Только мы

Каждый музыкант одновременно смеялся и плакал, продолжая играть или петь, для него больше не существовало ничего, кроме музыки — она уже покрывала собой все, ничего не оставляя позади, заставляя души взлететь в непредставимую высь.

Внезапно мелодия резко усилилась, словно кто-то поддержал ее, играя на струнах мироздания. Все пустыри, где давали свой последний концерт на Земле музыканты, скрылись в серебристом свечении. И только они сами увидели возникшего из воздуха длинноволосого парня в коротких широких синих штанах, с гитарой в руках. И струны этой гитары были не струнами, а лучами света! Он несколько раз рванул эти световые струны, заставляя мелодию расшириться до небес. Теперь обычные люди уже не смогли бы услышать ее, не сойдя при этом с ума — они и не услышали, это было не для них. Но настоящие музыканты услышали, выдержали — и поняли!

— Привет! — расхохотался длинноволосый. — Добро пожаловать! Нам вас не хватало!

— Ой-ййа! — в один голос отозвались земные музыканты, не прекращая играть и с восхищением глядя на пришельца. Играть, как он, не смог бы ни один из них — это был мастер такого класса, перед которым меркло все.

— Наращивай темп! — азартно проревел длинноволосый. — Не бойтесь! Время пришло!!!

И они наращивали, не обращая внимания на кровь, текущую из пальцев, ртов и ушей, на боль, раздирающую тела, на лопающуюся кожу. Даже если у кого-то рвались струны, он все равно продолжал играть, даже не замечая, что на их месте сами собой возникают световые, которые порвать не сможет ничто и никогда. Музыка чем дальше, тем становилась безумнее, невероятнее, непостижимее. Она была уже чем-то таким, что на Земле не слышал никто и никогда — и уже никто никогда не услышит. В воздух взвились тысячи серебряных смерчей, небо стало зеркальным, отражая все, что внизу. Вот только заметили это лишь те, кто был способен заметить — остальные тихо радовались, что жуткая музыка стихла. Что ж, это был их выбор...

— Ну что, ребята и девчата, пора?!! — Голос длинноволосого заполнил собой все вокруг.

— Да-а-а!!! — единым аккордом ответили ему музыканты, пребывая уже не здесь. Все, что было здесь, их уже не интересовало, оно ушло бесследно, не оставив по себе ничего, кроме горечи.

— Тогда вперед!

Пальцы длинноволосого пробежались по струнам с непредставимой скоростью, мелодия буквально взорвалась, скрыла под собой весь мир, отстранив его, словно нечто неправильное. Да так оно и было! Тысячи пальцев бегали по струнам, тысячи палочек били по барабанам ударных установок и жали клавиши синтезаторов.

Где-то бесконечно далеко изменились линии мироздания, которые, казалось, никогда не должны были меняться — но они изменились. Наверное, на то была Его воля. И серебряное свечение окончательно скрыло под собой пустыри, на которых собрались земные музыканты. А когда оно развеялось, там было пусто...

Странные сказки про вечность, где вера всесильна,

Мне нашептали дожди и напели дороги.

Так нелегко вдруг поверить в желанные крылья,

Ну а поверив — пустяк расставанья и сроки.

Мистардэн

Пальцы Виктора бегали по клавиатуре, текст шел со страшными ошибками, но он сейчас не обращал на это внимания — потом исправит, сейчас не до того, сейчас идет, да так, как редко шло. Мир, пришедший в грезах, под его пальцами становился все более живым, цельным, реальным. Он оживал на глазах, превращался во что-то реально существующее. Пусть не здесь, пусть где-то там, но это неважно. Писатель улыбался сквозь слезы, понимая, что пишет настоящее, то, ради чего стоило жить.

Закончив главу, Виктор устало поднялся, потер лоб и тяжело потянулся к холодильнику, чтобы взять банку холодного пива. Эта глава далась очень тяжело, но вдохновение еще не ушло, а значит, нужно писать, пока есть хоть какие-то силы. Иначе муза "уйдет погулять" на несколько недель, как бывало уже не раз, поэтому лучше не рисковать.

Однако минут десять можно посидеть, покрутить в голове дальнейшее — не сюжет, ни в коем случае. Не раз сталкивался с тем, что все задумки летят в тартарары при написании. Есть, конечно, те, кто пишет логично, по плану, но их книги почему-то читать не хочется — в них не хватает чего-то неуловимого, что можно, наверное, назвать душой. А его герои живут, они поступают по-своему, не спрашивая автора, порой неожиданно для него.

Внезапно раздавшийся звонок телефона заставил Виктора поморщиться. Ну, блин же, почему обязательно нужно отвлекать от работы?! Посмотрев на экран мобильника, он хмыкнул и нажал на кнопку ответа — звонил коллега и старый приятель, Сашка Каверзнев.

— Привет! — напористо заговорил тот. — Тут такое!!!

— Привет, — отозвался Виктор. — Что стряслось-то? Я из дома третью неделю не вылезаю, пишу, как оглашенный. Книга не идет, а прет! За месяц почти десять листов накатал, представляешь?

— Да хрен с ней, с книгой! — чуть ли не в истерике выкрикнул Каверзнев. — Наших шестеро пропали бесследно!

— В смысле?.. — растерялся писатель.

— В прямом! — отрезал собеседник. — Ногин, Локушев, Ставицкий, Торин, Замаров, Хромов и Рогин! Никого из них найти не могут. Рогин, например, пропал чуть ли не глазах у жены — она утверждает, что входная дверь не открывалась! Она в туалет вышла, вернулась в комнату — а мужа нет. Только сигарета дымится в пепельнице и недопитая чашка кофе стоит. Одежда вся на месте, обувь тоже. Менты поискали, но ничего не нашли. С остальными было примерно также. Мишка Локушев вообще исчез из издательства — он же там писал, дома, при его безумной теще, не особо попишешь.

— Ни хрена себе... — растерянно протянул Виктор. — Расклады...

— Я тебе чего звоню-то, думал ты тоже... — буркнул Каверзнев. — Эти шестеро, как и ты, шизанутые. Вишь ли, верите в то, что пишете! Это же просто фантастика! Сколько раз я тебе говорил — не путай реальный мир с тем, что пишешь. Я вот для бабок пишу — сам знаешь.

Виктор насмешливо ухмыльнулся — прекрасно знал этот Сашкин пунктик. Он всем рассказывал, что пишет ради денег, но при этом писал талантливо — а талант с писанием только ради денег несовместим. Те, кто так поступают, просто теряют этот самый талант, иначе просто невозможно. Но раз Сашка так хочет, пусть так думает — его дело.

— А про то, что исчезают ролевики, барды, байкеры, ты слышал? — поинтересовался Каверзнев. — Байкеры вообще смотались в черные воронки в небе!

— Ты что, издеваешься?.. — обиделся Виктор. — Или до белой горячки допился?

— Ты телевизор давно смотрел?

— Его же у меня нет, я ящик для дураков десять лет не смотрю.

— Что, и в инет не залезал? — изумился Каверзнев. — Новости не читал?

— Да в работе я по уши! — раздраженно отрезал Виктор. — Неужто непонятно?!

— Да уж... Действительно не от мира сего. Тут такое творится, а он ни сном, ни духом...

— Плевать мне на все это! — окончательно озверел Виктор. — Закончу книгу, нажремся. А теперь пока, пишу я!

И отключил мобильник, матерясь сквозь зубы. Однако рассказанное Сашкой не давало покоя, и он все же залез в Интернет. Чем дальше Виктор читал новости, тем больше отвисала его челюсть. Прочитанное скорее походило на низкопробную фантастику, чем на реальность. Это розыгрыш, что ли? Но кто бы ради него, не столь уж известного писателя, стал устраивать такое?! Да и невозможно это, если разобраться — десятки популярных сайтов сообщали одно и то же. Виктор даже просмотрел видеозаписи ухода байкеров и вообще онемел — это выходило за все и всяческие пределы.

Неужели происходит то, о чем он давно мечтал? Господи, прошу, пусть будет так! Виктор сам не заметил, что по щекам потекли слезы радости и надежды. А ведь действительно, можно вспомнить те шесть случаев, когда ему казалось, что мир словно распахивается, кардинально меняется, а он сам взлетает — и писал, как сумасшедший. Но воспоминание о книге потянуло за собой другое — она не окончена. А осталась последняя глава. Так что неважно все, нужно работать.

Он снова сел за компьютер и принялся за дело. Случившееся вогнало Виктора в такое эмоциональное состояние, в котором он не бывал даже в лучшие времена, когда писал свою главную книгу, не помня больше ни о чем. А сейчас он вообще не видел мира вокруг — он был там, где вершил высший суд Плетущий Путь. И плевать на все остальное!

Вокруг писателя гремела торжественная музыка Сфер, но он не слышал, он творил, забыв о себе. Смыкались вселенные, изменялись миры, совмещалось несовместимое. Пальцы били по клавишам, но Виктор не видел экрана сквозь слезы.

И наконец последняя точка была поставлена. Руки обессиленно упали вниз, писатель смотрел на экран и глупо улыбался. Он не знал, что где-то невероятно далеко на чашу весов упала последняя гиря.

Внезапно экран подернулся помехами, и Виктор чуть с ума не сошел от страха. Текст!!! Если комп сейчас подохнет, то все пропадет!

— Рукописи не горят! — набатом прозвучал чей-то холодный голос. — Тебе ли не знать?

На экране появилось мертвенно бледное лицо, чьи глаза скрывали узкие черные очки. И Виктор задохнулся — но не от страха, а от неожиданности и надежды. Неужели?.. Это он?!. Но как?!.

— Пора! — прямо из экрана протянулась рука в белой перчатке. — Тебе здесь делать больше нечего.

— Эт-то т-ты?.. — Губы писателя, воочию увидевшего своего героя, дрожали. — Пришло время Суда?..

— Нет, — отрицательно покачал головой Палач. — Тебе пришло время уходить.

Виктор нерешительно протянул навстречу свою руку, улыбнулся дрожащими губами, ощутив холод ладони Плетущего Путь, и ступил прямо в экран компьютера.

В опустевшей комнате дымилась непогашенная сигарета в пепельнице и сиротливо стояла недопитая банка пива.

Где ты теперь, мой товарищ и брат?

Мы пленники века, сказавшие вечности "да".

Шмендра

Наверное, ни с чем нельзя спутать энергетику полигона, его запах. Но ощутить их могут только свои, чужие не почувствуют ничего, наоборот, испытают ничем не объяснимый дискомфорт — да и неудивительно, им там не место. Полигон не принимает их и всеми силами демонстрирует это. Впрочем, чужие на нем могли оказаться только в том случае, если их привел кто-то из своих. Иначе они бы просто не нашли дорогу сюда. Именно на этот полигон, другие были обычными. В последние годы там часто появлялись те, кто губил саму суть ролевого движения. И воздух там давно уже не звенел. А на этом полигоне — звенел!

К сожалению, не все, кого пригласили, смогли дойти до места — тропинки путали их, выводя обратно. И не сумевшие пройти опускали головы, печально возвращаясь домой — им дали понять, что они здесь лишние. А спорить с полигоном — глупо. На это не решался никто из тех, кто хоть что-то понимал.

Как ни странно, на полигоне царило лето, хотя в окружающем мире была поздняя осень. На большой поляне, окруженной хвойными деревьями, горел почти что пионерский костер — огромный, рвущийся в небо. Вокруг него собралось, наверное, больше двухсот ролевиков в разных прикидах. Они передавали друг другу вино, пиво, водку. Некоторые негромко и печально пели какие-то странные песни, иногда не по-русски, а на каком-то непонятном языке. Может, на эльфийском, а может, еще на каком.

Хоть происходящее и называлось последней ролевой игрой, но на самом деле это игрой не было. Правда, по старой привычке ролевики построили крепость с капищем, но они не играли, да и мастера все понимали. Они были вместе, они были свои.

— Мы плечом к плечу стояли у последнего причала... — тихо звучала старая песня.

Все, кто слышал ее, либо подхватывали, либо молча, сквозь слезы, слушали. Это была последняя их песня в этом преданном людьми мире.

Внезапно из чащи раздался дикий рев, и на поляну вылетел гномий хирд.

— Надо же, самарские гномы прорвались, — заметила Сандра. — Думала, они уже того... Эй, пива хотите?

— Когда это гномы от пива отказывались?! — радостно взревел Румир, предводитель хирда. — Привет, народ!

Гномы, тут же найдя знакомых, быстро рассосались по всей тусовке. Многие не видели друг друга годами, им было, что сказать и чем поделиться. Помянули тех, кто не дожил, и пожелали им родиться где угодно, но только не здесь. Хотя все уже понимали, что этот мир обречен, в нем уже никому не родиться.

Кто-то захотел поднять тост за то, что ТАМ, но не успел. Резко похолодало, затем потемнело, и из сгустившегося мрака вышла та, что долгое время была кумиром всех темных, и все же смогла прорваться сюда, хотя ее не предупреждали о последней игре.

— Ну что, народ, не ждали?! — весело рассмеялась она, глаза полыхнули первозданной Тьмой. — И да пребудут с нами Тьма и Свет!

Кто-то негромко начал произносить чеканные слова известного в узких кругах сонета, голос за голосом подхватывали их:

Тинктурой слов исторгнутый из снов

Бесцелен путь. А истина проста,

Единый сонм смыкающихся истин:

Я — мудрость фарса. Я — наивность драмы.

Затем на поляне воцарилось недолгое молчание, все понимали — пора. Первая снова ступила вперед, и в сгущающуюся тьму упали тяжелые слова:

— Я начинаю исход! Наше время здесь истекло.

Что-то изменилось вокруг, мир как бы поблек, превратился в собственную тень и его границы размылись. А затем поляну вдруг пронзила полоса Света, затем полоса Тьмы, разделившие все вокруг надвое. И в эти полосы начали один за другим, а иногда и просто в обнимку уходить последние ролевики. Не прошло и пяти минут, как поляна опустела навсегда.

Полигон удовлетворенно вздохнул и умер.

Глава 16

Будет день — впервые за много лет

Не откажут крылья и боль пройдет.

И простив ненужность свою земле,

Вновь начнешь оборванный свой полет.

Мистардэн

Не слишком большая яхта под названием "Ричард" отдала швартовы и под мерный гул двигателя неспешно потянулась к выходу из гавани, осторожно обходя другие корабли. На ее палубе стояли трое — Назгул, Белое Перо и Томас. Красный Орк был за штурвалом — ему единственному из всех доводилось ходить под парусами в юности. Поначалу, когда индеец с прокурором только добрались до Лонг-Бич, они хотели нанять какого-нибудь опытного моряка, сомневаясь в своих способностях провести яхту по океану. Однако затем сообразили, что могут определять координаты с точностью до метра через ноосферу, не пользуясь никакими приборами. Подумав, все четверо согласились с тем, что цивилы на борту им не нужны — мало ли что этому самому цивилу в голову взбредет, когда он поймет, с кем связался. Благо, управление яхтой было полностью автоматическим, и с ним вполне мог справиться один подготовленный человек. Вот и пришлось Красному Орку срочно брать платные уроки у яхтсменов — выручила абсолютная память. Из-за этого потеряли два дня, и теперь стремились их наверстать.