— Нет понимания в руководстве,— откусывая, наконец, кусочек от булочки, произнёс Голубев.— Окажемся скоро не у дел.
— Итак, двадцать,— Сашка допил свой коньяк.
— Вы, я вижу, переварите всё, что угодно. Авиация, какая вам нужна?
— "Ми", "Су", "МиГи".
— Камовские как?
— Не прощупывайте меня, Сергей Данилович,— остерёг Голубева Сашка.
— Привычка, извините,— Голубев улыбнулся.— Ноль — один в вашу пользу.
Камовские ранее продавались лишь в два государства. Закажи Сашка их без советников по обслуживанию — выпадали из пасьянса Сирия и Куба, а из оставшихся, куда могли пойти, оставалось лишь четыре. Всем из них уже отказано в поставках за неуплату по прежним контрактам.
— Марки назовите?
— Шестой, десятый. Двадцать пятый. Двадцать девятый. Новейших не прошу.
— Готов я и на этот риск. В разумных пределах, конечно. Только сроки будут другие.
— Полгода меня устроит,— определил Сашка свои возможные временные рамки.
— Заказ беру при условии,— вдруг сказал Голубев.
— Наличность и дополнительная плата?
— Увы, но приходится брать,— с горечью произнёс Голубев.
— Хотите, я вам забронирую место на случай безработицы?— предложил Сашка.
— Благодарю. Польщён вашей заботой. Не надо. Лучше без работы, чем в гробу,— Голубев вымученно улыбнулся.
— Возьмите,— Сашка передал второй перечень.
— Это ещё пять миллиардов восемьсот семнадцать миллионов долларов!— пробормотал, пролистав перечень, Голубев.
— Наличность по этому контракту — три миллиарда. Соберу к сроку. К началу июля.
— Забирать будете в Архангельске.
— Канадцы встанут под загрузку.
— При таком заказе мне всё равно, кто будет забирать, хоть пусть американский авианосец под эскортом заходит. Шучу, конечно. Канадцы, так канадцы.
— Где вам передать наличность?
— Там же. Пока грузить будут, представители наши пересчитают, я думаю.
— Личную долю, какую хотите? — спросил Сашка.
— Вы предложили, ваша и оценка,— ушёл от ответа Голубев.
— Сумма мне безразлична. И форма оплаты тоже. Не мне — вам туда возвращаться,— сказал Сашка.— Сорок вас устроит?
— Мало. С такого заказа,— честно ответил Голубев.
— Это миллионы,— Сашка смотрел ему в глаза. При слове "миллионы" зрачки глаз Голубева расширились.
— Миллионы!??— Голубев подавился булкой. Откашлялся и продолжил:— Нет. Вы решительно хотите меня купить. Как я столько съем. Четыреста тысяч долларов — это максимум. Мой. Тысячными банкнотами.
— Где вы хотите их получить?
— В Союз можете?
— Вполне. Только они вам там зачем?
— А здесь?— Голубев отпил глоток коньяка.— Если там посадят, мне они так и так не нужны будут. Вы меня ввели в замешательство предложенной суммой.
— Борьба начал разума и безумия,— философски произнёс Сашка.— Многим, Сергей Данилович, не впрок даётся. Вот вождь мирового пролетариата, Владимир Ильич Ульянов, взял власть в свои руки. И всё бы ничего, только ему она не в масть легла, довела человека до безумия. Плохо своего предела не знать. Я грузоподъемность имею в виду.
— Тогда безумия и жадности.
— Брать — безумие?
— Для меня — да. В таких размерах. А в предложенных вами — жадность. Сдохну от несварения.
— Предлагаю лекарство.
— Спасибо. Аспирином и валидолом обойдусь,— Голубев вдруг рассмеялся.— Извините за смех. Вспомнил, что у покойника ноги не потеют. Это из анекдота. Русский юмор. Чёрный.
— Куда доставить?
— Если вы не против и располагаете временем, мне надо обдумать.
— Я закажу ещё и не буду вам мешать. Дело для вас действительно серьёзное,— Сашка встал и отошёл к стойке, где и расположился.
Минут через пятнадцать Голубев дал знак, Сашка вернулся к столику.
— Скажите, какова серьезность сорока миллионов?
— Сергей Данилович, сомнения ваши напрасны, сумму эту я готов уплатить. В любом виде. Даже недвижимостью. Про наличные не говорю.
— Вилла, яхта. Да?
— Да. Вот хотя бы домик на Женевском озере. Счёт в любом банке мира, в любой стране. Причём, каждый доллар для вас лично сделаю чистым. Оформлю контрактом. Скажем, я вам книгу о Советском Союзе закажу. И пошли они все к такой-то матери.
— Не бейте в больное место. Мы с вами в разных положениях. У вас на меня досье в двух томах. А у меня на вас..,— Голубев провёл по столу ладонью, смахивая воображаемые крошки, намекая тем самым на недоверие.
— Если не спешите, то я вам расскажу.
— От этого увольте. На этот товар, боюсь, покупателя не сыщется. А найдётся — плата мне будет не по карману.
— Что решили?
— Четыреста — тут, мелкими. После завершения сделки. При моём отсутствии здесь, такое может случиться, там передадите, но крупными.
— Здесь найдём. Оговорим где и как. Там?— Сашка кивнул головой в направлении востока,— там тоже можем найти, но вы под присмотром. Наш человек сядет, это в лучшем случае. Вас, опять же, засветить может. Дайте место — отнесём.
— Вы бывали в Москве?
— Лично — нет. Не доводилось,— соврал Сашка,— но вы говорите, мой человек бывал.
— Конечная станция метро на Рязанском проспекте, "Ждановская". Через дорогу есть институт Управления. Ограда из литого чугуна. Третий столбик от ворот направо.
— Прикопать?
— Да. У основания тумбы.
— Оповестить как?
— Телеграммой.
— От друга Пети с любой датой?
— Да. А на столбик мелом чёрточку.
— Пакет оформить или банку?
— Лучше пакет.
— Сами не ходите. Пошлите кого-нибудь,— дал совет Сашка.
— Рад бы — да не могу. Узок круг друзей. Слишком.
— Такое ощущение, что у вас есть ко мне ещё просьба. Не так ли?
— Меня волнует будущее семьи. Предчувствия, знаете ли, скверные. Не за себя. За себя уже привык не бояться. От обстановки какой-то неуютной, размытой.
— Так дела, вроде, налаживаются. Вон, Горбачев, какой настойчивый оказался, гнёт своё и всё тут.
— Вы знаете, я месяц как из Союза. Чувство стабильности исчезло. Мы ведь как привыкли — если вперёд, то все, если назад, так тоже, но уверенно. А это пропало. Зависли между небом и землёй.
— В аналитике это называют — зона риска,— Сашка подозвал хозяина, заплатил и заказал ещё два коньяка.
— Я бы уточнил. Знаете, как в авиации. Точка возврата. Прошли её, до связи с портом назначения ещё лететь, а что они ответят: дадут приём или нет — неизвестно. Садиться же придётся, но как и где?
— Вам видней. Значит, часть денег оставить здесь?
— Вдруг плохое случится, тьфу-тьфу,— Голубев постучал костяшками пальцев по крышке стола.— Детей вытяните оттуда, если в силах.
— Из Союза? Обещать на все сто не могу. У вас там, насколько я в курсе, стена очень плотная. Не гарантирую, но сделаю, что в моих силах. Дипкорпус нас стороной обходит, знаете ведь, но поищу каналы.
— Спасибо. Другого ответа я бы от вас и не принял. Просто не поверил бы. А тут сможете помочь с охраной? Они ведь, если крайность такая выпадет, семью в покое не оставят.
— Вам их сила рисуется безграничной. Это враки, что ваши могут без мыла в одно место влезть. За безопасность тут я ручаюсь. Ни один волос не упадёт.
— Ну что ж, и на том спасибо.
— Домик, значит, вам прикупить?— Сашка улыбнулся во весь рот.
— Ближе к пенсии,— ответил Голубев.
— А когда у вас отпускают?
— Военные по выслуге лет — в сорок пять. Как правило, высшие дальше ещё коптят и те, кому светит. Остальные — в обоз.
— А ваши?
— Кто как, но подписка до могилы.
— Это значит, что на пенсии вы будете не выездной?
— Если доживу,— язвительно, сказал Голубев.
— Тогда я вам место на кладбище ещё куплю и перезахороню, если что,— при этих словах Сашки оба засмеялись.
— Спасибо. Мне приятно было иметь с вами дело. Моё время истекает,— Голубев встал.— Документы вы мне передадите завтра.
— Нет. Янг вас ждёт. Все документы у него. Лишнее вернёте. Там набор. А все звонки по линии руководства мы уже сделали,— Сашка пожал ему руку.
— Однако, вы проходимец ещё тот. Могу я узнать, где вы русский учили?
— Нигде. Я русский.
— Это как?— у Голубева поднялись брови.
— Да так. Это вам там, за железным занавесом, кажется, что если русские где и есть, так только у вас. Русские, Сергей Данилович, живут по всему миру, как бы это не нравилось вашим руководителям. И знаете, не все русские, имею в виду эмигрантов в пятом и более колене, владеют русским, но мне вот бабушка вдалбливала, сказки по вечерам читала, и приобщился, теперь не жалею. А вы что подумали?
— Испугался я, когда вы русским назвались,— признался откровенно Голубев.
— По национальности я не русский, не беспокойтесь. Законный гражданин этого государства, в коем мы с вами имеем честь сейчас находиться, но всё равно русский по корням моих предков. И за русских мне обидно порой до слёз. Ну что вы там всё выдумываете, что ерунду порете, ей-богу стыдно. Я потому и покупаю это "железо", чтобы помочь хоть чем-то. Но, честно говоря, не уверен, что деньги пустят в нужное дело, а не на очередной сверхгигант.
— Под вашими словами кровью подписаться могу. Рад, что с вами свела хоть и работа, но всё-таки. Не каждый день встречаешь человека, искренне желающего помочь и переживающего за нас, грешных. Спасибо. До свидания. Если придётся,— Голубев протянул руку.
Сашка пожал. И они разошлись в разные стороны.
Полчаса спустя, Сашка позвонил Пирсу и дал добро по всему контракту.
Глава 3
В Хитроу было пустынно. Несуетливо регистрировались и проходили таможенный и паспортный контроль редкие пассажиры. Быстро оформившись, Сашка вышел из зоны контроля, пожал встречавшему Питеру Полавски руку, передал ему сумку и двинулся к выходу. В машине спросил:
— Куда дел туман, Полавски?
— Дипломаты зачастили в Лондон, разогнали,— отшутился Питер.
— Новое штормовое предупреждение дали?
— Прогноз на ураган. Тайфун.
— Русские "гонят тройку"?
— Гонят без остановки. Британцы вошли в роль посредников. Газеты не успевают верстать.
— Заключительный аккорд политической карьеры.
— "Актёр" хочет уйти со сцены ангелом небесным. И остаться в истории миротворцем. Быть в глазах потомков в роли злого дядьки, даже ярым борцом с коммунизмом — не престижно.
— Пьеска как идёт?
— До третьего акта за год, думаю, доберутся, а к следующей весне, видимо, выстрелит ружьё.
— Много наработали?
— Весь комплекс смакуют. Но основную цель оставили пока за ракетами средней дальности и крылатыми наземного базирования.
— Торговые как?
— Потирают руки. Русские дали заказ по зерну. Тридцать миллионов тонн. И ещё на муку, масло, жиры, мясо птицы, обувь, колготки, готовое платье, радиоаппаратуру, электронику и прочее. Всего на двадцать, почти миллиардов долларов.
— Советский народ хлеба просит?
— Хлеба и зрелищ. Разве эти мямли могут отказать.
— Тогда всем им откажут. Откажут в доверии. Суровая власть — сильная власть. И либо она есть суровая, либо нет никакой.
— Маргарет бы взяли да пригласили. Годика на четыре,— высказал идею Питер.
— Таких политиков, как Тетчер, днём с огнём не найти. "Актёришко" ей не чета. Леди величайшая. Народ гордиться должен ею, молиться на её образ, как на святую. Сейчас, правда, не осознают, козни строят, ругают на каждом углу, но вот она уйдёт, годы её правления будут вспоминать, как сладкий сон.
— Женщина волевая.
— Именно. Политик, дающий обещания и не выполняющий их, ссылающийся на объективные трудности (а на самом деле — на свою мягкотелость), не лидер, и даже не деятель. Так, дворник с синим от пьянства носом. Эта женщина — политик. Политик от Господа, если он есть. За то и низкий поклон стране, которая её воспитала, государственной системе, народу, частью которого она является.
— Англичанам всегда в этом везло.
— Потому что традиции — великая вещь.
— Что не скажешь о русских.
— Это, Питер, особая тема. Горбачёв — колосс на глиняных ногах. Зачем в разоружение полез? Тоже мне, миролюбец нашёлся. "Весь мир насилия мы разрушим до основания, а затем...". Направление какое-то тупое.
— Отсутствие авторитета довлеет.
— Отсутствие мозгов. Ты за мир. А кто за войну? Покажите мне хоть одного? Что-то нет таких. Все против неё, без исключений. Но с одной поправкой. Если не касается наших личных интересов. А они что, если откинуть в сторону идеологические хитросплетения, не касаются? Ещё как соприкасаются! Мир так устроен, что больше половины национальных доходов государств идёт на покупку оружия. Русские же лидировали по его продаже с большим отрывом. А этому, видишь ли, разоружаться приспичило. Всеобщее ему подавай. Как же. Клоун. Если умный ты, договорись о замораживании ядерного, чтобы все при обеспеченном жёстком контроле. Оно же тебя, сукиного сына, кормит и народ твой, который пока другого производить не умеет. Да и производство вмиг не перестроишь. Ведь камень на шею вешает всему населению. Да ноги связаны. Как там у Ильфа и Петрова Бендер говорил: "Вешать таких умников надо". А он улыбается.
— Подсказать некому. Слава глаза застит.
— Эти глаза кровью зальются, как время придёт.
— Может и пронесёт, как знать?
— Тоже верно. Дуракам, говорят, везёт. Ладно. Давай выкладывай, что у тебя?
— Беркасов дал согласие на встречу. Ждёт,— Питер замолчал.
— Ты с ним сам говорил?
— Да. Болтали о том, о сём во время ужина. Но конкретно я ничего ему не сказал. Намекнул на выгодные контракты и проценты.
— Он что-нибудь предлагал?
— Он на своём месте. Торгаш хороший. Но и своего не упустит. В верхах о том ведают, но смотрят сквозь пальцы. Предлагал оружие. Современное.
— С заначкой, значит. С двойным дном. Проколы на нём висят?
— По данным нашим — чист. А по торговым делам, как в пуху, с его характером по-другому и невозможно. Торговля идее наперекор не идёт.
