Беглянка и ухом не повела на то, что барсаг встал в боевую стойку, оскалился, вздыбив холку на загривке, и затаился, подпуская поближе противника на расстояние прыжка.
Когда непрошеный зверь взревел при виде самки человека, барсаг раскрылся, совершив стремительный прыжок на гиганта лесных трущоб, впился в шею сверху, но даже с его клыками попортить шкуру дикого турага было проблематично, не то что загрызть — вонзил когти. Сам получил увесистый удар лапой, полетел наземь.
— Мама... — обернулась девица и рухнула в колючий кустарник — ноги подкосились сами собой. Такого страшилища она ещё не видела — слышать, слышала, но видела впервые столь огромное и массивное тело, покрытое шершавыми наростами, из которых торчали короткие и толстые шипы-закорючки, зато у морды настоящие бивни. — Тураг!
Дикий мастодонт отвлёкся от барсага на неё, что позволило хищному спутнику самки человека совершить новую атаку. Однако барсагу и на этот раз не удалось застать турага врасплох. Зато вновь отвлечь на себя, а затем, имитируя подранка, Фыр увлёк дикого турага за собой, спасая беглянку от неминуемой смерти.
При преследовании барсага, тураг зацепил несколько древ, даже не заметил их на своём пути, вывернув одно с корнем, а иное просто повалил, переломив у земли.
Очнулась беглянка от чувства жгучей боли в теле — саднила кожа на оголённых участках лица и рук.
— Хм, поела ягодок, дурёха! — приподнялась она, выдёрнув несколько шипов из рук — один нашла на щеке. — Вот ты и стала настоящей уродин-Ой! И кому теперь будешь нужна такая, кроме лесного зверья? Да и то в качестве добычи!
Беглянке хотелось выть от обиды, но близость дикого турага, и возможность нового столкновения с ним, не позволяло ей расслабиться — ноги сами несли её прочь с той треклятой делянки. Да, ягоды были очень вкусными, но не стоили той цены, которую она заплатила, заработав шрамы на лице и руках. И потом телесные раны в сравнении с душевными — ничто, ведь она распрощалась с барсагом. Фыра ей было жалко даже больше чем саму себя. И деваться некуда — вряд ли она сумеет найти его логово на дереве в дупле — удивилась сама себе, когда встала напротив него и без каких-либо усилий предпринятых ей прежде перед покорением данной высоты, заработав тогда кровавые мозоли, сейчас попросту взлетела наверх и рухнула без сил на сбитый настил.
По лицу беглянки покатилась слеза, угодив на открытую рану, защипала. Но она не обратила на это никакого внимания, все её мысли занимал Фыр.
Как она могла бросить его там одного? Или он — её? Лучше бы умерла вместе с ним в схватке с лесным монстром!
Ведь у неё имелся клинок стража! Почему она не воспользовалась им? Почему?!
Тоже мне, называется, отплатила добром за добро Фыру...
У-у-у... — затянула беглянка.
Ответ пришёл незамедлительно. Она признала иной, такой же точно, заунывный голос, принадлежащий барсагу.
— Фыр! — выглянула беглянка на радостях из дупла. — Ты вернулся, мой хороший!
Барсаг больше не скрывал истинного внешнего облика, еле переставлял лапами, хромая на одну, был в крови.
Ничуть не задумываясь об опасности встречи с его преследователем, беглянка спрыгнула вниз, оторвала от одежды кусок ткани, и молниеносно замотала барсагу перебитую лапу.
— Ложись, мой хороший. Не бойся, Фыр, я не дам нас в обиду!
Она хлопотала подле барсага, причиняя ему не меньше боли, чем дикий тураг, но зверь понимал: самка человека старается ради него — пытается залечить раны, как умеет. Другое дело, что получается плохо, и делает всё неприемлемо — ему требовалось пожевать определённой травки — учуял её по запаху подле себя, стал рвать языком.
— Я поняла! Я сей же час, Фыр, — заметалась беглянка по соседству с барсагом, нарвав охапкой всяко-разной травы. — Вот, держи! Кушай, мой хороший! Лечись, Фыр! — осознала беглянка: только он сам сможет помочь себе.
Выбирая среди растительности нужную траву, барсаг затаскивал её языком в пасть и жевал однородной массы — зализывал ей раны — те, что доставал языком, а где не мог, мазала своей рукой самка человека, соскребая без боязни с клыков раскрытой пасти лекарственный состав.
— Ничего, ничего, Фыр, скоро ты поправишься, и мы снова заживём с тобой прежней жизнью. А с турагом, мы ещё разберёмся — в другой раз! — знала кое-что об охотничьем искусстве беглянка; сама видела раз, как её родня, взяв с собой на охоту, поймала в яму с кольями похожего гиганта.
Вот в будущем и надеялась вырыть нечто подобное в своём роде на ловушку, да сама угодила в неё, когда отправилась на поиски источника влаги, провалилась под землю, не дойдя до водопоя всего ничего — каких-нибудь пару шагов.
Как же ей было обидно, что она такая неумека и к тому же ещё калека — снова перепачкалась в грязи и расцарапала о колья на дне руки и даже ногу.
Один острый кол прорвал поножи.
— Халдеи-и-и... — захныкала беглянка.
Силы в который раз покинули её, и она окончательно смирилась со своей незавидной участью, понимая: если охотничью яму установили халдеи — те самые два, коих погрыз барсаг — умрёт голодной смертью, а если иные — из поселенцев — сдадут Ордену, как нечего делать, или хуже того, сами попользуют. Тогда она уже точно никому не будет нужна такая, и ей останется лишь наложить на себя руки.
Сколько времени она так просидела в яме, изводя себя мысленно, ей было всё равно, и, заслышав людскую речь, ничуть не обрадовалась.
— Посмотрим-посмотрим, что за зверь очутился у нас в закутке, — раздался голос одного из охотников.
Охотничья яма, прежде искусно замаскированная сверху травой на тонких и хрупких жердях, была вскрыта, что означало: туда угодил некто. И попадись туда человек вместо зверя, всё одно не выберется, даже имей он при себе холодное оружие. Стены ловушки были обустроены хитро — нависали, сужаясь кверху — поэтому попытка жертвы выбраться наружу, лишь усугубит и без того её незавидное положение — завалит себя толщами земли.
— Ух ты... — выдал второй охотник.
А среди них был и третий. Но по именам называть друг друга они не спешили. Будь там, в яме, зверь, возможно бы открылись, а раз при виде человека, не стали, то ничего хорошего ожидать беглянке от них не приходилось.
— Да на нём одёжа служки Ордена! — плюнул презрительно третий из охотников вниз.
— Добить бы яво, а? — присоветовал второй.
— Погодь, енто завсегда успеется, — выдал первый. — Надо поглазеть, шо за птах!
Беглянка потянулась к клинку.
— Даже не вздумай, — натянул тетиву от лука охотник, грозя повредить руку беглянке.
— Хватайся,— прикрикнул второй охотник на неё, скинув верёвку. — Ну...
И на пару с третьим, вытащили добычу наружу.
— Как расплачиваться думаешь, а? — требовали они награды у беглянки, не признав в ней девицу. — Ходють слухи: Орден содержит своих служек в достатке!
Разговаривать с ними, беглянка не торопилась, понимая: выдаст себя девичьим голосом; сорвала мошну и бросила одному из охотников прямо в лицо.
Малый и коренастый мужичок оказался прытким — поймал добычу налету и заглянул, что за металл позвякивал внутри.
— То гроши!
Оплата охотникам показалось недостаточной.
— А ну сымай портки, служка! И прочую одёжу! — затеяли охотники забрать у беглянки всё, что было можно, и раздеть догола.
Она снова выхвалила клинок, но лапотники отняли и его у неё, ударив сзади по голове колотушкой — оглушили.
Придя в себя, беглянка поняла: её участь и впрямь незавидна — охотники скрутили её, связав по рукам и ногам. Даже кляп в рот вставили.
Пропала ты, девка, а пропала — ни за грош...
* * *
Окраина. Таверна Ордена.
— Куда запропастился Олаф? — ворчал "барыга". — Где его носят хирды? Никак опять решил спытать удачу в Диком лесу?
— И не один, — родсказал "вышибала". — Взял с собой подручными двоих завсегдатаев, прощелыга!
— Совсем от рук отбился! Ну, я ему, разбойнику! Доиграется у меня сей халдей! Ей-ей! С самого шкуру с живого спущу, как он со своих охотничьих трофеев! — ворчал "барыга" больше для приличия, ведь Олаф частенько поставлял необходимую Ордену живность, которую в свою очередь диктатор доставлял в зверинец Тирану, радуя "младшенького", теша себя тем, что какая-нибудь из зверюг, вырвавшись на свободу из заточения, порвёт престолонаследника, ну или отца, и тогда он сможет открыто заявить свои права на престол — Корону и Трон. Впрочем, и триумфат Гвардии! Но Кесарь на Окраине, и его гвардейцы, тогда как у Иерарха Ордена в центральной диктатории имелись жнецы. Пары когорт вполне достаточно, чтобы захватить Тираноград с дворцом и взойти на престол. Конечно, междоусобицы вряд ли удастся избежать, зато внешние враги Империи не позволят Ил-ла-Риху всерьёз рассчитывать на победоносную компанию против Ордена.
Так что заговор зрел, как тлеющая искорка, ожидая момента, когда, наконец, угодит на сухие дрова и превратиться во всепожирающее пламя, сжигающее дотла всё, до чего дотянуться огненные языки.
Пошумев немного, "барыга" зашёл к трибунам, задвинув за собой плотную ткань, заглянул в списки и недовольно поморщился.
— Сплошные убытки! Ни от кого нет ни малейшей пользы!
Снова приврал, поскольку пока ещё ни один грош или деньга не ушли из таверны "Развесёлого дядюшки Фарба", как именовался постоялый двор, являющийся прикрытием для цензора, где проворачивались грязные делишки Ордена.
Трибуны потребовали накормить их.
— Трапезничать изволите, господа? Ну-ну! Вот я вас ща и попотчую!
— То что? И такое?! — проступило удивление с недоумением у трибун на лицах при виде того, чего им подали к столу.
— Требуха! Ха-ха...
— Да как ты смеешь, Фарб!?
— Смею, — цензор сверкнул бляхой Ордена. — И ещё не то, а такое с вами сотворю... Жрите, что дают! Выготавливать вам здесь никто ничего не станет! Не заработали ещё себе на сносную жратву!
Про пристойную, и вовсе речи не вёл. Да и пойло подали не только отвратительное, но ещё забродившее и скисшее.
Всё это "барыга" списал на не добропорядочность поставщиков из числа поселенцев, у коих производит закупки — попросту наживался за чужой счёт, уводя часть заработанной суммы у Ордена, откладывая себе на чёрный день. А то, что он рано или поздно наступит — смута — знал не понаслышке, подготавливая её нынче лично.
Отсюда и пополнение в Ордене в виде сброда завсегдатаев его таверны.
* * *
Тундра. Земли морфов. Кордон.
Рати герцога Ромуальда потребовалась очередная остановка. Ополченцы устроили себе привал. Детрий рвал и метал, негодуя, но ничего поделать не мог, сборное войско, являющееся временным боевым соединением не имело профессионального статуса и такой же точно выучки, как у гвардейцев корпуса. Ополченцев нельзя было сравнить даже с легионерами Гвардии. Да что там, когда и с рекрутами — они вообще ничего не умели и не знали, а и знать, или слышать, не хотели — собрались не столько воевать, сколько собирать хабар, который сам шёл к ним в руки — морфы нашествием, наводнив земли северных Окраин.
Ничего, когда столкнуться с ними, сразу же изменят своё отношение к ним, вот только эти йети в свою очередь — вряд ли. Тогда им будет поздно слушать то, что нынче пытался не столько втолковать, сколько вбить командир когорты легендарного корпуса.
— У себя в Гвардии будешь командовать, — огрызнулся герцог.
Ромуальд опасался исключительно Атрия и валькирий, а вот гвардейцев, при наличии в рати пяти тысяч ополченцев — не особенно. К тому же прибыл его верный слуга, точнее сына — графа Роланда. С ним он и пожелал переговорить, а не с тем, кто постоянно донимал его в походе к предгорьям в земли морфов.
— Логриф, сэр, — припал на колено, покачнувшийся наёмник в доспехах лорда, о чём красноречиво свидетельствовал родовой герб, изображённый на панцире, и заляпанный грязью, как и его обладатель.
— Короче, — вмешался Роланд. — Ты сделал, о чём тебя просили?
— Пока нет, сир и дорн, милорды... — воздал Логриф дань уважения всем собравшимся в шатре герцога — графам и лордам. Бароны отсутствовали, и не входили в узкий круг заговорщиков Ордена.
Им также требовалось оружие гномов, о коем они были наслышаны не меньше диктатора, а в свою очередь Ромуальд от него самого. Да и отомстить лишний раз Кесарю и его гвардейцам благодаря шпионке, было за что.
— Ей не сносить головы, сэр! — клятвенно заверил Логриф.
— Слова! Пустой звук, как из утробы! Не более! — посрамил герцог лорда. — Ты более не один из нас — наёмник! Пошёл вон, раб!
— Уходите, сэр, и уводите рать в Северин! — остался невозмутим Логриф. — Вам не выстоять в предстоящем побоище с морфами! То будет бойня, которую йети устроят здесь нам, людям!
— Я был прав в отношении тебя, обозвав рабом! Ты не слуга, ты — жалкое отродье! Убрать его с глаз моих долой!
Логрифа вытолкали из шатра как безродного и бездомного бродягу. Чудак бы с ним так не поступил, хотя и знал: кто он, и кем является на самом деле. А этот зазнайка-герцог ещё поплатится головой за свою высокомерность. Морфам всё едино кого убивать и пожирать, лишь бы в жестяной ёмкости — доспехах — было побольше мяса и поменьше костей.
— Эй, наёмник! — окликнул его ещё некто. — Подь сюда!
Логриф вытащил наполовину клинок из ножен, когда заприметил воина побеспокоившего его. Им оказался гвардеец, да не простой ветеран, а командир когорты.
— Ваша честь, — убрал он руку с рукояти клинка, заставляя звучно вернуться в ножны.
— Ты, по дороге сюда, часом не встречал корпус с гвардейцами?
— Обоз был, ваша честь, и вдвое больше вашего.
— Далеко?
— В одном переходе — вашем, но не рати ополчения, — говорил уверенно наёмник.
— Из благородных?
— Уже неважно, а то, что я раб — наёмник, — продемонстрировал Логриф средний палец с кольцом.
Жест можно было расценить и за наглую насмешку с вызовом на поединок, но Детрия данным зрелищем не смутить, он и вовсе одарил бродягу деньгой.
— Лови...
Логриф не пошевелился, позволив серебряному кругляшу угодить под ноги в грязь. Надменно втоптал.
— Хм, чудак ты, бродяга, — пожал плечами командир-гвардеец.
— Нет, но ратился бок о бок с одним таким чудаком, — решил Логриф вернуться к нему. — Вам, часом, проводник не нужен?
— Уж точно бы не помешал. А та деньга — считай: моя предоплата тебе за услуги проводника!
— Другое дело, — поддел Логриф заляпанную деньгу носком сапога, и ловко поймал в перчатку. — Тогда поспешай, братцы!
Детрий приказал трубить общий сбор, а Логриф тем временем влился в ряды наёмников, пожелавших узнать от него побольше про сэра Чудака, о котором ходили слухи по северным Окраинам Пограничья, обрастая уже легендами; затерялся среди них.
Они и выступили вперёд рати, которую вновь пришлось гнать впереди себя колонне Детрия силой — гвардейцы тратили столь драгоценное время на ополченцев вместо того, чтобы уже давным-давно воссоединиться с передовыми частями корпуса и дать бой морфам. Однако приказ командора превыше всего. Они неукоснительно следовали ему, сжав зубы до треска эмали едва ли не каждый.
