Ловец мало обращал внимания на окружающих, их слова и поступки. Он почти не слушал то, что говорил его рот, живший в данный момент отдельной от мозга жизнью. Ловец старался побороть свои неожиданные желания, прогнать рой чужых мыслей и уничтожить обрывки инородных образов. Следы яростной внутренней борьбы вылились в крупные капли пота, ручейками стекающие по спине.
— Да, демократия — великая сила. О демократии двух мнений быть не может, — после непродолжительного молчания изрек председатель. Как оказалось, он тоже старался преодолеть странное наваждение, его мокрое лицо и затуманенный взгляд говорили о стремлении к интеллектуальному освобождению.
В председателя полетели помидоры и яйца.
"ЛЕНИН! ПАРТИЯ! КОМСОМОЛ!" — гремело над залом так, что многие начали плакать от приступа счастливой ностальгии.
Откуда-то сверху донеслось бессмертное произведение штампованных звезд: "А мы такие загораем!..." Сашка хотел убавить звук приемника, но не нашел пульт. Ему смертельно надоела эта политическая белиберда, хотелось свежего воздуха, свободы и пива. Последнего хотелось больше всего, поэтому он нисколько не удивился услышанному заявлению, что Россия со временем должна стать еврочленом.
— И-и-и тут Россия? — икнул в пустоту Сашка. — Пива давай!
Из тумана, набежавшего по краям глаз, вынырнул эльф с острыми ушами вампира и, сверкая белой бабочкой на черном фоне костюма официанта, предложил испить холодного пенного напитка. Сашка настолько обрадовался несказанной удаче, что решил произнести приветственную речь.
— Когда я говорю о... Когда я говорю о себе, и когда он говорит обо мне, мы все говорим обо мне.
Теперь в фокусе его взгляда место официанта занял сосед.
— Корреляция теории турбулентности международных отношений с идеологией неолиберализма, с точки зрения системного анализа и децизного метода, приводит нас к выводу о том, что преференциальное значение для сохранения системы в состоянии статического динамизма имеет стремление акторов к объективированию своих интересов и нахождению компромиса. — Приветливая улыбка соседа показала черные зубы нищего провинциала.
— Бей эльфов! Спасай Россию! — на официанта набросились с кулаками, повалили на ковер и принялись остервенело бить ногами.
Сашка сделал большой глоток пива. Ему сделалось скучно.
"А мы такие отдыхаем!..."
— Нам важно объяснить нашей нации, что жизнь важна. Не только жизнь младенцев, но и жизнь детей, живущих, знаете, в мрачных темницах Интернета, — заявил человек в темно-сером костюме в тонкую полоску. Он говорил с техасским акцентом.
Откуда Сашка знал, что это был именно техасский акцент, объяснить он не мог. Пришло откуда-то. Впрочем, ему это было неважно, его целью была бутылка пива, валяющаяся рядом с избиваемым эльфом. Сашка хотел угостить пивом блеснувшего знаниями соседа.
— Оставьте его. Слышите, оставьте, — жалел он официанта.
С трибуны звучал техасский говор.
— Мы — самая великодушная страна в мире. Мы очень великодушные. Я горжусь тем, что мы такие великодушные. Но, несмотря на наше великодушие, мы не должны хвастаться своим великодушием.
Бутылка в руки парня не далась. Многочисленные ноги запинали ее в недосягаемую даль зала. Это было плохо. Сашу продолжала обуревать жажда. Он перевернулся на спину и уставился на хрустальную люстру, распустившуюся под потолком огромным сверкающим бутоном.
— Что ж за жизнь-то у меня какая дурацкая? — задал метафизический вопрос студент.
"Мы с вами так будем жить, что наши дети и внуки завидовать станут!" — пообещали ему из внешнего мира.
Сашка переключил канал.
Мимо проскочил кот Том, несколько раз ударил каминной лопаткой по убегающему от него мышонку. Очень смешно.
Переключил канал.
Ему пообещали, что он может ходить под себя, и его попка останется сухой. Попробовал, понравилось, почувствовал облегчение.
Переключил.
"Родина у нас одна, и мы должны ее делать..." Шоколад из какао-бобов, произведенных на рязанщине. Ха-ха-ха!
— Я думаю, мы все можем согласиться — прошедшее уже прошло.
Как надоел этот техасец!
Сашка выключил телевизор.
* * *
Возмущение жизнью расползалось по городу из центра, из ратуши. Расползалось оно вместе со славным рыцарством, рванувшим разносить весть о славном "Великом" или не менее славном "Наказующем" походе. Мало кто помнил, что они видели и слышали на Сейме, а те немногие, у кого оказалась хорошая память, не могли ничего понять. Спросить тоже было не у кого, всезнающие маги проигнорировали дворянское собрание. Волшебники в последнее время показывали совершенное неприятие мирской жизни. Более того, они не замечали все происходившее в королевстве.
Ловец пришел к такому выводу еще в зале Сейма, когда не увидел там ни одного мага.
НИ ОДНОГО!
Такого не могло быть ни при каких случаях. То есть даже на такой случай у магов должно было быть что-нибудь предусмотрено.
Маги стерегущие, маги смотрящие, маги хранители. Они следили за порядком, они знали все и почти все могли. При желании королевству не нужно содержать полицейский аппарат: спроси у мага и жди его ответа. Ловец иногда думал, зачем тогда нужны все эти надзоры и канцелярии, не рационально как-то. Как все было бы просто и красиво, если бы...
Но было все сложно, а магов не было. Рождалась смешная и противная мыслишка о том, что волшебники, призванные заботиться о человечестве, забыли свои обязанности... специально забыли.
Мимо пробежали двое стражников. Бежали торопливо, не обращая внимания на окружающих, так же, как эти самые окружающие на них. Прокатила коляска пожарных. Затем еще несколько, Ловец не разглядел сколько. Его голова, вслед за шеей и спиной были низко наклонены к земле. Тяжело тащить абсолютно бесчувственного человека. А что делать?
— А кому сейчас легко?
Эта философская мысль отвлекла Ловца от проснувшегося желания плюнуть на все и бросить парня, которого надо было бы прикончить прямо в погребе у старосты.
Под ногами валялись разбросанные товары уличных торговцев, скрипело битое стекло витрин и окон, умирало несколько человек и нелюдей. Улица, по которой он пробирался, опустела. Все пошли делать погром. Среди закрытых лавок шныряли лишь воры, попрошайки и другие ренегатствующие типы, которым защита человечества от происков инородцев была делом далеко не первостепенной важности. Уточним. Это было совершенно не тем делом, которое занимало их умы.
— Эй, ты!
Ловец решил не обращать внимания.
— Я к тебе обращаюсь, .... — оборотистая бранная фраза была поистине великолепна и заинтересовала Ловца, как ценителя редкостных фразеологизмов. Он помолчал и медленно опустил Сашку на землю.
— Тебе чего? — устало спросил Ловец и тут же получил по носу. Вернее, он должен был бы получить по носу, но не получил, так как успел переместиться ближе к крепышу и схватить его за весьма пикантное место между ног.
Рывок вверх.
Визг.
— Ну, я пойду? — спросил Ловец и рванул еще раз.
— Да-а-а-а!!! — согласился отпустить подвернувшихся прохожих гуляющий "хозяин ночных улиц".
Ловец опять водрузил на себя Сашку и побрел дальше.
На углу улицы воинствующая группа людей, озабоченных чистотой человеческих рядов, грабила дом. Выносили все: занавески с окон, мебель, вещи, кто-то особо хозяйственный снимал с петель входную дверь.
— Люди! Зачем? Я же вам всегда помогал! — На ноющего хозяина плевали.
Плевали в буквальном смысле. Один из людей, к милосердию которых взывал горожанин, держал его за шкирку, не давая подняться с колен и, что скорее всего, упасть на живот. А другой испытывал наслаждение, со смехом сплевывая ему на широкую лысину. Еще один человек, связанный и избитый валялся недалеко от ступеней крыльца. Его все еще лениво попинывали, а из его забитого кляпом рта доносилось рычание.
Ловец остановился передохнуть.
"Итак, ни одного мага. О чем это нам говорит?"
Говорило это все о том, что в королевстве происходила большая подковерная борьба, которая уже выплескивалась наружу, проявляясь взаимным непризнанием королевской и магической власти. Следует подчеркнуть, что непризнание это публично. Слава Богам, что не кидается никто огненными шарами и не штурмует провинциальные магические башни.
"А кто сказал, что дворяне есть власть? ... Нет, не так. Подумаем и переформулируем". — Ловец подумал, поднял Сашку и сформулировал вопрос по-новому. — "Кто сказал, что рыцарство поддержит власть?"
Такого не сказал никто. Честно говоря, Ловца слегка пугало то, что его мысли уносятся в высоты столичной политической борьбы. Более того, эти мысли напрямую связаны с дворцовыми тайнами, информации о которых у него, скромного полевого агента приморских провинций, было крайне мало, то есть совсем не было. Оперировать одними слухами можно, со слухами работать проще всего — их можно самому же насочинять, — но строить на них далеко идущие прогнозы и выводы... Как-то странно это.
— Чего я тогда надрываюсь? — спросил Ловец единственного умного человека, который оказался поблизости. Естественно, этим мудрецом оказался он сам, поэтому сам же себе и ответил, — "А надрываюсь я потому, что события вокруг моей скромной персоны странным образом завязаны на ненормального парня, оказавшегося к тому же еще и начинающим наркоманом".
Мысль была уже много раз обсосанная, обглоданная и объеденная. Ловец не сомневался, что устроенная фантасмагория была делом рук студента. Но как? откуда? почему? зачем? в этом неказистом парне было столько неведомой силы. Силы, достаточной для такого могучего магического воздействия на мир, что рушатся все законы, заповеди и запреты, и начинаются поразительные перемены. Его мощь проявляется и сразу же без следа пропадает, как будто ее и не было вовсе.
"Уж не хочу ли я сказать, что во всем виноват Александр?"
Нет. Ловец не хотел. И все же...
Легенда о Героях...
Ловец шел знакомой дорогой и повторял про себя все известные варианты легенды. Ноги сами бездумно выводили его к границам города.
Еще в ратуши, когда толпа освободившихся от чар дворян бросилась на площадь, он решил, что будет выбираться из очередной заварухи по уже разведанному пути. Потеряться в поставленном на уши городке, в незнакомой паутине улиц, переулков и тупиков очень легко, просто неизбежно.
"Так, хорошо. С чего все началось?" — задал он себе очередной вопрос.
Вспомнилось посвящение в Герои.
"Даже если предположить, что он или я... Герой... Мелко это все. Мелко". — На глаза попалась разбросанная по улице курительная травка. — "Вот с чего все началось".
Ловец остановился недалеко от исписанного матюгами и уже горящего дома, в котором располагалась гончарная лавка. Мстительные кожевники не простили разбитого стекла и многочисленных оскорблений и отыгрались по полной программе. Это не убавило оскорбительных надписей на стенах их жилища, но принесло и все еще приносило огромное морально-психологическое удовлетворение. Победные крики раздавались из открытых окон кожевенной лавки.
Флегматичный гончар сидел на стуле, на котором, как оказалось, проводил большую часть времени, и смотрел на свой горящий дом. Крики врагов-соседей, казалось, совершенно его не задевали. Соседи-друзья кричали столь же громко, одновременно поливая водой крыши еще целых домов, стараясь не допустить распространения пожара. Воинственная жена отсутствовала.
— Боги тебе в помощь, мастер, — поприветствовал ремесленника Ловец. — Как пройти к станции дилижансов?
Ремесленник молча показал в сторону центра.
— Мы там были, уважаемый. Нам бы другую дорогу.
Гончар оторвал взгляд от пляшущих языков пламени, и на его лице отразилось нечто, что можно было бы назвать работой мозга. Ловец был узнан. Голова ремесленника мотнулась в направлении прохода, более похожего на междомовую щель.
— Спасибо, мастер.
Проспект, по которому он шел, назывался "пер. Широкий", во всяком случае именно такая табличка была прибита на одной из стен. Тащить Сашку становилось все невыносимее. Переулок в нескольких местах сужался так, что Ловец задевал боками стены домов.
"Если маги и избрали позицию невмешательства, то чего они хотят? — задался очередным неудобным вопросом Ловец. — Хотят расшатать ситуацию в стране и... Взять власть. Банально. Как банально... У них и так власти столько, что если бы они хотели распоряжаться уровнем цен на подсолнечное масло и картошку, то давно бы этими ценами распоряжались".
Ловец пренебрег всеми запретами и всеми уровнями конспирации, применив заклинание очищения организма. Он чистил Сашку. Даже если маги и увидят эту несанкционированную вспышку магической Силы, то не вмешаются. Ловец был абсолютно убежден в этом своем чувстве, переросшем в уверенность. Если уж они молчали ранее, то будут молчать до конца.
— Чем это воняет? — Студент проявил свое возвращение из наркотического забытья.
— Тобой.
— Чем это воняет? — Ловца не услышали.
Сашке залепили оглушительную оплеуху.
— Спасибо.
— Не за что.
Студент попытался подняться. Его шатало. Стены домов превратились в потолок и пол одновременно.
— Где я? — Попытка парня удержаться без помощи Ловца провалилась. Он упал на камни переулка Широкий.
— Значит так, любознательный мой, если ты еще раз позволишь себе взять в рот...
— Чего?
— ... взять в рот сигарету или выпить напиток крепче кваса, то я из тебя сделаю отбивную, — еще одна звонкая пощечина оставила бело-красный отпечаток на лице студента.
— За что?
— За излишние фантазии. Воображать меньше надо.
— Не понял. — Сашка пополз по стенке вверх.
— Фантазии свои оставь при себе. Если не сможешь, то придумывай что-нибудь полезное.
— Например, что? — До Сашки потихоньку начало доходить, что он сделал что-то совсем из ряда вон выходящее, раз Алекс так рассержен, так разгневан, да что там, раз Алекс так взбешен.
— Придумай всеобщее счастье на земле. На худой конец подумай о том, как прекрасно было бы, если бы в этом городе воцарился мир и порядок.
— Конституционный порядок? — спросил студент, не поверив, что смог без запинки выговорить слово "конституция". Перед глазами поплыли TV-картинки из Грозного. — Ой, пожалуй, нет. Не могу я такого порядка.
— А раз не можешь, так и не думай об этом. Я понятно излагаю?
— Угу.
— Ну, раз угу, тогда обопрись на меня и пошли отсюда.
Переулок Широкий хоть и не оправдывал своего названия, но мог претендовать на название длинный. Петляя, поворачивая, пересекая улицы, переулок вел путешественников в обход главных магистралей города. Несколько раз им попадались случайные прохожие, которые сначала внимательно осматривали бредущую парочку, и лишь потом, сочтя их вполне безопасными, шли на сближение. В разговоры не вступали, короткий кивок вежливости и быстро расходились каждый в свою сторону.
Город был напуган. Страх сочился из всех щелей полутемного переулка.
— Что происходит-то? — поинтересовался Сашка, потихоньку возвращаясь к действительности. Жутко болела голова.
