Поймать тень

Я засмеялась, представив единорога в очках и напудренном парике, облаченным в черную мантию и сжимающим свиток. Ну и колданула на дружка морок. Колоритная получилась картина. А как ему парик пошел, у-у.

Калгн, одуревши от всей этой красоты, помотал головой. Жаль, такой морок разрушил.

— Идем, прогуляемся, — позвал красавец Эдрр. На что я кивнула.

Мне понравилось гулять в компании сразу двух единорогов, к тому же таких любезных. Калгн носился кругами, много болтал и вел себя как обычный молодой паренек, ну если не считать, что он был конем. Эдрр же наоборот степенно шел рядом, посверкивая своими дивными глазами на проделки сына.

— Ну, Лил, что ты собираешься делать дальше?

— Хм, — озадачилась я. — Как-то еще не думала. Меня вело сюда перо Вирь-авы. Матушка помогла мне сделать первый шаг, а дальше я должна идти сама.

— Трудную дорогу ты себе выбрала. Не боишься?

— Что вы, конечно... боюсь. Но как говорится: "Волков бояться, зубы отрастить!" Как, у меня получается? — продемонстрировала я фирменный оскал асуров.

Калгн, отвлекшийся на ловлю проныры-зайца, подскочил к нам и тут же шарахнулся в сторону, оценив мою "очаровательную" улыбочку.

— Ой, чего это у тебя?

Демонстративно нарастив себе еще и длинные лезвия-когти да большие звериные уши с кисточками на кончиках, я бросилась на единорога, завизжавшего от неожиданности, как испуганная шавка. Подумав, пришпандорила к своему заду еще и хвост. Неплохо получилось.

Бедный единорог испуганно покосился на меня и бросился прочь. Я понятное дело — за ним. Пару раз даже умудрилась укусить за объемный зад. Единорог испуганно верещал сквозь смех и звал спасти его от "жуткого оборотня". В итоге я обхватила его за сильную шею и повисла.

Повалившись на землю, единорог попытался меня скинуть и даже перевернулся разок, но только так, чтобы ни придавить меня. Я засмеялась и укусила его за ухо. Калгн оторопел от подобных вольностей, позволяя обнять его и уткнуться носом в густую, блестящую, словно на дню по пять раз расчесанную гриву.

Единорог тут же почувствовал смену настроения и настороженно покосился на меня:

— С чего эта грусть?

— Мне надо уходить.

— Зачем?

— Ну, понимаешь, Калгн, я и в дорогу-то пустилась, чтобы себя понять. А что тут поймешь за этими крепостными стенами. — Я села подле развалившегося на молодой травке пестрого лужка единорога. — Здесь хорошо, тепло и привольно. Но только мир за этими скалами не кончается. Там есть что-то еще. И я хочу это увидеть и понять.

— Что ты такого хочешь понять? По-моему, все предельно ясно — ты сильная магичка с вредным характером и... странным подбором друзей.

— Так-то оно так, — засопела я, поглаживая шелковистую шкурку единорога. — Только знаешь, шабутная я. Вечно не знаю, чего хочу. Того или этого, вверх или вниз, направо или налево. Белое или черное. Ну что за паскудный характер? — сокрушалась я.

— И куда ты собралась направиться? — возник рядом Эдрр.

Я пожала плечами.

— Вперед. А там посмотрим. Дорога куда-нибудь да приведет.

— Ох, чувствую я, придется тебе поплутать по выбранному пути. Темен он и тернист. Но ты правильная девочка. Справишься.

— Постараюсь. К тому же я так до конца и не выполнила наше соглашение. Шалу мы не покарали. Но я с ней еще поквитаюсь.

— Не сокрушайся так, девочка. У тебя все бы получилось, если бы не вмешательство одного чересчур горячего юнца, — покосился в сторону сына вожак.

Калгн пристыжено спрятал глаза, накрыв их копытом. Не, ну я иногда поражаюсь на этого единорога, ведет себя как шавка какая. О-очень большая шавка. Вот что значит единороги, зови их после этого банальным — лошадки.

Помнится, когда самая младшая моя сестричка Альберта впервые увидела коров, а было ей тогда лет шесть, тоже в восхищение кричала, тыкая маленьким пальчиком в черное с белыми разводами стадо: "Смотрите — лошадки!" Хм, что поделать, королевское воспитание. Этикеты там разные, танцы, уроки галантности и политики, не до коровок как-то.

Скучаю я по ним очень.

— А в ваше озеро можно мне посмотреть?

— Ну, если хочешь.

— Еще как хочу! Я же о таком только слышала.

Единороги повели меня в неведомый мне ранее тайный уголок долины. По дороге мы вновь сцепились с Калгном, а его отец лишь посмеивался, глядя на нас сверкающими мудрыми глазами.

— Вижу, вы крепко сдружились.

Песчаный красавец положил голову мне на плечо и вздохнул:

— Если бы ты была единорогом!

— Что тогда? — вроде заинтересовался папаша.

— Я бы не раздумывая посватался.

Засмеявшись, я сказала:

— Знаешь, Калгн, тебе тут велели передать, чтобы ты забыл об этом. — Я потерла кончик носа. — Обещали рога поотшибать.

Единорог даже остановился, оторопев от такой наглости.

— И кто это там такой рисковый? — выпятил он свою мощную грудь. Вот ведь мальчишка!

Эдрр понятливо покосился на меня и вроде усмехнулся.

— Да есть там один примечательный типчик, с парой рожек, хвостом и вот такенными клыками, — продемонстрировала я. — Ревнивый шибко.

— Дружок что ли твой, в болоте топленый?

— А кто их знает, — лишь пожала я плечами, — чертей разноцветных.

— Ну, вот и озерце.

Деревья как-то разом расступились, продемонстрировав нам идеально круглый прудец. Аккуратненький такой, миленький.

— Скажи, кого ты хочешь увидеть, погрузив в воду руку.

Я подчинилась. Вода оказалась ледяной, разве что коркой не покрылась. Но я перетерплю.

— Беатриче Эрнест Вольская.

Вода пошла рябью и показала мне такой милый лик сестрицы, словно отражение в зеркале.

Таким образом, я увидела всех своих братьев и сестер.

Пальцы были уже конкретно отморожены, а силы покидали, тонкой струйкой убегая в холодные воды озера. Но мне вдруг захотелось увидеть еще одного человека. Точнее, нечеловека. Небога. Асура.

— Покажи мне... Данталиона, повелителя ветров.

Рябь перешла в значительные волны, а когда улеглась, я увидела свое рогатое чудо с воздушными крыльями.

Помилуйте, какие же у него глаза! Не утонуть, заблудиться немудрено.

На сердце не то что потеплело, заполыхало. Я с упоением смотрела в это такое родное лицо, пока неожиданно не очнулась, как ото сна.

Стерла глупую улыбку с лица и вынула руку из воды.

Ну, рукой эту трупную окоченелость можно было назвать с большой натяжкой. Я потрясла пред своим лицом этим обморозком и посмотрела на Эдрра:

— Вы, кажется, говорили, что здесь можно увидеть и прошлое?

— Говорил. Но с тебя уже хватит.

— Вы об этом, — кивнула я на готовый отвалиться, как у ящерицы, омертвевший кусок плоти. — Вылечу, мои руки то. Что надо сделать?

— Все тоже самое. Только скажи, что именно хочешь увидеть.

Я засунула бесчувственную руку в воду и сказала:

— Покажи мне то, что произошло четыре года назад у Вольской столицы. Покажи, как меня убили и как я ожила.

Растерзанное тело тонкой хрупкой девочки бесчувственной куклой лежит на земле. Грудь разорвана, бедро распорото, руки в ссадинах, грязная, вся в крови. И нет ей дела до того, как гибнут вокруг демоны, как их кровь льется, смешиваясь с ее.

Что-то в небе закричало и осветилось тысячью огней...

И стало страшно, когда бестелесная птица ринулась в бой.

Только бесцветные, блестящие глаза рассматривали пустую, как осушенный сосуд, девчонку. От этого колкого и острого, словно тысяча клинков, взгляда не укрылось ни то, как временами вздрагивало тело мертвячки, ни осветившиеся расписные руки, ни сияние колечка на безымянном пальце левой руки.

Демон встал, подобрал ее меч и дождался, когда дух наконец-то на него посмотрел. А затем с силой вогнал в и без того разорванную грудь.

Дух и девчонка кричат в один голос, им больно.

А демон встает и уходит. Довольный исходом дела.

В карих глазах девушки зажигается и медленно потухает боль. Она поднимает руку к своей собственной душе...

А затем умирает.

Дух заметался, зашипел, растеряв свои сверкающие перья.

Не в силах пережить, он бросается вниз и растворяется в теле девушки.

Секунда, одна, две, пять...

Тело выгибается и стонет. А рана на груди зарастает. Лишь меч пригвоздил тонкое девичье тело к земле, словно иголка бабочку.

— Все, хватит!

Я ударила по воде.

Все равно непонятно.

Я была мертва, дух должен был уйти.

— Теперь вы понимаете, — обратилась я к единорогам, вставшими над моей сжавшейся в комок тушкой, — почему Лилит Вольская мертва. Забавная была девчонка, только доверчивая. Такие долго не живут.

Сил не было даже на то, чтобы разморозить руку. И я предпочла скрыться от ноющей боли в сладких топях сна.

— Это самоубийство, — покачала я головой.

— Или это, или девчонка умрет, — покачал головой толстый индюк в цветастом щегольском костюме, расходившемся на его жирном теле по швам.

— Думаете, мне, магиане, есть дело до какого там отребья?

— Ну, как угодно, милочка.

Что-то происходит, я оборачиваюсь и вижу, как сотрясает тело худенькой гибкой девушки, стоящей на коленях рядом со мной. А затем она бездыханной падает на пол.

— Теперь твоя очередь. Ну, ты будешь послушной? — тянет он ко мне свои руки.

— Таня, ты кричала!

— Закричишь от такого.

— Что случилось? — единорог заботливо обнюхал мои свалявшиеся за пару дней волосы.

— Как всегда. Ну почему мне снятся лишь плохие сны? Ну, за исключением волшебных. Как я устала от этих кошмаров. Когда же это прекратится? — Я потерла лицо руками, изгоняя остатки сна. — Калгн, а ты не помнишь, что вчера было? Я ни черта не помню. Хотя нет, помню, — расплылась я в улыбке. — Одно. Мы случаем вчера не пили? А то мне это никогда хорошо не удавалось. Вадик говорит, что для меня алкоголь хуже дурман-травы.

— Не пили. Ты, правда, чуть не искупалась. Просто Зерцало тебя осушило, что пустынник после трехнедельного перехода — стакан воды. Ты чувствуешь-то себя как?

— Будь я по жизни пессимистом, сказала бы — как полупустой стакан. Голова раскалывается. — Я обхватила шею зверя и прижалась к ней. Проверив собственное состояние, я захотела дать кому-то в нюх. — А это что? Какой гад рогатый в меня столько чуждой магии запихал? Что, кому-то жизнь сахаром кажется? Так сейчас подправим.

Единорог застриг ушами и покосился на меня.

— Да ты труп напоминала. А рука у тебя вообще чернеть начала. Что нам было делать?

— Ага! А я думай, с чего у меня такое похмелье. Намешали. Как будто мне асуров не хватало, с их майя.

— Ну, прости!

— Ну, прости, — передразнила я дружка. По случаю утра и плохого настроения мне пришло в голову похамить. — Сразу видно — лошадь. Ой, как плохо-то! Интоксикация у меня.

— Чего? — обалдел Калгн.

— Отравление переизбытком и смешением магии, — пояснила я. Надо же, не зря в Академию ходила. — В следующий раз пусть лучше рука отвалится. Да, что-то я вчера погорячилась. Как будто на рожу Хананеля в кошмарах не насмотрелась.

— Это тот блондинчик что ли?

— Блондинчик, — кивнула я, крепче прижимаясь к теплому бочку единорога. — Повелитель металлов, что б его перекосячило. Морда чугунная. С каким удовольствием я его попинаю.

— Это он вражина твой?

— А как же, он голубчик. Мразь ржавеющая. Найду, на шпильки сестричкам разделаю. Бр-р, холодно-то как.

— Тебя знобит.

— Угу. Слушай, Калгн, ты влюблялся?

— Конечно. Я в тебя влюблен.

— А в двоих сразу?

Единорог озадачился.

— Нет. Так меня вроде еще не сконфузило. А что? Тебе это зачем?

— Да вот думаю, как жить дальше буду. И как бы мне в дружках демонах разобраться. Вечно у этих чертей не как у людей.

— А как?

— Через одно место. Откуда хвост растет. Ух, я им эти хвосты в следующий раз в косичку заплету, будут знать, как честным девицам голову морочить. А этому чуду крылатому вообще по рогам надаю, чтоб больше не скалился во все клыки чужим невестам. Думать-то надо что делаешь. А то ведь попадаются такие любительницы экстрима и ярких ощущений. Нет, Калгн, ты меня, конечно, извини, но все мужики — козлы, наворотят дел и в кусты. "Пока малышка, встретимся через пару лет". Тьфу! А ты что хочешь, то и делай. Самцы, никакой ответственности.

— Э-э, я тебе не мешаю?

— Что ты. Кому я еще поплачусь. Вадику, так он потом меня достанет. Или, пожалуй, сболтнет что-то не то. Больше и друзей-то нет. Я последний раз по душам разговаривала еще когда... живой была. Да и то, словно корабль на рифах, лавировала меж опасных тем. Корабли лавировали-лавировали, да не вылавировали. — Я тяжко вздохнула. — Люблю я его, понимаешь?

— Кого?

— Обоих. Только один меня выбрал, а другого выбрала я. Вот и вся разница. Кроме, может, трона. Только на кой мне трон? Прости меня, Калгн. У меня голова уже разрывается, так хочется хоть с кем-то поделиться.

— Ничего. Я понимаю.

— А я нет!

Долина расстилалась за спиной зелено-голубым ковром. А я шла дальше. Точнее назад.

Ну, вот и все.

Глава 6

Если вас съел дракон...

У меня по коже бежали мурашки.

Не люблю я кладбище. Не боюсь, не чувствую омерзения или той присущей живым ненависти. Просто не люблю.

За холод, за сырость, за мертвяков.

Ну вот, кажется, вновь влипла.

Начнем с того, что заплатить мне обещали не шибко много — с десяток золотых. А по россказням местных крестьян, не один маг убегал с этого заброшенного кладбища, сверкая пятками и громко матерясь на всю округу (тем самым всякий раз приносились сюда плоды просвещения, ибо уже с утра даже дети малые начинали бросаться новыми словечками). Но только я не маг, я магиана. Пожав плечами, смело ринулась в бой.

Ну, не в бой, в засаду. В нудную выматывающую скучную засаду.

Первые холодные ночи застали меня не в лучшем виде. Теплая куртка, заговоренная от промокания и раздирания, как-то неожиданно утопла во время охоты на водяную змею, новые блестящие сапожки пооббились носами, рубашки превратились в тряпье. Так что сижу я сейчас на заранее принесенном ельничке и дрожу от холода.

Даже огненная саламандра, примостившаяся на груди, не помогает.

Начал накрапывать дождик.

Ну-ну, решила я, что еще у нас новенького?

Третью ночь здесь кукую, хоть какая гадина бы наконец выползла. Руки чешутся накатать по полной, выместив все то, что накопилось.

По спине прошли мурашки, скрываясь где-то в районе лопаток. Чуть вздохнув, я кинула в рот последнюю карамельку и вздохнула.

Встав, я деланным жестом стряхнула с плаща прилипшую еловую иголку и обернулась.

Хм, никого?!

Но мое звериное чутье редко подводит. Оно скорей пропустит нежить, чем подкинет ложную тревогу. Этому чутью я доверяла, а значит, враг есть.

В руках выросли огненные клинки, бросая "веселенькие" отсветы на ближайшие кособокие могильные холмики.