— Академик, — нерешительно произнесла Мари. — Я не узнаю звезды. Не вижу никаких признаков присутствия людей. Я никогда не слышала о подобном мире. В какой части Экспансии мы находимся?
Он вздохнул. — Никто раньше не видел родной мир сплайнов. Поэтому мы не можем быть в Экспансии. Боюсь, я понятия не имею, где мы находимся. — Он слабо кашлянул, и она увидела, что он вспотел.
Становилось жарко.
Она посмотрела в окно-линзу. Этот голубой мир расширился настолько, что заполнил все ее окно, превратившись в стену океана. Но изображение становилось туманным, размытым розоватым сиянием. Плазма.
— Я думаю, мы входим в атмосферу.
— Сплайн возвращается домой.
Теперь свечение стало ослепительно белым, заполняя комнату. Температура стремительно повышалась, и стены камеры начали дрожать. Она обнаружила, что ее прижимают к полу и глубоко вдавливают в податливую ткань.
Я не переживу этого, — подумала она. — Они просто были слишком далеко от дома, слишком далеко от спасения, ситуация вышла из-под контроля. Это был первый раз, когда она поняла это, глубоко внутри себя. И все же она не испытывала страха, только беспокойство за Капура. Она баюкала его в своих объятиях, пытаясь защитить от торможения. Его тело казалось тонким, как палка. Он задыхался, его лицо исказилось от боли, от которой она не могла его избавить. Тем не менее, она попыталась поддержать его голову. — Тише, тише, — пробормотала она.
— У вас есть еще кровь Пула?
— Нет. Извините.
— Жаль... — Он захныкал и попытался поднять руки к своим поврежденным глазам. Теперь она поняла, что он ни разу не пожаловался на эту рану, хотя мучения, должно быть, были постоянными и чувствительными.
Она всегда считала себя сильной, но теперь ей казалось, что сила бывает разной. Ей казалось, что ее голова набита каменными глыбами: огромные мысли, обширные впечатления, которые грохотали у нее в голове, лишая покоя. — Лейтенант Джарн оказалась хорошим офицером. Не так ли, сэр?
— Да, это так.
— Она мне никогда раньше не нравилась. Но она пожертвовала своей жизнью ради вас.
— Это был ее долг. Вы бы поступили так же.
— Да, — упрямо сказала Мари, — но вы пытались спасти ее. Хотя в этом не было необходимости. Даже если бы вы сами погибли при этом.
Он попытался повернуть голову. — Стрелок, я чувствую, вы считаете, что потерпели неудачу, потому что все еще живы. Послушайте меня сейчас. Вы не потерпели неудачу. В конце концов, то, что привело нас так далеко, было не вашей специальной подготовкой, а более глубокими человеческими качествами — смелостью, инициативой, выносливостью. Сочувствием. В конце концов, именно эти качества помогут победить в этой войне, а не лучший класс оружия. Вы должны гордиться собой.
Она не была в этом уверена. — Если я когда-нибудь выберусь из этого, мне придется пройти курс переориентации.
— Я думаю, Комиссии придется прекратить свою работу... Ах. — Его лицо исказилось. — Дитя мое. — Ей пришлось наклониться, чтобы расслышать его. Он прошептал: — Даже сейчас мой несчастный разум не перестает выдавать нежелательные идеи. У вас все еще есть долг, который вы должны выполнить. Запомните.
— Запомнить?
— Вы видели звезды. Учитывая это, можно восстановить положение этого мира, этого дома сплайнов. И насколько ценной была бы эта информация. Это конец бесплатным сплайнам, — сказал он. — Какая жалость. Но, боюсь, у нас есть долг. Вы должны помнить. Расскажите комиссарам о том, что вы видели.
— Сэр...
Он попытался схватить ее за руку, его изуродованное лицо исказилось. — Скажите им. — Его спина выгнулась, и он задохнулся. — О.
— Нет, — сказала она, встряхивая его. — Нет!
— Простите меня, стрелок Мари. Мне очень жаль. — И он издал громкую булькающую отрыжку и обмяк.
Она продолжала баюкать академика Капура, укачивая его, как ребенка, в то время как возвращающийся домой сплайн все глубже погружался в плотную атмосферу своего мира.
Но, держа его на руках, она сняла с его пояса флаконы с мнемонической жидкостью и выпила их один за другим. И она достала из сумки на накидке скрима — он извивался в ее пальцах, холодный и очень чужой, — и, преодолевая отвращение, проглотила его.
В последние мгновения огромное веко сплайна закрылось.
В сопровождении лейтенант-коммандера Эрдака комиссар Дрит осторожно прошла по туннелю перемещения в поврежденный глаз сплайна.
Дрит нахмурила брови, отчего по ее выбритой голове пробежала волна тонких складок. Было достаточно неприятно находиться в теле живого существа, не говоря уже о том, чтобы столкнуться лицом к лицу с ужасным зрелищем, которое обнаружили здесь спасатели. Тем не менее, это был приз, который стоило получить.
Эрдак сказал: — Вы можете видеть, как рыба-скрим пожирала эту молодую флотскую изнутри. Таким образом, она оставалась живой, во всяком случае, достаточно долго, чтобы послужить маяком, предупреждающим нас, когда этот сплайн вернется к работе в человеческом космосе. И в теле стрелка оставалось достаточно мнемонической жидкости, чтобы...
— Одной капли достаточно, — пробормотала Дрит. — Я понимаю принцип, коммандер.
Эрдак сдержанно кивнул, его лицо оставалось бесстрастным.
— Отличная победа, коммандер, — сказала Дрит. — Если удастся заблокировать среду размножения сплайна, то его можно будет эффективно контролировать.
— В конце концов, эти двое выполнили свой долг.
— Да, но мы лично выиграем от этого открытия. — Коммандер никак на это не отреагировал; возможно, счел это замечание личным испытанием, ловушкой.
Дрит посмотрела на скрюченные тела и ткнула в них отполированным носком ботинка.
— Посмотрите, как они обвились друг вокруг друга. Странно. Вы бы не ожидали, что сухой как палка академик и тупоголовая космическая флотская сойдутся так близко.
— Человеческое сердце таит в себе тайны, которые нам еще предстоит постичь, коммандер.
— Да. Даже с помощью мнемоники, я думаю, мы никогда не узнаем, что на самом деле здесь произошло.
— Но мы знаем достаточно. Что еще важно? — Дрит повернулась. — Идемте, коммандер. Нам обоим нужно составить отчеты, а затем спланировать миссию, выходящую далеко за рамки текущего дополнения... Настоящее приключение!
Они ушли, разговаривая, планируя. На место прибыли криминалисты, чтобы забрать тела. Это было нелегко. Даже после смерти они были тесно переплетены, как будто одна баюкала другого.
Освоенная технология Снежинок оказалась очень ценной гораздо позже, когда я, Люру Парц, заново открыла ее в разлагающихся архивах.
Тем временем интуиция не подвела Капура. Это был поворотный момент. С появлением сплайнов Третья экспансия ускорилась. Человечество распространилось по всей Галактике.
Солдаты авангарда и ассимиляторы были безрассудны.
Разрушительны.
Великолепны.
ГРЕЗЯЩАЯ ПЛЕСЕНЬ
12 478 г. н.э.
Томм обнаружил новый участок грезящей плесени. В тени влажного древесного корня он превратился в серый круг размером с обеденную тарелку. Там, где она коснулась темно-красной почвы, остался слизистый след. Плесень часто можно встретить в таких тенистых местах. Ей не нравится яркость фонарей для выращивания растений. Рассеянный свет звезд придавал плесени размытые цвета, но она всегда выглядела некрасиво.
Томм погрузил руки в форму. На ощупь она была холодной и скользкой, но, когда привыкнешь, было совсем неплохо.
И форма заговорила с ним.
Как всегда, это было похоже на пробуждение. Внезапно он почувствовал резкий запах озона, исходящий от огней, и услышал блеяние козы на ферме Гэвилов за горизонтом, и ему показалось, что он может видеть каждую из ста двадцати тысяч звезд на переполненном небе.
А потом он раскинулся в стороны, так себе это представил, потянулся влево и вправо. Скопление звезд застыло у него над головой — или, может быть, они кружились и кружились, становясь невидимыми. Теперь он был с плесенью. И он мог видеть ее долгую, простую, безликую жизнь, всю целиком, от начала до конца, вырванную из времени, как огромная серая каменная глыба, извлеченная из земли.
Даже его сердце перестало бешено колотиться.
Но что-то промелькнуло, искра на фоне оранжевых звезд.
Он вернулся в прошлое. Он стоял и вытирал скользкие руки о штаны, наблюдая за приближением космического корабля.
Ему было восемь лет.
Металлические глаза Карда сверкали в ярком свете звезд. — Лета, мне все это нравится. Есть ли что-нибудь прекраснее, чем свет звездолета, пробивающийся сквозь обломки планеты?
Это было шаровое скопление, вращающееся далеко за пределами главного диска Галактики. Небо было усеяно звездами, оранжевыми и желтыми, множеством древних фонарей, уходящих в бесконечность. Но перед этими звездами целеустремленно двигались более бледные огоньки. Это были корабли, управляемые людьми. И Ксера увидела россыпи розовых искр, беззвучные взрывы. Каждый из этих отдаленных взрывов означал разрушение целого мира.
Корпус флиттера был прозрачным, потому что контр-адмиралу Карду так нравилось. Даже органы управления были не более чем призрачными прямоугольниками, нарисованными в воздухе. Это было похоже на то, как если бы Ксера вместе с Кардом и Стабом, их молодым пилотом, беспомощно падали в этом переполненном людьми небе, и она пыталась не обращать внимания на то, как у нее скручивает желудок.
Ксера осторожно произнесла: — Я восхищаюсь эффективностью вашего процесса.
Он отмахнулся от этого. — Забудьте об эффективности. Забудьте о процессе. Комиссар, это скопление содержит миллион звезд, сжатых в шар диаметром в сотню световых лет. Прошло всего четыре десятилетия с тех пор, как мы впервые прибыли сюда. И мы обработаем их все, все эти красивые огоньки в небе, в течение следующих пятидесяти-шестидесяти лет. Что вы об этом думаете?
— Адмирал...
— Такова реальность Ассимиляции, — отрезал он. — Десять тысяч кораблей, десять миллионов человеческих существ только в этом флоте. И то же самое происходит по всей Экспансии, на огромном сферическом фронте в сорок тысяч световых лет шириной. Я сомневаюсь, что вы даже мечтали о таких зрелищах, как здесь, в центре. Комиссар, смотрите и учитесь...
Без предупреждения с неба посыпались планеты, как из пушки. Она съежилась.
Кард рассмеялся, увидев ее шок. — О! А вот и наш пункт назначения.
К ним повернулся, ухмыляясь, Стаб, молодой пилот с лицом грызуна. — Сэр, разбудите меня, когда станет интересно.
Стаб обзывал Ксеру тупицей, когда думал, что она его не слушает. Она старалась не презирать их обоих за то, как они издевались над ней.
В этой солнечной системе было три мира, вовлеченных в сложный гравитационный танец. Ксера могла видеть их все, головокружительно проносящиеся бледными звездными дисками на фоне густого неба. Только один из них был обитаем: она видела голубизну воды и серо-зелень живых существ, расплескавшихся по его ржаво-красной шкуре. Это место неизбежно называлось "Домом" на языке первых человеческих колонистов, которые достигли этого места тысячелетия назад.
Ксера была ксенокультуралистом. Она оказалась здесь, потому что обитатели Дома сообщили о появлении в их мире местных разумных существ. Если бы это было правдой, планета могла бы быть избавлена от аварийных бригад, от разрушения ради извлечения ее внутреннего железа, а ее аборигенов использовали бы более тонко: разум был ценен. Судьба целых культур, инопланетных и человеческих, судьба мира может зависеть от ее оценки притязаний жителей.
Но времени у нее было катастрофически мало. Нетерпеливое присутствие здесь контр-адмирала Карда — он не хотел отпускать никого из своих линейных офицеров, чтобы те проверили то, что он называл "хрюканьем земляного червя", — сказало ей все, что ей нужно было знать об отношении военно-космического флота к ее миссии.
С запозданием она вспомнила, что нужно развернуть свой компьютер с данными; ей нужно было зафиксировать орбитальную динамику трех миров. Здесь, в этом многолюдном скоплении, сближение звезд было частым, и миры обычно отрывались от звезд, которые их породили. Большинство планет плавали поодиночке, но этот мир, наш Дом, был необычен тем, что у него было два гравитационно связанных мира-компаньона. Природа их взаимных орбит, по-видимому, озадачила академиков, и они попросили ее проверить это. Динамика орбиты вряд ли была ее приоритетом, но больше ни у кого не было шанса изучить эту уникальную шкатулку миров. Она приподняла свою панель, позволяя ей записывать.
Но флиттер уже начал свой быстрый спуск, и возможность была упущена.
Она пролетела сквозь впечатляющий орбитальный ряд Снежинок — гигантских четырехгранных артефактов, используемых военно-космическим флотом в качестве станций наблюдения и связи. Затем перед ней открылся пейзаж, который расстилался внизу, страна озер, лесов, ферм и разбросанных городков, зеленых растений, освещенных прожекторами, установленными на необычных стеблях.
Все это было так сложно, так увлекательно, но у нее было так мало времени. Такова была реальность ассимиляции: освоение чужих миров и видов в промышленных масштабах. Здесь вы просто делали все, что могли, до того, как появились команды звездоломов. На самом деле это была спасательная работа. Единственным утешением было то, что вы никогда не узнаете, что пропустили.
Она погрузилась в темноту. Ее окутала пена от удара.
Ксера понятия не имела, что произошло. Но она почувствовала укол вины и удовлетворения от того, что Кард и его великолепный военно-космический флот все-таки облажались.
Для Тома флиттер был почти невидимым пузырем, несущимся по воздуху, с тремя пассажирами, подвешенными внутри. Но затем он остановился как вкопанный, словно налетел на стену, и его корпус появился из ниоткуда. Затемненный, флиттер выглядел уродливо и бугристо. На мгновение он завис в воздухе. Затем флиттер накренился и без всяких церемоний упал, ткнувшись носом в землю.
При ударе корпус разделился на отсеки, которые упали в грязь. Люки открылись, и на ржаво-красную землю потекла липкая белая жидкость.
Оттуда выпали два человека. На них были ярко-оранжевые облегающие костюмы, на которые налипла эта жидкость. Они, пошатываясь, отошли на несколько шагов от места крушения и рухнули на колени. Томм увидел, что это были женщина и мужчина.
У мужчины были серебристые искусственные глаза. Он не видел Томма, а если и видел, то ему было все равно. Он немедленно поднялся и направился обратно к флиттеру, отодвигая обломки с дороги.
Женщина была моложе. Ее голова была обрита наголо. Она поднялась на ноги медленнее. Огляделась по сторонам, как будто никогда раньше не видела звезд, грязи и огней. Посмотрела прямо на Томма.
Затем, придя в себя, она подбежала к разбитой передней части флиттера. Томм разглядел там брызги крови. Женщина отступила назад с выражением ужаса на лице. Она огляделась, но никого не было видно, никого, кроме Томма.
