Позволь мне тебя коснуться

Как ни странно, мы с Алисой были чем-то похожи: один типаж, цвет волос почти идентичен: только у неё были голубые глаза и очень вздернутый носик; а ещё она была худее меня раза в два, несмотря на то, что родила ребенка. Уж больно хрупкой мне казалась эта девушка.

— Все в порядке? — поинтересовалась я, примерно представляя, что она чувствует, когда смотрит на Макса и Ричарда.

— Да, Эми. Спасибо. Я просто... Скучаю по нему. — Она тяжело вздохнула, но тут же скрыла это милой улыбкой. — Наверное, в моей душе всегда будет жить надежда на то, что он выжил.

Она говорила это тихо, чтобы нас никто не услышал. Знаю, она не хотела расстраивать отца Ганса, а Руслана всё равно не слышала, потому что общалась со своим телефоном — точнее переписывалась со своим мальчиком.

— Но, я думаю, что Макс бы чувствовал это, — снова добавила она, накладывая себе в тарелку клубничные оладьи.

— Кто знает, как повернется судьба. — Я не умела поддерживать людей. Частенько от меня можно было дождаться только вот таких избитых клише-фраз или тяжелых вздохов. И всё же, Алиса искренне мне улыбнулась, поблагодарив ослепительной улыбкой.

— Кто знает. — Она снова посмотрела на Ричарда, который изнывал от щекотки в руках Макса. — Главное, что у меня есть Ричард. Это подарок Бога и мое счастье.

— Он просто удивительный малыш. — И я действительно так думала. Я жестом пригласила Макса за стол, который, к моему счастью, уже накинул черную футболку на свое тело.

— Мм, блинчики, да? — Он резко опустился на стул рядом со мной и обхватил одной рукой за шею. — Ты вся в клубнике, Эми. — Он провел пальцем по моим губам, убирая джем с них.

— И ты сейчас тоже будешь. — Заливаясь смехом, я взяла с тарелки блин, и провела по его губам стороной из клубничной помадки.

— Ах, так? Ох, как вкусно. — Он облизал губы и наклонился ко мне, прикрывая наши лица ладонью. — Но это ещё вкуснее. — Его губы ласково накрыли мои, и я приоткрыла глаза, наслаждаясь этим моментом.

* * *

POV Макс

Германия была не единственным местом, куда мы отправились отдыхать на время зимних каникул. Всего на неделю мы выбрались в один из самых дальних уголков нашей планеты — остров серфинга и небывалой земной красоты.

Я снял бунгало на берегу океана, которое представляло собой небольшой деревянный домик, скрытый в тени пальм, с которых периодически, правда, падали бананы. В нашем распоряжении была огромная кровать королевских размеров с белым балдахином, достающим до пола. Меня особо не привлекали такие прелести, а вот Эмили была в восторге.

Мне было плевать, на какой кровати я буду любить её — с балдахином или без, на большой или маленькой, на полу или нет, на пляже или в океане... Лишь бы наша связь не прерывалась ни на секунду.

Это было настоящим безумием, что я влюбился в одну девушку и не замечал больше никого вокруг. Одна её улыбка и палец, приставленный к губам, заводили меня больше, чем латино-американки в откровенных купальниках.

А ведь я до сих пор не сказал ей этих слов. И она молчала. Вообще, я не считал, что это нам необходимо. В наше время слово "любовь" настолько обесценилось, что люди произносят его с такой легкостью, будто говорят: "передайте соль, пожалуйста".

Она гуляла по берегу, когда я проснулся: наши доски валялись на берегу со вчерашнего дня и ждали сегодняшнего заплыва. Уже завтра мы отправляемся в Лос-Анджелес, где нас ждёт новый учебный семестр.

На ней было... Хм, легкое белое платье, а в волосах заплетены нежно-розовые цветы. Откуда-то с пляжа доносилась песня Lana Del Ray — Young and Beautiful, и моя девушка выглядела так, будто была олицетворением этой песни.

— Я проснулся, и я тебя люблю. — Эти слова сами сорвались с моих губ, как только я подошел к ней и потянул Эмили к себе.

— Что? — Она нахмурила свои брови и уставилась на меня так, будто я разговаривал с ней на языке программистов. Фак. Она настолько не ожидала от меня этого признания, что даже не может поверить в то, что я это сказал. Во рту пересохло, но хотелось повторить свои слова для неё.

— Я проснулся.

— Это я поняла! — Улыбка отразилась на её лице в гармонии с горящими от счастья глазами.

— И я люблю тебя. — Её плечи оказались в моих руках, одна из которых опустилась по спине, где ещё заживало маленькое дополнение к её татуировкам: Эмили связала своих фениксов красной нитью, и теперь они были неразлучны, несмотря на расстояние между ними.

— И я тебя люблю. — Вне себя от счастья она запрыгнула меня с ногами и сцепила их за моей поясницей. Придерживая и сжимая её попку, я закружил девушку прямо на песке, стараясь не свалиться от головокружения.

Эмили никогда не осуждала меня и ничего не просила: именно поэтому я смог дать ей ту любовь, что годами была заморожена в моей душе. Но теперь, она вдохнула в меня новую жизнь, согрела мое сердце, в наличии которого я вообще сомневался.

До неё в моей души зияла огромная черная всепоглощающая дыра. Но она была высечена внутри моих ребер, была огнем, что осветил мне путь и дал надежду и веру наслаждаться каждым новым днем своей жизни.

Где-то я потерял свою половину. А где-то вновь её обрел. И поэтому...

— Ты мой свет. — Я сказал это на её родном языке, прекрасно понимая, что исковеркал каждое слово. Мои губы были против её губ в этот момент, и лишь ответная фраза Эми удержала меня от неистового желания прикоснуться к ней.

— Du bist mein Ozean. — А вот у неё получилось почти идеально. Её губы были ещё слаще после этих слов, или же она произнесла приворотное заклинание. Всё это было неважно.

Это был наш последний день отдыха на Бали, но всего лишь первый в бесконечной системе пространства вариантов, в каждом из которых мы вместе.