Осколки

— И что? Такие, как я, убили твою мамашу? Не отворачивайся, Ольха, я все знаю! Но я же ее не убивал, разве нет? Почему тогда ты решила мстить им через меня? Я в чем виноват? Я же не убил тебя только потому, что кто-то из вас, людей, придушил моего песика лет двадцать назад!

— У тебя был пес?

— Конечно нет, дура! Это я так, к слову.

— А может, это был ты? — уверенности как-то поубавилось. — Может, ты ее убил, откуда я могу знать? Ты вполне мог это сделать...

— Нет! Это тому доказательство, — он показал мне правую руку.

— Я не понимаю.

— Когда это произошло? Десять, одиннадцать лет назад? Так вот обращаться я начал только месяц назад, тупая ты деваха! Когда Волки благополучно разрушали твой любимый городок, я торчал в лесу и пытался выжить, когда одна из этих... тварей, назвавшаяся моей матерью, едва не размозжила мне череп и вскрыла грудину!

— Но сейчас ты Волк, почему ты не мог обращаться раньше?

Он стиснул зубы. Фыркнул, отвернулся, и я вдруг почувствовала себя полной дурой.

— Неужели после всего тобой пройденного, ты относишься к монстрам как к монстрам? Неужели не думаешь, что все они различны, что могут иметь свою жизнь, лучшую, чем раньше? Некоторые из них спасают людей, другие помогают беднякам. Неужели я, даже если мои родители были Волками, в твоих глазах не... другой? Это предрассудки, девчонка, вы все ими страдаете.

Я вздохнула.

— Ты не ответил на вопрос. Почему?

Столько времени... Столько прошло с его смерти, и я ни разу не сомневалась в содеянном. А теперь вот он — сидит прямо передо мной, даже не пытаясь следить за моей рукой, которая уже дотянулась до пояса, в котором был спрятан еще один серебряный клинок, — и я не могу этого сделать. В его словах была правда, такое отрицать бесполезно. М-да, что я за человек...

Может быть, он поможет мне разобраться и с тем, чей гнев я по глупости на себя навлекла. Да, никогда нельзя упускать своей выгоды. За минувший год я поняла, что своя шкура важнее всего остального.

— Мстить надо только тем, кто виновен. Могу только тебя обрадовать: из всех тех, кто присутствовал в нападении Волков в Суцито жива была только одна, но сегодня она скончалась от клинка своего заботливого братца. Все твои враги мертвы. Я тебе не враг.

— Что-то не верится, что ты так легко простишь меня за свою смерть.

— Я и не простил. Просто глупо дуться и тратить на это столько времени. Тем более я тут на днях подумал, что ближайшие года четыре мне заняться совсем нечем.

Я чуть не поперхнулась от удивления.

— То есть ты предлагаешь мне... вернуться?

— А ты согласна? Учти: предложение одноразовое и обжалованию не подлежит!

Нихрена себе, как все обернулось! Ты серьезно Йен или тебя подменили, когда ты возвращался из царства мертвых? Признаться, я хотела еще немного подумать и поломаться, но если я и дальше хочу работать проводником, то нормально обучиться мне не помешает. Опять же, некий "он" наступает мне на пятки.

— Но сначала я хочу знать, что тебе можно верить.

Он скорчил гримасу, подняв левую бровь.

— Серьезно? И это ты мне не доверяешь? Не наоборот? Между прочим, у меня после твоего заботливого выстрела в глаз все еще болит башка!

— Ну, извини, мне казалось, ты сам предложил!

— Ладно, валяй. Чего тебе?

— Почему ты не мог обращаться раньше? Что за кошмары тебя мучали?

— Во-от как. Может, оставим это на завтра? Пожалей бедного проводника, у него сегодня итак стресс. Все-таки родная сестренка померла!

— Сегодня. И сейчас, Йен, иначе не пойду.

Он задумчиво поглядел на меня. Понял, что я не шучу, и тяжко вздохнул, меняясь в лице. Видимо, рассказ пойдет вовсе не о доброте и чуткости народа.

— Ладно, уговорила, противная, — Йен великодушно кивнул. — С ужасом осознаю, что у меня все-таки доброе сердце!.. Знаешь ли, Волки — отвратные существа. Некоторые из них даже хуже любого вурдалака, а все сказки, где красавица любит чудовище — ложь, выдумка полоумных сказочников, обколовшихся Эрином.

— Допустим. Дальше что?

— Ну, Волков сейчас вообще не существует, а когда мне еще было пять, их едва бы набралось на один проклятый городок, и каждым ребенком, рожденным в такой "хорошей" семейке, невероятно дорожили и стремились как можно раньше пробудить в нем зверя. Со мной тоже приключилась такая фигня.

— Дай угадаю: ты обратился, убил кого-то и поклялся больше никогда не становиться зверем? — усмехнулась я.

— Не-а. Я хотел стать таким, как они. По своей детской дурости считал, что быть Волком вроде как почетно, и больше жизни желал оправдать надежды отца, не матери. И вот, представь себе: настает тот самый знаменательный день, который я так ждал, когда собирается вся долбаная родня, и все глядят на тебя, пожирая глазами. Они ждали, когда мое тело станет другим. Они жаждали этого больше всего на свете, а тут вдруг раз — и я есть я.

— У тебя не получилось?

— Представь себе. Битый час я пытался обратиться, но ничего не получилось. Мне казалось, что родители меня убьют. Меня отправили домой, а отец и мать еще долго не разговаривали друг с другом, сваливая вину друг на друга. Знаешь ли, отношения между ними итак были не очень, а тут они рассорились вдрызг. Все случилось на тринадцатую ночь — какая же задница! — и во сне я вдруг почувствовал, как меняюсь. Но никакого Волка не появилось.

— Что это значит?

Похоже, мой удел в наших задушевных беседах — лишь задавать вопросы.

— Это было уродство. Ни волк, ни человек — нечто среднее и настолько омерзительное, что при виде меня родители добились проведения ритуала, с помощью которого усмиряли неконтролируемых членов стаи. В полночь они вживили мне серебряное ребро.

— Чего?

— Не тупи, девчонка! Серебряное ребро. Разве ты не заметила, когда штопала меня у того озера?

— Я думала, что это просто кровь блестит.

— Угу, кровь, как же. Не буду распыляться и говорить, как это было больно и мерзко, но факт есть факт: они от меня отказались, и оставаться среди них я больше не мог. Я ушел в проводники, а перед тем, как удалиться, убил отца. Так-то.

— Просто душещипательная история твоей жизни, Йен. Теперь-то что изменилось?

— Ну, для начала я вырос, — проводник усмехнулся. — А недавно избавился от этой металлической штуки, которая мешала мне обращаться.

— Ага, и теперь ты полноценный Волк. Поздновато что-то. С рукой то чего?

— Не обращай внимания, это временно.

— Знаешь, сложно не обращать внимания, когда рядом с тобой сидит чертов волколак!

— Да не оборотень я, не оборотень, а Волк!

Я фыркнула. Для меня между ними не было никакой разницы.

— Йен.

— Чего?

— Я еще хотела спросить, почему меня не убили? Почему маму убили, а меня нет? Ведь один из них... из вас спас мне жизнь. Правда потом сожрал маму, ну да ладно.

— А это я без понятия. Я в башку к своим "собратьям" никогда не лез, предпочитая их убивать, а потом спрашивать, какого хрена они натворили дел.

Он снова принюхался и недовольно фыркнул, как будто в комнате стояла болотная вонь, хотя я ничего не замечала. Может, это от меня? Да вроде нет...

Йен протянул мне руку.

— Новый договор?

Кивнув, я протянула ему руку в ответ.

— Новый договор.

— Учти, девчонка, я все равно тебе не верю!

— Взаимно.

— Ха! Вот теперь ты мне нравишься. Меньше детской дурости. Считай, ты уже стала настоящей женщиной.

— Ой, только не надо так уж преувеличивать мой возраст, — недовольно пробормотала я в ответ. — Руку-то отпусти.

Спохватившись, он одернул себя и вытер ладонь о штаны, как будто мог подцепить от меня какую-то заразу. Вот же сволочь!

— Пойдем, надо еще проводить в мир иной мою сестрицу и отпустить-таки Марианну на все четыре стороны. Могу поспорить, она места себе не находит, желая уединиться со своим Авианом, — с этими словами он скорчил такую гримасу, что даже сейчас мне захотелось рассмеяться.

— Она-то что здесь делает?

— Ну, я в магии смыслю не больше хромого енота в азбуке, а вот она — другое дело. Это ее мир, и она, надеюсь, уже нашла того, кто создал лярву.

— Та-а-а-ак, стоп! Ее еще и создают?!

Он посмотрел на меня так, как будто я только что оскорбила его бабушку.

— М-да, девчонка, мне тебя еще учить и учить. Лярву призывают. Демоны всегда могущественнее, и порой для того, чтобы из монстра появился демон, некие нехорошие личности используют черную магию. Не знаю, какой идиот, и зачем он это сделал на этот раз, но факт есть факт: эту крысу нам надо поймать и наказать. Жестоко наказать, — Йен мрачно ухмыльнулся, потирая правую ладонь.

Я пожала плечами. А что? Я не против. Тем более день сегодня явно хороший. Ничто не может быть лучше той новости, что тебя не убьют. Да и учителя я вернула — вообще отлично. Что до Волка... Надеюсь, с этим я разберусь и смогу с собой примириться. Прости мама, но ты уже погибла, а я жить хочу.

Он помог мне подняться и натянуть рубашку и куртку. Не скажу, что не стеснялась, но краснеть было особо не за что. Йен же просто усмехнулся, и потом мы вышли из гостевой комнаты.

— Господин Рейнгольц, — тут же натолкнулись мы на одну из служанок, которую я уже видела вчерашним днем, — я хотела сказать... нам очень жаль госпожу Хансен.

Йен фыркнул.

— Не смеши мои подковы, люся. Я кожей чую вашу радость, так что можешь не утруждаться и не врать мне в лицо. О покойниках плохого не говорят, но мне плевать: Ева никогда не отличалась гуманизмом и человеколюбием. Сегодня я все равно отсюда свалю.

— Так, а как же?.. — ее глаза неуверенно забегали.

— А кто вами, тунеядцами и бездельниками, управлять будет? — догадался Йен.

— Да.

— А эт уже сами решайте, я к вам в правители не нанимался. Можно, к примеру, отыскать сынишек покойного графа, он ведь был такой гуляка! Кстати, красавица, а у тебя детишек нет?

— Н-нет.

— О! — он хлопнул в ладоши. — Не добрался еще, значит, до тебя, раньше слег. Ну-ну.

— Так это...

Я усмехнулась. Могу поспорить, слово ей сказать он так и не позволит.

— Все, дорогая, разворачивайся и топай. Топай-топай! — он дождался, когда служанка скроется за углом и недовольно пробормотал: — Ну, сестренка, скажи спасибо, что ты уже сдохла, иначе бы я тебя на ремни порезал. Чего? Не смотри на меня так, девчонка, я смущаюсь!

— Иди ты, — фыркнув, я покачала головой.

— Вот и пойду, пожалуй, и ты не отставай.

* * *

Пожалуй, здешняя природа вполне могла сравниться с голыми пустынями самой Ледяной Пустоши. Как и в древней стране легендарного черного бога Холхоста, владельца всех заблудших душ, живых и мертвых проводников и всех потусторонних тварей, ползающих по земле и пьющих людскую кровь, здесь было невероятно мрачно и холодно.

Мороз продирал до костей и неприятно щипал покрасневшие щеки. Северный ветер дул нам в спину, изредка набирая скорость и грозясь скинуть с башни всю нашу великолепную тройку.

На милю вокруг не было никакой растительности. Только пучки засохшего мха иногда проступали на белой пелене снега и светло-синей зеркальной глади зимнего льда, в котором отражались красные лучи заходящего солнца.

А где-то далеко-далеко на горизонте простирался темный хвойный лес. Между его деревьями, будто назойливые болотные огни, горели чьи-то кроваво-красные, налитые кровью глаза.

— Кто это? — шепнула я Йену, указывая на бор.

— Без понятия, девчонка. Сам бы хотел знать, но спускаться лень.

— Плохо пахнет это дело, — уже в который раз буркнул топчущийся рядом Авиан. — Где Марианна? Какого Холхоста ты вообще снова ее приплел к своим делам?

— Ох, дружок, с таким терпением тебе только детей и ждать, — раздраженно ответил тому Йен, царапая ногтем холодный камень башни. — Бери пример с меня! Вот моя сестрица лежит рядышком, а я в полном порядке. Коленки только дрожат, но эт от холода.

Авиан фыркнул.

— Я вообще удивлюсь, если тебя хоть чья-то смерть проймет, Рейнгольц.

— Правильно. Потому что я стрессоустойчивый. Дольше тебя проживу.

— По-моему, этот вопрос уже не обсуждается, так?

Оскалившись, Йен кивнул. Он многозначительно глянул на меня, а потом снова уставился глазами вдаль, наблюдая за невидимыми существами, глядящими на нас из колючей хвои.

Авиан сплюнул.

— Господи, мужчина, — я брезгливо стряхнула с рукава налипшую слюну, — держите себя в руках!

Проводник радостно хохотнул, да и я не удержалась от улыбки, а вот муж сумасшедшей эльфийки обиделся и надулся, плотнее закутавшись в меховой плащ.

За спиной послышался топот сапог. Первой из люка показалась седая голова старика-слуги, который сопроводил меня в подземелья замка, а следом за ним появилась и Марианна, тыкающая ему в спину острием меча.

— Вот наш дорогой, вот наш милый! — радостно хлопнул в ладоши Йен и кинулся к старику. Тот испуганно вздрогнул, завыл. Почему завыл? Потому что предприимчивая эльфийка благополучно заткнула ему рот самодельным кляпом из салфетки и белого платочка с золотой вышивкой. — Ну-с, как зовут нашего героя?

— Без понятия, — Марианна передала ему старика. — Я вырубила его прежде, чем он успел прочитать и половину заклинания из своей дрянной книжицы. Ее я, кстати, сожгла.

— И правильно сделала, — буркнул Авиан.

Слуга снова замычал, дрыгая связанными за спиной руками.

— Что, родной, страшно? Правильно, должно быть страшно. Я буду задавать вопросы, а ты кивай. Понял? — старик кивнул. — Итак, вопрос первый: зачем тебе понадобилось создавать лярву? Ты хотел власти?

Тот отрицательно замотал головой.

— М-да, не попал. О, может быть, ты ее любил?

Стиснув зубы, старик снова кивнул. Йен глянул на меня и подмигнул правым глазом.

— Старо как мир! Этот ответ разом перечеркивает все мои последующие вопросы. Радуйся, старик, отправишься ты на небеса быстро, ну, и почти безболезненно. Хотя навряд ли в святилищах Райны тебе будут рады.

— Йен, что?.. — начала Марианна, но с криком отшатнулась, когда проводник, стянув с правой руки перчатку, с хрустом пронзил когтями его нижнюю челюсть.

— Слабонервных прошу отвернуться!

Хлынула кровь. Йен напрягся. Его рука с каждым мигом впивалась все глубже слуге в мозг, и вот уже она до кисти погрузилась в череп. Что-то внутри хлюпнуло. Два острых кривых когтя, выдавив оба глаза, выглянули из глазниц и шутливо дрыгнулись.

Я скрестила руки на груди. Надо же, а я почти отвыкла от его несколько... своеобразного чувства юмора.

— Эх, плыви, мой кораблик! — проводник играючи оторвал его бьющееся в конвульсиях тело от земли и выкинул с башни вниз. Он присвистнул. — Низко летит. К дождю...

— Йен! — снова воскликнула Марианна.

Тот лениво отмахнулся, вытирая со своей лапы кровь.

— Можно подумать, что ты забыла все слова, моя дорогая, и помнишь только мое имя. О, я так польщен, так польщен!

Я улыбнулась. Эльфийка, стиснув зубы, отступила на шаг назад, вставая рядом с Авианом, а Йен только пожал плечами и вытянул из жаровни горящее бревно. Подождав, пока огонь на его конце разгорится, он кинул его в тело Евы, завернутое в белую льняную простыню.