— Останешься в клане до рождения моего сына, — мягко продолжал уговаривать вождь. Хотя и сам до конца не понимал — к чему уговаривает? Может ведь и приказать. Но надо дать мальчику шанс подумать, решить самому. Такого нельзя неволить. Вождь почему-то знал, что нельзя.
— Мы тебя научим быть властелином собственной силы... ты ведь целитель, очень талантливый целитель, но явно не умеешь пользоваться даром. Это огорчительно, не так ли? Останься. Ты — изучишь магию. Я — изучу тебя.
Уговоры действовали, вождь видел, что действовали, и раз за разом бил в слабое место. Мальчик этот хоть и сильный, а как котенок. Использует свой дар, но как-то неумело... как кто-то еще, кто-то, кого вождь никак не мог себе припомнить.
— К чему меня изучать? — искренне изумился наследник.
— К тому, что вся наша жизнь — служение богини. Если она выбрала вождя вне Виссавии, то я хочу знать — почему. Мы хотим знать — почему, чтобы не допустить тех же ошибок.
— Я знаю, почему она меня выбрала, — помрачнел гость. — И тут вовсе дело не в ваших ошибках... доверься мне, вождь.
— Я тебе доверяю, мой мальчик, — быстро ответил Элизар, вновь уловив удивление в глазах наследника. Впрочем, хоть мальчишка и кассиец, а думает он — как виссавиец, только виссавиец запутавшийся, оттого и влиять на него оказалось не так уж и сложно. — Это ты решил от меня спрятаться, это ты до сих пор что-то скрываешь, не я.
— Я прошу не давить...
— Я и не давлю. Выбор за тобой.
Сказал, а сам подумал: "А куда же ты денешься, такой хороший? У тебя же на лице написано: хочешь ты учиться, хочешь использовать свой дар, хочешь остаться в Виссавии. Но что-то тебя держит там... и ты сам мне скажешь — что. Ранее или позднее, а скажешь."
Мальчишка встал, накинул на плечи плащ и, поклонившись вождю, пробормотал:
— Прости, я должен идти.
— Иди, — равнодушно пожал плечами Элизар.
Он добился чего хотел. Щиты у мальчика отменные, факт, но на улице вновь поднялся ветер. Виссавия выдает наследника, как недавно выдавала вождя. Гость волнуется. Гость встревожен. Слова вождя посеяли в его душе сомнение. А сомнение в душе упрямого наследника — первый шаг к победе Элизара.
У них еще есть время, пусть себе подумает. Не получится по-хорошему, что же, будет по-плохому. Но мальчишка никогда больше не покинет Виссавии, в этом вождь был уверен.
А в полумраке с картины смотрели на Рэми внимательные глаза деда. Почувствовав, что слабеет, Рэми стрелой вылетел из проклятой комнаты и бросился прочь и от Элизара, и от его тихого, вкрадчивого голоса. Это всего лишь обман, ничего более, шептал он про себя, проносясь по спящему замку. Статуи молча следили за его движениями, статуи древних вождей, его предков, статуи упрекали, и глаза их чуть светились в проникавшем через окна лунном свете.
Это его дом. Это его страна. Это его родина.
Рэми на некоторое время остановился, приглядываясь к мраморному лицу своего предка. Не живое, хотя в этом странном клане все возможно. Может, и камни здесь живут?
— Кто вы?
Вопрос застал Рэми врасплох. Обернувшись, он увидел Рину: в ночной сорочке, с распущенными по плечам волосами она стояла посреди небольшой залы и с интересом, без испуга смотрела на Рэми.
— Элизар? — спросила девушка и тотчас поправилась. — Нет, не Элизар.
— Можно? — раньше, чем Рина успела ответить, Рэми опустился перед ней на колени, положив ладонь ей на живот, черпая в ее уверенном в себе материнстве так нужное ему теперь спокойствие.
Кассийка бы оскорбилась, а Рина лишь вздрогнула, потом вдруг улыбнулась и накрыла ладонь Рэми своими ладошками.
— Он еще малюсенький, — с восторгом прошептала она, — я его почти не чувствую.
— Я чувствую, — ответил Рэми сам удивляясь тому, что сказал.
И действительно — там, внутри, откликалась на его зов новая жизнь, еще маленький, еще слабенький комочек света. Родственная душа, что подобно Рэми связывала два сильных рода — род клана оборотней и виссавийцев. Потому и казался телохранителю малыш, а это несомненно был мальчик, неожиданно близким и родным...
— Вы — целитель? — спросила Рина, сев рядом с Рэми на холодный пол.
— Встаньте, вы простудитесь.
— Простуда в клане целителей? — усмехнулась девушка. — И все же вы целитель. Только они могут почувствовать ребенка столь рано.
— Я почувствовал, потому что о нем знал, — чуть горько ответил Рэми, опускаясь на пятки и положив ладони на колени. — Я — целитель. Но я не умею пользоваться своим даром.
— Попросите брата, он найдет вам учителя, — девушка положила ладонь на ладонь Рэми, молодой человек вздрогнул от ее смелости.
Неужели здесь, в Виссавии, женщины совсем не боялись мужчин? Неужели они не знают данных богами законов, что с раннего возраста вдалбливают в головы девушек кассийцы? Только боги ли дали те законы?
Некоторые говорят, что боги всего лишь наблюдают, иногда — помогают, а законы придумывают люди. Может, виссавийцы и придумали свои, Рэми пока неподвластные... но почему-то все же иногда более близкие.
— Вы не расскажите отцу о ребенке? — спросил вдруг Рэми. — Может, он бы обрадовался? Может, вы смогли бы быть вместе?
— Я люблю Армана, — возразила Рина, и глаза ее в лунном свете вдруг предательски заблестели. — Но он живет в своем мире, я — в своем. Боюсь, если мы соединимся, то кто-то из нас станет несчастным.
— Странно, я думал счастье — это быть с тем, кого любишь.
— Не только, — покачала головой Рина. — Любовь это много, очень много, но все же не все. Я не могу уйти из клана, я здесь родилась, я не знаю другой жизни. Но я знаю одно — Арман не создан для Виссавии. Он здесь зачахнет... как и ваш принц.
— Думаешь, Миранису здесь плохо? — непонимающе посмотрел на девушку Рэми.
— Думаю, что всем плохо и везде, пока человек не найдет своего места. Я — нашла. Арман — нашел. Миранис — нашел. Ты — нет.
— С чего ты взяла?
— Арам, мой учитель, говорил, что у меня дар целительницы душ... Он очень редкий, но и болезненный. Я много вижу того, чего не видят или не хотят видеть другие.
— А что скажет вождь, когда узнает о ребенке?
— Он знает.
— И хочет отомстить Арману?
— Почему? — искренне удивилась Рина. — Ребенок был зачат в любви, а дитя любви всегда желанно...
— У нас бы тебя...
— Я знаю, — прервала его Рина. — Я все знаю. И потому не хочу говорить Арману о сыне, я не хочу, чтобы он боялся за меня.
— Но он и так будет бояться..
— Это неправда. Я умею тушить боль... и я ее потушила. Арман уедет со светлыми воспоминаниями обо мне, но открытый для новой, может, еще более сильной любви. У нас так это делается...
— А ты сама?
— Я... — она опустила голову. — Я справлюсь.
Рина погладила свой живот, улыбнулась вдруг сказала:
— У меня есть сын.
— Почему же ты не вылечила вождя?
Рина вздрогнула и некоторое время молчала. Рэми чувствовал ее сомнение и понимал ее. Он чужак. Он тот, кто, вообще-то, не стоил доверия. Но тем менее Рина этим доверием его одарила.
— Арман не знает о моем даре, потому и поддался... — прошептала она. — Элизар же... он слишком сильный. Мне нужно было его согласие, а он не хотел выздоравливать. Потому-то я и восхищаюсь вашим телохранителем. Век за него богиню молить буду... даже сына назову его именем.
— Не надо! — испугался Рэми, почувствовав, как его щеки наливаются жаром. — Это принесет малышу несчастье!
— Странно, но я чувствую — ты говоришь серьезно. Я подумаю над твоими словами, целитель.
— Я не целитель...
— Целитель, — прошептала Рина, погладив гостя по щеке. — Мой скромный, еще не осознавший себя целитель... Не выдавай меня, хорошо? Я чувствую, ты знаешь Армана, потому и прошу.
— Я не выдам, обещаю. А ты береги и себя, и ребенка, а если вновь кто-то обидит...
Рина прикусила губу и сразу же замкнулась:
— Кто тебе сказал?
— Вот видишь, целительница душ, а брата так и не простила, — укоризненно ответил Рэми. — А ведь он действительно изменился.
— А можно простить? — горячо прошептала Рина. Я думала, сына потеряю... но больнее было не это... чувство собственной беспомощности, никчемности. Я не могла защитить ни себя, ни ребенка. А он... он все бил, бил никогда этого не забуду!
— Забудешь, — Рэми взял ее лицо в ладони и заставил посмотреть себе в глаза. Рэми увидел в ее зрачках отблеск синего света, что лился из его глаз, чувствовал, как его сила успокаивает, переплетает чуточку иначе силы судьбы, убивая в ее душе боль и обиду...
— Ты уже забыла... — прошептал он, нервно сглатывая.
— Прошу... — взмолилась вдруг Рина. — Это... такая сила... ты должен найти учителя. Прошу. Целители очень ранимы, если не научишься защищаться, погибнешь. А ты не умеешь... Давай я поговорю с братом, ну же!
— Тебе не надо со мной говорить. И тебя не надо ни в чем меня убеждать, — холодно ответили на спиной Рэми.
Телохранитель вскочил на ноги, резко развернувшись к Элизару:
— Ты ведь все и сам понимаешь, не так ли? — продолжал вождь, подходя к Рэми и глядя прямо в глаза. — Одно твое слово, и учить тебя будут наилучшие. Только скажи.
— Ты знаешь мой ответ, — прошипел Рэми. — Мне казалось, мы уже говорили на эту тему.
— Ты говорил. Я только отвечал и слушал.
Рэми сорвался с места и выбежал из проклятого замка. Прямо под хлынувший внезапно проливной дождь.
Глава 11. Элан
Рэми вылетел в дождь и вбежал в объятый темнотой лес. Его трясло. Слова вождя подобно яду вскипятили кровь, оставив почти физически осязаемую тоску и беспокойство.
Рэми понимал, что вождь прав. Но и знал, что выбрал правильно. Что его место рядом с Миром, в Кассии. И что в таком состоянии ему перед принцем лучше не показываться. Потому и перся в темноте, по мокрой траве, рискуя свалиться в шумевший неподалеку ручей... Пока не устал. И не понял, что окончательно заблудился и не знает, в какой стороне находится замок Арама, а в какой — замок вождя.
Уселся на траву, не обратив внимания, что намок до нитки и теперь его трясло от холода или от начинавшейся лихорадки. Дождь закончился. Долгое время Рэми сидел неподвижно и смотрел в воду, в тени водорослей, пытаясь унять разрывавшую голову боль.
Зачем ему все это? Да, с Миром нелегко, но в Кассии его семья, Лия, Арман, мать, в Кассии все знакомо и близко, в то время, как Виссавия для Рэми чужая, непонятная и пугающая.
Ему надо с кем-то поговорить. С кем-то, кто знает больше, с кем-то, с кем не надо притворяться.
— Элан, — тихо позвал он.
Виссавиец будто только ждал зова: зашелестела рядом трава, отделилась от мрака тень, и Элан, низко поклонившись, спросил:
— Да, наследник.
— Садись, — виссавиец безропотно опустился рядом на мокрую траву. — Только один вопрос... убивали ли в Виссавии вождя?
— Да, наследник, — спокойно ответил Элан.
Рэми вздрогнул. Так просто? Он посмотрел в темную, тихо журчащую воду и попросил:
— Расскажи мне.
— Боюсь, я мало что об этом знаю, наследник, — осторожно ответил Элан. — Тебе надо поговорить с хранителем знаний. Например, с Арамом.
— Ты же знаешь, что я не могу.
— Ты все можешь, — возразил Элан. — Но если тебе угодно упорствовать, пусть будет так. Я очень хорошо знаю одного человека, который все тебе объяснит лучше, чем я. И, если ты прикажешь, даже если просто попросишь, он сохранит твою тайну. Можем пойти прямо сейчас...
— Сейчас ночь, — резко ответил Рэми. — Нормальные люди в это время спят.
— Хранители знаний всегда были немного ненормальными, — голос Элана почему-то стал мягче и в нем появились странные, немного покровительствующие нотки. Рэми вздохнул. И этот считает его запутавшимся ребенком. Хотя, может быть это как раз и правда.
— Марк часто работает ночами, — продолжил Элан. — Не думаю, что будет против гостей. Тем более, против такого гостя, как ты, Нериан.
Рэми задумался. Не хотелось ему тревожить ночью какого-то неизвестного Марка, но он устал от загадок, от недомолвок... и слова вождя все же попали в цель. Рэми начал сомневаться. А он ненавидел сомнения.
— Идем! — решился Рэми.
Элан поднялся, открыл переход, и пропустил вперед наследника. Вновь мелькнула под ногами пустота, вновь нагрянула и отпрянула бесконечность, рассыпаясь по безоблачному небу звездами, и Рэми оказался у низкого дома, над которым висел прикрытый тонкой тучкой месяц.
Дом спал в предрассветной дымке. Рэми вновь засомневался: стоит ли тревожить людей посреди ночи, как входная дверь открылась, и на пороге появился темный силуэт в свете фонаря, тихо спросивший:
— Кого так поздно принесло?
Фонарь скользнул вверх, свет попал в глаза, заставив зажмуриться, а когда Рэми очнулся, фонарь уже стоял у его ног, а незнакомец упал на колени, выдохнув:
— Мой вождь.
— Это не совсем вождь, Марк, — ответил за спиной Рэми Элан. — Присмотрись внимательнее...
Марк посмотрел на Рэми. Некоторое время он все так же стоял на коленях, вглядываясь в гостя, потом поднялся и уже гораздо с большим достоинством поклонился Рэми:
— Я не знаю, кто вы, и зачем пришли, но я рад принимать вас в моем доме.
— Простите, что так поздно, Марк, — пробормотал Рэми.
— Я люблю работать по ночам, — отмахнулся тот. — Войдите. Вижу, что вы вымокли до нитки и замерзли. Пойду поищу для вас сухую одежду. Только прошу быть потише... мои домочадцы еще спят...
Молча хозяин повел их по темному коридору. Несколько раз Рэми натыкался в темноте на какие-то вещи, что-то опрокинул, судя по звуку — стопку книг, и хозяин, извинившись, зажег-таки запоздало фонарь.
— Простите меня. Я привык к своему дому и прекрасно нахожу в нем дорогу в темноте. И я так привык к одиночеству, что уже и разучился быть любезным хозяином. Не подумал, простите еще раз.
Они вошли в небольшую дверь и оказались в неярко освещенной, тесной комнате, наверняка служившей хозяину кабинетом. Рэми поразили огромные шкафы у стен, забитые по завязку толстыми, старинными книгами. Поразил легкий беспорядок на стоявшем посреди кабинета столе: какие-то листы бумаги, исписанные мелким, непонятным почерком, разрисованные паутиной схем. Запах бумаги, кожи, чернил и свечей, носившийся в воздухе, смешанный с едва ощутимым ароматом магии.
— Простите за беспорядок, архан. Сейчас принесу вам сухую одежду. Может, еще чего-нибудь? Вижу, вы устали... могу угостить вас настойкой гуараны.
— Не откажусь, — задумчиво ответил Рэми, беря на руки одну из книг. Кажется, трактат по магическим животным. Обитая кожей обложка приятно грела руки, идеальный каллиграфический почерк напомнил Рэми далекое детство, когда Арман склонялся над учебниками, повинуясь указаниям учителя, и его светлые волосы падали на потемневшую от времени бумагу. Мягко шуршали под пальцами брата страницы, а Рэми сидел в уголке тихо, как мышка, боясь пошевелиться, боясь, что его выгонят.
Он любил наблюдать за Арманом. Любил, когда глаза брата становились задумчивыми, и он покусывал перо, поверяя бумаге свои мысли. Любил, когда Арман разрешал ему сесть рядом, прижаться к его боку, когда рука брата вдруг мягко ерошила волосы Рэми, и Ар улыбался в ответ на похвалу учителя.
