным местам руками, и закопать вместе с тушами. Разойтись и приступить!
Распустив отряд, молодой неджес подозвал Тутмоса, поручил ему добыть весы и пустые кули, с десяток или около того, и подошел к писцу.
— Я полагаю, нам нужно сейчас решить, что делать с камнем хесемен. С одной стороны, он сильно пострадал и весь покрыт следами от тел Проклятых душ. С другой стороны — я не хочу вводить в соблазн работающих в башне солдат, ибо много его высыпалось из пострадавших мешков. С третьей — нам надо оценить спасенное для царя и назначить справедливую долю в награду солдатам. Я вот что предлагаю — мы прямо сейчас спустимся вниз. Непострадавшие или не сильно пострадавшие мешки мы осторожно поместим в новые чистые кули, взвесим, надпишем вес и запечатаем двумя печатями — вашей и моей. Весь рассыпаный по полу камень лопатами надо ссыпать в отдельно помеченные кули и также опечатать. Затем сложить все кули в охраняемом месте. Потом, когда проклятье развеется, камень из последних, помеченных кулей, надлежит под надзором промыть, заново сложить в мешки, взвесить и снова опечатать. Вес кулей и приблизительную оценку, с подсчетом общей доли награды отличившимся, указать в отчете о событиях этой ночи, который с гонцом надо отправить как можно скорее в Кубан его милости господину Пернеферу. Отчет я тоже попрошу написать вас — и о том, что мы застали вчера утром, и о неграх из пяти кланов колодца Ибхит, и о ночной битве. Я прогляжу его перед отправкой и, если потребуется, попрошу добавить важные подробности либо убрать несущественное, а заодно распишу доли награды отличившимся и погибшим. Главное же — нам нужно подкрепление, и срочно! И никак не меньше трех рук опытных в пустынных стычках воинов.
— Думаю, все это разумно, отец мой. Вижу, что ты уже отдал распоряжения, ибо Тутмос вовсю бежит к нам с кулями и весами.
Действительно, старательный Тутмос уже несся к ним со всем потребным для взвешивания. Коромысло весов было зажато подмышкой, в руках кули. Мотающиеся из стороны в сторону тарелки весов сильно ему мешали, но остановиться и перехватить их как-нибудь поудобней он не решался. Хори подасадовал на себя, что забыл сказать про лопаты, но затем вспомнил — внизу были лопаты, принесенные шайкой Баи. В который уже раз за сутки он полез на башню. Все его тело болело, как после тренировки у Иаму, но он уже как-то притерпелся и разошелся.
Тутмоса все же пришлось отправить в кладовые еще раз — факелы в очередной раз погасли и только один еще тускло догорал.
— Надо будет указать в письме господину Пернеферу, что крайне нужны факелы, масляные светильники и масло для них, иначе мы рискуем остаться без света, — пробормотал Хори.
— Я думаю, список нужд крепости тоже нужно обсудить на совете, чтобы ничего не упустить. Но, признаться, я поражен, как вы смогли победить. Я увидел, что изменения от проклятья уже глубоко вьелись в Потерянных, и они должны были быть сильны и быстры. До этой ночи я был уверен, что двенадцать человек не смогут победить шестерых Потерянных душ.
Хори понимал, что писец старается понемногу выпытать все подробности ночного боя, и лестью, и коварством, но понимал, что не отвечать тоже нельзя.
— Нам повезло, что из дыры они могли выбираться только по одному. Повезло, что я взял негра того, Тура, с его луком, и что он так стреляет. А людей надо было брать меньше. Мы не могли спасти всех, кто пробивал дыру, и они только мешали друг другу. В бою как раз все вышло неплохо, но, будь в погребе еще одна тварь, мы погибли бы все — и в башне, и в лагере. Или если бы Тур не убил двух прямо на выходе из пролома и не ранил третьего.
— Удача везет того, кто умеет запрячь ее в колесницу своей судьбы, и это, без лукавства, великая победа. Но что-то мне мешает успокоиться, господин мой. Не могу пока сказать словами, что точно. Но я ощущаю какую-то неправильность всего, что происходит.
Хори внимательней поглядел на писца. В полутьме среднего яруса, где они были, его лицо было сложно разглядеть, но в голосе и в самом деле слышались тревога и беспокойство. Как бы он не относился к Минмесу, ума и опыта у того предостаточно. И еще это значит, что не его одного тревожат несообразности, то есть он прав, что-то здесь совсем не так, как должно бы быть! Тут их разговор был прерван вернувшимся Тутмосом. Не сговариваясь, а только понятливо глянув друг другу в глаза, они отложили его до совета и спустились в погреб. Хори отметил, что, не смотря на возраст, писец вполне себе силен и ловок. Они, осторожно ступая и опасаясь задеть и сами туши, и натекшую из них жижу, пробрались в погреб. Полутьма милостиво скрыла останки сожранного солдата, и на этот раз Хори обошелся без унизительной тошноты, хотя запах по-прежнему был силен и омерзителен. Правда, в секретном погребе смрад немного развеялся по сравнению с ночью. Тутмос влез туда первым и затем светил им. Они быстро поместили пять целых мешков в кули. Затем, почти так же быстро — два разорванных, но почти не рассыпавшихся мешка. Хори велел Тутмосу передать факел писцу и лопатой собирать, со всей возможной осторожностью, весь рассыпавшийся хесемен, включая и тот, которым были убиты первые два Измененных. Сам же он держал мешок, в который ссыпался камень, раскрытым. Набралось еще два почти полных куля. Затем факел вернулся к Тутмосу, а писец достал из своей каламницы скорняжную иглу с уже вдетой в нее длинной нитью. Крупными стежками он зашил все кули. Нити, правда, не хватило на все мешки, и пришлось мучаться в потемках, еще трижды вставляя в иглу новую. Затем они опечатали своими циллиндрами-печатками мешки. Мода на такие печатки пришла с победами великого Тутмоса, из побежденных стран у перевернутой реки* (Евфрат). Сами нашлепки для печатей были из смеси масла, воска и глины, и долго не пересыхали. Писец добыл их поясной сумки. Дольше всего возились с взвешиванием и надписыванием весов на каждом мешке, но вот, наконец, и с этим покончили. Мешки осторожно, чтобы не замарать их заразой, составили в чистом месте у дальней стены — вряд ли солдаты рискнут их вскрыть, а перед огненным очищением их поднимут наверх. Пока же нужно было выбираться самим. И вновь Хори не мог надышаться чистым воздухом на улице. Переглянувшись с писцом и кивками как бы подтвердив, что продолжат обсуждать несуразности на совете, они разошлись. Раненых уже унесли от башни, и даже пост на день был снят, так что внизу никого не было — все получали утреннюю еду. Но Тутмос был рядом, и обсуждать при нем многое не стоило. Хори направился к поилке и велел Тутмосу полить себе — он вновь ощутил себя нечистым после погреба. Помывшись, он направился к себе, отправив Тутмоса поесть и принести еды и ему. Очень хотелось поговорить до совета с Нехти, еще лучше — с Нехти и Богомолом. Но вот как бы это сделать, не привлекая внимания?
Однако все решилось само собой — оба ждали его в командирском домике. Еще его ждал кувшин пива с трубкой для питья, свежая, еще теплая лепешка, лук и остатки вчерашнего мяса. Сами же его подчиненные времени, судя по всему, не теряли, и свои порции уже приканчивали. От их жующтих и довольных лиц и запаха еды рот юноши наполнился слюнями и в животе заурчало. Он понял, что безумно хочет есть и набросился на снедь, как оголодавший лев на добычу. Пару минут тишину нарушал только тихое чавканье и хруст свежей хлебной корочки да бульканье бутылок. Наконец, с видимым сожалением отстранившись от завтрака, Хори сказал:
— Нам надо поговорить до совета. В этом деле много странного, и я хочу сначала все обсудить с вами.
Глава 35.
Иштек, вопреки обыкновению, помалкивал и ждал, пока выскажется Нехти. Тот хмыкнул, прочистил горло и спросил:
— С чего начать?
— Ну, Иаму говорил мне — начни с мелкого и приблизишься к великому.
Нехти хмыкнул снова, на этот раз не смущенно, а довольно скептически:
— Не знаю, что тут может быть великого — он, чуть помолчав, продолжил — Во-первых, эта крепость заброшена давно и неспроста. Заброшена вся дорога — на ней пересохли два колодца и большому каравану трудно пройти, воды не хватает даже сейчас, зимой. У разбойных же негров тех большое стадо в угоне. Зачем им было сюда идти, рискуя добычей? Конечно, прятаться в заброшенных местах легче, но это неразумно — они не разделились на мелкие стаи по племенам и кланам, а большой отряд легче найти по следам. И на малый отряд воды нужно меньше, значит, путь от колодца к колодцу выстроить проще. Но они разошлись во все стороны мира только тут. И тот же вопрос относительно нас. А мы-то зачем сюда пришли? Зачем охранять заброшенную дорогу без колодцев? Хотя... И негры те воровские, и маджаи с гор... Нет, получается, резон в страже все же есть.
Во-вторых, сам тайник, — словно считая что-то, он разжимал по одному пальцы кулака,— Зачем было прятать сокровище в башне? Проще было бы закопать под приметным деревом или кустом в оазисе — и труда меньше, и спрятать легче. Мы непременно должны были заметить свежую кладку, не Баи, так кто-то другой, даже при не очень внимательном осмотре. А не мы, так и первые же попавшие в подвал. А ее, кладку эту, даже и не постарались спрятать толком. Почему? Считали, что никто не придет? А зачем тогда охранять тайник Потерявшими душу?
В-третьих... Ты видел сами камни хесемен? Не знаю, способен ли ты их оценить. Для этого я должен сначала рассказать тебе о руднике в Ущелье хесемен и нашей службе на нем. Золото и хесемен там добывают издавна. Камень, через который проходят жилы золота, дробят, затем размалывают, просеивают и отделяют золотой песок. Камень же чистый, радость богини, осторожно извлекают друзами. Но есть и камень среднего качества. На руднике работали зимой около ста человек из людей списка, большая часть — в шахтах и на дробилке, но был и лекарь, и повар, и свои десятники для учета и взвешивания. В сезон урожая — меньше, ибо нет заботы важнее зерна, оставались только те, кто дробил запасенный ранее камень. Люди менялись через сорок дней, но не все, а десятками во главе со своим старшим. Их в ущелье охраняло четыре десятка солдат, и от хищных зверей, и от банд. Но зверей уже повыбили, и не только хищных, а что до налетов — так их не было уже так давно, что ограждения рудника не обновлялись и ворота в ущелье закрывались тогда, когда начальником стражи на них стоял добрый воин, за что и поплатились мы все. Главное же, чем занималась теперь охрана — сопровождала смены шахтеров и досматривала их перед выходом, дабы никто не похитил камни или золото с рудника. Сам же груз отправлялся отдельными караванами под крепкой защитой, и всегда — через разные промежутки времени и в тайне.
