Евангелие от Егория

И вот во вре­мя тра­пе­зы, ко­гда все они воз­ле­жа­ли и ели, Ии­сус ска­зал: "Ис­тин­но го­во­рю вам: один из вас, яду­щий со мною, пре­даст ме­ня". Пе­ре­гля­ну­лись апо­сто­лы и ста­ли на­пе­ре­бой во­про­шать: "Не я ли? Не я ли?"

Ии­сус же, как все­гда, от­ве­тил ук­лон­чи­во: "Один из вас, две­на­дца­ти, об­ма­ки­ваю­щий со мною ла­ваш в блю­до". Ко­гда го­во­рил это Ии­сус, то по обык­но­ве­нию, один из лю­би­мей­ших уче­ни­ков его, Ио­анн, воз­ле­жал у не­го на гру­ди. Иа­ков Зе­ве­де­ев сде­лал знак бра­ту: спро­си, мол, кто это тот, о ком го­во­рит учи­тель. Ио­анн, при­пав к гру­ди Ии­су­са, про­шеп­тал: "Брат мой, кто тот, про ко­то­ро­го го­во­рил ты?"

Ии­сус от­ве­тил ему по­ти­хонь­ку, так, что­бы ни­кто из си­дев­ших ря­дом рас­слы­шал: "Тот, ко­му я сей­час по­дам ку­сок хле­ба, об­мак­нув в блю­до". С эти­ми сло­ва­ми, Ии­сус, ко­то­рый был все вре­мя как-то взвин­чен, ска­зал Иу­де: "Ес­ли де­ла­ешь, то де­лай бы­ст­рее, не те­ряй вре­ме­ни!" — И, от­ло­мав от ле­пеш­ки ла­ва­ша ку­сок, об­мак­нул его в со­ус и по­дал Иу­де Ис­ка­рио­ту...

Иу­да, при­няв от Ии­су­са ку­сок, по­кор­но под­нял­ся и вы­шел из тра­пез­ной. Толь­ко Ио­анн уве­рен­но знал, что Иу­да — это тот, кто со­би­ра­ет­ся пре­дать Ии­су­са. Ос­таль­ные же ду­ма­ли, что Ии­сус по­слал Иу­ду с ка­ким— ли­бо оче­ред­ным по­ру­че­ни­ем: Иу­да был ка­зна­че­ем об­щин­ных де­нег, по­се­му не­ко­то­рые по­ду­ма­ли, что Ии­сус по­слал его под­ку­пить че­го к празд­ни­ку или же раз­дать пас­халь­ные по­дая­ния ни­щим.

Ко­гда Иу­да вы­шел, Ии­сус ска­зал как-то в ни­ку­да, буд­то рас­су­ж­дая вслух:

— Ны­не про­сла­вит­ся Сын Че­ло­ве­че­ский, и Бог про­сла­вит­ся в Нем.

Один Иу­да мог бы по­нять эту Ии­су­со­ву крип­то­грам­му, но он уже был да­ле­ко. Он бе­жал сквозь ночь, сквозь те­п­лый лип­кий воз­дух, об­во­ла­ки­ваю­щий его те­ло. Он бе­жал, и серд­це его рва­лось на­ру­жу. Нет, ему не бы­ло страш­но: они с Ии­су­сом все твер­до на­твер­до ре­ши­ли. Ему не бы­ло страш­но за се­бя: он был го­тов по­жерт­во­вать со­бой ра­ди их об­ще­го уче­ния. Но он бо­ял­ся, что ре­ше­ние Ии­су­са бы­ло все же от­час­ти вы­ну­ж­ден­ным, вы­тре­бо­ван­ным им, Иу­дой. Он чув­ст­во­вал, что рас­по­ря­дил­ся чу­жой судь­бой, судь­бой дру­го­го че­ло­ве­ка, че­ло­ве­ка ко­то­ро­го он ис­крен­не лю­бил чис­той брат­ской лю­бо­вью.

Ко­гда Иу­да до­бе­жал до до­ма Ан­ны, тес­тя Каи­а­фы, то за­стал там поч­ти всех иу­дей­ских пер­во­свя­щен­ни­ков, воз­ле­жав­ших за пас­халь­ной тра­пе­зой. На воз­вы­ше­нии, в глу­би­не боль­шо­го за­ла, ук­ра­шен­но­го рез­ны­ми ко­лон­на­ми из сан­да­ло­во­го де­ре­ва, ос­ве­щен­ный яр­ки­ми смо­ля­ны­ми фа­ке­ла­ми раз­ва­лил­ся на ло­же сам Каи­а­фа. Ос­таль­ные рас­по­ла­га­лись пе­ред ним ам­фи­те­ат­ром: кто был важ­нее, тот был и бли­же к Каи­а­фе.

Пир­ше­ст­во бы­ло в са­мом раз­га­ре. За­пах жа­ре­ных яг­нят лас­ко­во ще­ко­тал ноз­д­ри. Ви­на уже бы­ло вы­пи­то из­ряд­но, а по­то­му в за­ле сто­ял гул, по­хо­жий на от­да­лен­ный шум мор­ско­го при­боя.

Ко­гда в за­лу во­шел Иу­да, страж­ни­ки бро­си­лись к не­му и пре­гра­ди­ли до­ро­гу, гру­бо вы­тал­ки­вая его древ­ка­ми сво­их се­кир из за­лы. Но Каи­а­фа мол­ча под­нял ру­ку и все за­тих­ли, и страж­ни­ки тут же за­мер­ли, как вко­пан­ные, в ожи­да­нии ко­ман­ды.

"Про­пус­ти­те!" — про­из­нес един­ст­вен­ное сло­во Каи­а­фа, и Иу­да сме­ло про­шел к сто­ли­ку с яс­т­ва­ми око­ло ло­жа Каи­а­фы.

— Уго­щай­ся! Ну, при­нес до­б­рую весть?

— Спа­си­бо, ва­ше пер­во­свя­щен­ст­во. Не бу­дем те­рять вре­ме­ни. При­ка­жи­те стра­же сле­до­вать за мной.

— Стра­жа! Сле­до­вать за этим че­ло­ве­ком и аре­сто­вать то­го, на ко­го он ука­жет. Ка­кой ус­лов­ный знак ты им по­дашь?

— Я по­це­лую то­го, ко­го на­до за­брать.

— Ну, впе­ред! — на­пут­ст­во­вал Каи­а­фа.

ПО­ЦЕ­ЛУЙ ИУ­ДЫ

Вы­пив и за­ку­сив, по­шли все апо­сто­лы с Ии­су­сом к го­ре Еле­он­ской. И го­во­рил им Ии­сус, иду­чи:

— Ох, пре­да­ди­те вы ме­ня в эту ночь. А без пас­ты­ря и ста­до рас­се­ет­ся, как об­ла­ко на вет­ру.

Петр, са­мый ак­тив­ный из всех, ко­гда де­ло ка­са­лось раз­го­во­ров о чес­ти и то­ва­ри­ще­ст­ве, мол­вил ему в от­вет:

— Да пусть и все пре­да­дут те­бя, но толь­ко не я!

На что Ии­сус от­вет­ст­во­вал:

— Ис­тин­но го­во­рю те­бе, что в эту ночь, пре­ж­де не­же­ли про­по­ет пе­тух, три­ж­ды ты от­ре­чешь­ся от ме­ня.

Но Петр про­дол­жал кля­сть­ся в люб­ви и пре­дан­но­сти:

— Хо­тя бы над­ле­жа­ло мне и уме­реть с то­бою, не от­ре­кусь от те­бя". Но мы-то зна­ем, ка­ко­ва це­на слов на лю­дях и ка­ко­вы де­ла, тво­ри­мые без сви­де­те­лей.

По­до­шли к го­ре, и Ии­сус ска­зал уче­ни­кам сво­им: "По­си­ди­те здесь, по­ка я по­мо­люсь". А сам по­шел на го­ру по­мо­лить­ся, за­хва­тив с со­бою толь­ко Пет­ра и обо­их сы­но­вей Зе­ве­дее­вых, ска­зав им: "Что-то жут­ко мне од­но­му, по­будь­те со мною, по­ка я мо­люсь". На ду­ше у не­го бы­ло па­ко­ст­но, тоск­ли­во. И уже за­брав­шись до­воль­но вы­со­ко, ска­зал тро­им: "Ду­ша моя скор­бит смер­тель­но... По­будь­те здесь и бодр­ст­вуй­те. Я же не­мно­го по­бу­ду один".

С эти­ми сло­ва­ми, отой­дя не­мно­го в сто­ро­ну, он пал на зем­лю и на­чал мо­лить­ся, воз­дев очи к звез­дам:

— Ав­ва От­че! Всё воз­мож­но Те­бе... Про­не­си ча­шу сию ми­мо ме­ня!

И пла­кал он, и про­щал­ся с жиз­нью. По­че­му-то страш­но ему бы­ло. По­ра­жал­ся Ии­сус вы­держ­ке и хлад­но­кро­вию Иу­ды: тот шел на смерть спо­кой­но, буд­то вы­пол­няя обы­ден­ный ри­ту­ал.

А ко­гда вер­нул­ся Ии­сус, то на­шел всех тро­их сво­их уче­ни­ков дрых­ну­щи­ми, как го­во­рит­ся, без зад­них ног. Да и как ни за­снуть по­сле плот­но­го ужи­на с воз­лия­ния­ми. Ска­зал он Пет­ру:

— Си­мон! Ты спишь? Не мог по­бодр­ст­во­вать и де­ся­ти ми­нут? И вы спи­те, бра­тья Зе­ве­дее­вы? Бодр­ст­вуй­те и мо­ли­тесь, что­бы не впасть в ис­ку­ше­ние: дух бодр, плоть же не­мощ­на.

А сам, опять отой­дя в сто­ро­ну, ис­то­во мо­лил­ся, по­вто­ряя и по­вто­ряя сло­ва моль­бы к Все­выш­не­му об из­бав­ле­нии от каз­ни:

— От­че мой! Да ми­ну­ет ме­ня ча­ша сия!

И, воз­вра­тив­шись, опять на­шел их спя­щи­ми, ибо гла­за у них отя­же­ле­ли от вы­пи­то­го и съе­ден­но­го. Рас­тол­кал их Ии­сус, уко­рял, что опять за­сну­ли, а они и не зна­ли, что ему от­ве­чать. Жут­ко бы­ло Ии­су­су на смо­ля­но-тем­ной го­ре, где ухал фи­лин да раз­да­ва­лись ка­кие-то мо­ро­зя­щие ду­шу шо­ро­хи...

Все же по­шел он по­мо­лить­ся и в тре­тий раз, но ни­че­го не шло в го­ло­ву кро­ме од­них и тех же слов:

"Гос­по­ди! Ес­ли не мо­жет ча­ша сия ми­но­вать ме­ня, что­бы мне не пить ее, да бу­дет во­ля Твоя!" Ему вдруг до прон­зи­тель­но­сти за­хо­те­лось жить. Он по­ду­мал о том, что по­че­му-то Цар­ст­вие Не­бес­ное не ма­нит его. Нет, он хо­чет ос­тать­ся здесь, быть с Ма­гда­ли­ной, со сво­ей уве­ро­вав­шей в не­по­роч­ное за­ча­тие ма­те­рью, с этим про­стец­ким Си­мо­ном-Пет­ром, с юным Ио­ан­ном. Он вдруг, ско­рее все­го из са­мо­оп­рав­да­ния за та­кие мыс­ли, по­ду­мал, что Иу­да — это Са­та­на -ис­ку­си­тель. Но ему тут же ста­ло стыд­но за эту мысль: ведь Иу­да жерт­ву­ет сво­ей жиз­нью за его, Ии­су­со­во де­ло, он ведь не тол­ка­ет его на казнь, ос­та­ва­ясь в сто­ро­не... Кто зна­ет, чем бы кон­чи­лись ра­дуж­ные пла­ны Ии­су­са о соз­да­нии но­вой ве­ры. Убий­ст­вом, как за­кон­чи­лась жизнь Ио­ан­на-Кре­сти­те­ля? Спо­кой­ной смер­тью в ок­ру­же­нии гор­ст­ки уче­ни­ков? Раз­оча­ро­ва­ни­ем и са­мо­убий­ст­вом?

Вер­нув­шись же, опять на­шел он сво­их за­хме­лев­ших по­пут­чи­ков спя­щи­ми...

— Все спи­те и по­чи­вае­те? — гнев­но спро­сил их Ии­сус.

— Кон­че­но... При­шел час: вот, пре­да­ет­ся Сын Че­ло­ве­че­ский в ру­ки греш­ни­ков. Вста­вай­те, сон­ные те­те­ри, пой­дем об­рат­но. Вот уже бли­зит­ся пре­даю­щий ме­ня.

И лишь они вер­ну­лись к мес­ту, где тра­пез­ни­ча­ли, поя­вил­ся Иу­да Ис­ка­ри­от с от­ря­дом вои­нов, воо­ру­жен­ных ме­ча­ми и се­ки­ра­ми, и тол­пой слу­жи­те­лей от пер­во­свя­щен­ни­ков и фа­ри­се­ев, ос­на­щен­ных фо­на­ря­ми и све­тиль­ни­ка­ми. Апо­сто­лы, вско­чив со сво­их мест, при­го­то­вив­шись к за­щи­те. Как все­гда им­пуль­сив­ный, Петр, имея меч, из­влек его, и уда­рил пер­во­свя­щен­ни­че­ско­го ра­ба, и от­сек ему пра­вое ухо. Имя ра­бу бы­ло Малх. Но Ии­сус ска­зал Пет­ру:

— Вло­жи меч в нож­ны. Не­у­же­ли мне не пить ча­ши, ко­то­рую при­го­то­вил для ме­ня Отец?

И, ко­гда еще го­во­рил он сло­ва сии, по­до­шел к не­му Иу­да, креп­ко об­нял его и по­це­ло­вал, шеп­ча ему на ухо, что­бы ни­кто не рас­слы­шал:

— Про­щай, мой лю­би­мый брат и учи­тель! На­сту­пил наш час... Я уже свер­шил то, о чем мы до­го­во­ри­лись: за то­бой при­шли эти псы от Каи­а­фы... И про­сти ме­ня: не мо­гу я ви­деть пыт­ки, ко­то­рым те­бя под­верг­нут. Я сей­час же пой­ду и по­ве­шусь, ибо нет мне жиз­ни без те­бя! Про­щай и про­сти, брат воз­люб­лен­ный мой! Му­жай­ся!..

И Ии­сус от­ве­тил Иу­де лишь креп­ким объ­я­ти­ем, креп­ко при­жав его к гру­ди сво­ей. А кру­гом уже тол­пи­лись ка­кие-то страж­ни­ки с ме­ча­ми и копь­я­ми, пер­во­свя­щен­ни­ки и ста­рей­ши­ны на­род­ные. Сра­зу же по­сле объ­я­тия с Иу­дой, на Ии­су­са на­бро­си­лись вои­ны, свя­за­ли его ве­рев­ка­ми и це­пя­ми и по­ве­ли к пер­во­свя­щен­ни­ку Каи­а­фе, ку­да со­бра­лись уже во мно­же­ст­ве книж­ни­ки и ста­рей­ши­ны.

СУД ПЕР­ВО­СВЯ­ЩЕН­НИ­КОВ