Синяя трава

Почувствовав себя добытчиками, парни стали нравиться себе всё больше, не забывая при встречах задирать носы перед детьми и девушками.

— Эрих, бараки вот-вот достроят, — напомнил однажды Маттиас, когда они остались ночевать вдвоем в дальнем шалаше.

— Ага.

— Ты уже выбрал себе место?

— Не-а.

— Да... Кого-то сгонять что ли потом будешь?

— Не знаю. Ну, последний-то барак еще строится. Мы, наверное, успеем вернуться к тому времени, как он будет готов.

— Хорошо. А, насколько я помню, можно выбрать место на семью, так?

— Да.

— И, как я понимаю, Геннадий поселился с этой Анжеликой, которая в турфирме работала. И которую он знать не знал до этого путешествия. А как у тебя с семьей? Есть?

— Получается, нету.

— Слушай, ну ты девочку-то эту хорошего места в бараке, получается, лишаешь. Не стыдно тебе? И, главное, зачем тянешь? Все равно нам всем придется жить с теми, кто есть. А есть не так уж и много кого.

— Ну, во-первых, девочка наверняка захочет жить рядом с родителями. А те — рядом с этой второй семьей. И, разумеется, никто не позволит мне выбирать места под всю эту ораву в десять человек.

— Поселиться с родителями в одном бараке будет уже вполне достаточно для нее. И это — не проблема.

— Ну, а подождать немного — проблема? Горит что ли? Все равно эти бараки на один год только. На следующий год уже что-то новое построим.

— Знаешь, это ведь еще и не просто так. Это ведь довольно выгодное родство в нынешних-то условиях. Они вроде из деревни какой-то на Дальнем Востоке. Здесь чувствуют себя почти как дома.

— Хорошо, хорошо. Я поговорю с ней. Ну, а ты офицерской дочке что сказал?

— Ничего. Я сдаюсь. Я в офицерскую семью не хочу.

— А что так? Тоже ведь выгодное родство! Считай, тесть ведущую должность занимает!

— Не надо передергивать! Это совершенно другое дело. И я сдаюсь, пусть она живет с кем-нибудь другим!

* * *

Угрюмый из-за неудач с поиском руды Ицхак млел в парной, недавно сданной в эксплуатацию бани. Само здание делали из берёзы, а парную отделали осиной. И всё было бы хорошо, но вот вода в огромных топливных баках была чуть тёплой. В общем-то, такой эффект ожидался, но всё равно было обидно. Впрочем, тёплый туалет и возможность стирать в тепле женщин привели в восторг. Они как-то быстрее мужчин привыкли к новым условиям, словно забыли об утраченном на Земле комфорте. Впрочем, тогда дамы вовсе не считали условия обитания чрезмерной роскошью. Слегка расслабившись, механик подумал, что порадовать женщин легко, но вот привычное радовать их быстро перестаёт. Наверное, поэтому слабый пол постоянно пытается как-то менять обстановку, например, передвигая мебель.

— Что так надулся, Ицхак? — лениво поинтересовался Максим.

— Переживаю, что среди пассажиров геолога не нашлось. Следующим летом нужно будет хотя бы болотное железо поискать.

— Так ещё дожить нужно до лета. Успокойся пока!

— Нет. Ну, как успокойся? Какие-то образцы набрали, всё-таки. Нужно бы их раздробить и погреть.

— Не сейчас же! Зимой поколдуем.

— Что-то я уже не уверен. Сейчас вы самолёт до конца разберёте, и народ решит, что металла и без того достаточно.

Максим замолк, обдумывая услышанное. Тратить конструкции самолёта на всякую ерунду ему совсем не хотелось. К тому же непосредственно железа было не так много, а остальной металл был гораздо мягче.

Зато оживился второй пилот:

— Как думаете, господа, коммунизм наш долго протянет?

— Полагаю, до тех пор, пока кто-то не сможет жить самостоятельно, откликнулся Рокотов.

— Сейчас уже зашевелились, — отозвался Хоменко. — В общий котёл-то идёт далеко не всё.

— Вот-вот, в самом невыгодном положении оказываются те, кто сидит на базе, — забеспокоился Рокотов. — Нужно бы над этим подумать.

— Зря ты так плохо о людях думаешь, Коля, — ответствовал Хоменко. — Я вот смотрю пацаны с того берега стали птицу таскать...

— И? Её просто съедают.

— Конечно съедают, но перед тем ощипывают.

— Так перья в корзину сваливают, из которой потом берут материал на оперение стрел, — проявил непонятливость командир.

— Всё так, — подтвердил бывший владелец автомобильной мастерской. — Но самые мелкие перья — пух — кухарки забирают себе. Так что кто-то скоро будет спать с подушкой в обнимку.

— Ещё вспомнил, — отозвался Гарик. — Шкурки мелких животных женщины тоже себе оставляют, а мужчины, если зайца добудут, отправляют в общую кучу.

— Пусть так и остаётся! — поддержал существующий порядок Буданов Илья. — Такая охота хоть как-то стимулирует тренировки с оружием. К тому же на заимках женщины лисьи и заячьи шкуры тоже в общий ящик суют. А здесь на базе не так и легко что-то подстрелить — лисички теперь на помойку только ночью ходят.

* * *

Обе женщины, Мария и Глафира, которые сели в самолет, будучи беременными, уже подошли к серьезным срокам. Глафире оставались еще около трех месяцев, а вот Маша была на подходе. По всем подсчетам вот-вот. Конечно, на душе было тревожно, хотя Андрей рядом, и это уже большой плюс. И роды, в принципе, уже вторые. Светочка, первая дочь, осталась на то счастье у бабушки. У Глаши вон ситуация гораздо хуже. Она одна, без мужа, да еще впервой. Эх, черт их дернул лезть в самолет на таких поздних сроках.

На всякий случай Маша уже несколько раз наведалась в медицинский блок. Напомнила о себе, хотя ее не раз заверил "инопланетный" медперсонал, что все наготове. С медперсоналом, в прочем, получилась небольшая заминка. Галия находилась вне зоны доступа на самой северной заимке. Олег и Ирина отправились на большую охоту, в которой участвовало почти всё население центральной базы. Акушерского опыта не было ни у кого, роженицу решили оставить на Антонину, врача-педиатра в прошлой жизни. Но вчера вечером женщина неожиданно слегла с высокой температурой и теперь сама нуждалась в медицинской помощи.

К этому моменту строительство всех бараков было завершено. Поскольку двадцать шесть человек, считай, население одного барака, отправилось путешествовать с Хэнком, один барак решили сделать медпунктом. В отличие от остальных бараков, где за небольшими сенцами следовало общее жилое помещение, и уже там каждая семья отделяла свой угол как умела, медицинский корпус был разделен на три блока капитальными стенами. Один из блоков предназначался в качестве дома для медперсонала с семьями. И, хотя, среди пассажиров были четыре профессиональных медика, всем было понятно, что этого недостаточно. В идеале каждый член племени должен владеть навыками оказания первой медицинской помощи, а профессионалы должны взять на серьезное обучение несколько молодых людей, чтобы уже сейчас начать готовить себе помощников и будущую замену. Поскольку подмастерья тоже получат естественное право проживания в медицинском бараке, где не так людно, да и вообще, как говорится, врачи нужны всегда, этой опцией интересовались очень многие. Пока, однако, ограничивались только беспорядочными курсами первой медицинской помощи для всех желающих, а иногда и просто для всех в обязательном порядке. Зимой медики запланировали устроить конкурс по усвоению этих навыков и отобрать еще четверых человек для более серьезного обучения и проживания в медицинском блоке, о чем и было объявлено во всеуслышание с целью подогреть интерес народа к изучению медицины.

Остальные два блока медицинского корпуса шли в качестве стационара. Один из них назначили инфекционным и размещали там больных с целью изолировать их от общества. Второй предназначался для больных, которых изолировать от общества необходимости не было, но которые нуждались в постоянном присмотре врачей.

Так вот, в данный момент из профессиональных медиков в поселке оставалась только Антонина, но находилась она в инфекционном блоке, и о том, чтобы подпустить ее к беременной речь не шла. Володарский, который остался в лагере за старшего, назначил Зинаиду — стюардессу — главной по медицинской части на время отсутствия врачей. Стюардессы, по крайней мере, проходили какую-то специальную подготовку. Правда, Зина не стала уточнять, что во время этой спецподготовки, при виде родов, она грохнулась в обморок. И сейчас она ходила по пустому медицинскому блоку для неинфекционных стационарных больных и, в который раз, пересчитывала свой арсенал: прокипяченные полотенца, ножницы, скальпель, спирт. А зачем скальпель? Не будет же она делать Кесарево сечение. А вдруг малыш лежит вниз ногами? Ну, уж, нет! Нет! Нормально он лежит. Маше делали УЗИ незадолго до полета, все нормально, никаких отклонений нет. И это ее вторые роды уже. А вот ей, Зинаиде, принимать роды впервые. Только бы не хлопнуться в обморок. А вдруг Маша будет сильно мучиться, что ей дать для обезболивания? Спирт? Но ей нельзя пить, она же будет кормить ребенка молоком.

Маша успокаивала себя, что не она первая, не она последняя. Сколько их, женщин белых, черных и всяких прочих рожали и рожали. И далеко не в родильных домах высшей категории с отдельной палатой и мужем с видеокамерой. Были такие папаши, которые стремились заснять роды на видеокамеру. Маша их не понимала. Придурь, да и только. Короче, хоть и тревожно, но паники не было.

Как всегда, все случилось не вовремя. Пол племени ушло на охоту. Из оставшейся половины, многие разъехались по заимкам и прочим локациям. Антонина лежала с температурой. В поселке оставалось человек пятьдесят — старики и дети, главным образом.

Тут-то все и началось. Маша сразу поняла, что оно. Тянущие боли внизу живота пока еще слабые. Но, кто знает, второго ребенка, говорят, быстрее рожают. Надо что-то делать. Мирослава и Марьяна повели роженицу в медицинский блок. С ними увязались еще две женщины. Глаша тоже хотела посмотреть на роды, но ей не позволили.

— Еще не хватало, насмотришься там и тут же недоношенного родишь! — сказала ей Мирослава.

По фильмам, да и на своих примерах народ кое-что отдаленно знал. Начали кипятить воду. Маню положили на широкую лавку, заменяющую операционный стол. Больше в кино они ничего не видели. Дальше там уже пищал ребенок. А тут жизнь. Все гораздо сложнее. Начали вспоминать, у кого что и как было.

— Так, составим перечень признаков родов и будем по ним отслеживать процесс, — сказала Марьяна. — Частота схваток, воды, потуги, а там — выход ребеночка, обрезание пуповины и отход последа. По плану так. Будем молиться всем богам, чтобы так оно и пошло.

— Маша, как схватки? — спросила Зинаида.

— Часто уже и немного больно?

— Потуги чувствуешь

— Нет.

— Как только схватки станут непрерывными, тужься.

Прошло еще долгих двадцать минут.

— Вроде что-то похожее на потуги.

— Давай, Манечка, давай, — сказала Мирослава. — Мы будем смотреть, аккуратненько.

— Ты, Маня, дыши поинтенсивнее.

Маша дышала поинтенсивнее. Дышала и тужилась. Вспоминала все, что было со Светочкой. Но тогда рядом были врачи. А сейчас думать надо самой. Главное панике не поддаваться. Прошло еще полчаса.

— Манечка, давай, идет, идет, головка показалась! Аккуратненько, тужься.

Маша тужилась и помогала себе сдавленными криками. Зина поддерживала руками окровавленную голову, которая то выходила, то почти полностью уходила обратно, пока наконец не появилась в очередной раз вместе с плечиками, а за ней последовал и весь младенец. Маше, казалось, что прошла вечность. Но она верила товарищам по команде, ей больше ничего не оставалось делать. И вера оправдалась, как в кино со стороны экрана, она услышала Зинин голос:

— Все, родился, родился! Давайте обрезать пуповину и следите, чтобы послед вышел!

А потом — плачь ребеночка.

— Мальчик, Маня, мальчик! — обрадовала акушерка.

Дальнейшее уже было делом техники, главное, не расслабляться. Двое женщин занялись ребеночком. Помыли его в кипяченой воде, в корытце и завернули в чистое полотенце. А Мирослава с Зиной орудовали над Машей, чтобы не дай бог не началось кровотечение. Но пока все шло нормально. Послед отошел, и женщины обмыли Машу.

Марьяна поднесла крошечное тело к матери и приложила его губы к груди. Все чувствовали себя настоящими героями, от счастья на глазах навернулись слезы. Подумать только! На новой Земле родилась первая новая жизнь.

"Пока один-один в нашу пользу", — подумала Мирослава, но вслух ничего не сказала. Только быть бы уверенной, что все хорошо будет с этим ребеночком. А то они, когда маленькие, любят болеть. Она вспомнила, что ни один из ее двоих детей без современной медицины не прожил бы и года. А так они оба выросли, можно сказать, получили образование и, хочется надеяться, проживут долгую, полноценную жизнь. Только вот здесь ребенка она завести не решится. Возраст уже не тот. Что же они с мужем будут делать в старости? Нет, племя, конечно, о них позаботится, но кто знает, как будет устроено это племя, через двадцать-тридцать лет?

* * *

Дамы, конечно, обрадовались вводу в строй канализационной трубы, но хотелось им большего.

— Галия, я вот вчера спросила у Льва почему нам ткацкий станок не делают, а он сказал, что Хоменко запретил. Ты не знаешь, почему так?

— Считает, что без ткани пока обойдёмся. Есть более срочные дела.

— Так холодно уже становится, а меха очень мало. Даже если мы всех лисиц перебьем, шкур не хватит на одежду.

— А вот насчёт лисиц я хотела бы поговорить... Бабы, слушать сюда! Прекращайте лис изничтожать! Без них наш урожай мыши сожрут. И это в лучшем случае. В худшем мы можем получить инфекцию вроде холеры. Так что у помойки и вообще вокруг базы крысятничать не нужно. Хотите охотиться — уходите за ручей! А вот зайцы и кроты нам на огороде не нужны. Их можно бить без ограничения. Остальных хищников тоже можно уничтожать — куры, тьфу, -сплюнула Галия. — Утки целее будут.

— Ну, вот, совсем некуда бедной девушке податься. Как трудно жить! Новый сезон начинается, а у меня ни одной новой вещи.

Проблема была общей, так что женщины дружно и горестно завздыхали.

Иностранки, кроме китайской переводчицы и жителей бывших советских созных республик, всё ещё не могли полноценно почесать языки в общей беседе, но слушали внимательно. Предстоящая зима пугала, а наступившая осень была ничуть не теплее той зимы, к которой привыкли у себя дома. Рита вдруг вспомнила о предсказанных морозах с пиком в районе от тридцати до пятидесяти и непроизвольно поёжилась. Без меха придётся сидеть в бараке всё время, и одежда из конопли не спасёт. Однако, конопляная роба могла бы защитить от порчи хорошую одежду.

— Чего страдаете? — вмешалась Марьяна. — Решили же вчера, что прядильщица десять клубков сдаёт и один из них получает обратно на личные нужды. Остальным пряжу выдадут централизованно по мере возможности.

— То есть как только я десять сделала, то один оставляю себе, а девять отдаю? — на всякий случай решила уточнить Ольга, которая как раз и пряла, причём, едва ли не больше всех.

— Нет, милая. Специально для самых хитрых поясняю — отдаёшь все десять, а приёмщик вернёт назад лишь один клубок, причём выберет самый худший на его взгляд.