Критический эксперимент 2033

Миркан одобрительно улыбнулся. А Фамиат неожиданно радостно обняла Фламина и жарко поцеловала.

— Значит, богиня получит лишь то же наслаждение, что и я! Фламин, готовься: я буду ждать твоего призыва и будем любиться как люди, а не как боги и демоны. Но до полного истощения сил. Посмотрим, кто первый сдастся!

Евгений вдруг ощутил, что должен сделать. Он сгрёб жрицу, сразу обвившую его своим телом, поцеловал её и велел:

— Иди к своей богине! Она ждёт ответа!

Жена и сын вернулись лишь на следующее утро. Сын был измочален "естественно": весь в следах страстных укусов. Он рассказал, что примерно в полночь, когда пирушка уже шла к концу, в залу ворвалась нагая Зи-Аст и сказала, что богиня возжелала немедленно попробовать младшего Фламина. Их отправили в комнату в том же доме, где он и обнимался почти до возвращения.

— Страсть, когда в блудницу вселяется богиня, намного сильнее и слаще. Я представляю, как ты, отец, сливался с Венерой. Она меня утомила до полусмерти, но всё-таки я выдержал, и женщина первая попросила отдыха. После чего она сказала, что богиня теперь ещё сильнее желает тебя, отец. Утром жрица разбудила меня и вновь слилась, но на сей раз чувствовалось, что со мною обычная женщина, хотя очень сильная и искусная.

Авл почему-то вздохнул:

— Я понял, отец, почему ты не растрачиваешь свою силу зря и живёшь с жёнами, хотя мог бы с богинями.

В тот момент Евгений подумал, что сын говорит о страшном истощении сил после такой страсти, и вновь не увидел главной опасности. Наоборот, он полностью успокоился насчёт танцовщицы:

— Сын, ты показал себя достойным моим наследником. Твоё испытание уже практически позади. А моё впереди. И оно будет очень тяжёлым.

— Я буду молиться за тебя, отец! — просиял Авл.

Присутствовавшая при разговоре Сияния почему-то не возмущалась. Она была полностью измочалена. Расспрашивать её пришлось несколько дней. Во-первых, она сразу допустила большую ошибку, готовясь к празднику традиционно по-женски. Все матроны и их дочери пришли в простых платьях и первое, о чём её спросили: хорошенько ли она отдохнула перед мистериями? А Сияния почти всю ночь не спала, "наводя красоту". Более того, при входе на нижний ярус храма все оставили одежды и драгоценности.

Евгению вспомнилась ситуация из оставленного им мира, когда дама целый час подбирала туфли, "гармонирующие с одеждой и драгоценностями", перед визитом к японскому послу. В конце концов надела красивые, но страшно неудобные. Шла, как в испанских сапогах. А первым делом при входе её попросили разуться.

Женская часть мистерии включала, оказывается, такое отвратительное жертвоприношение, как сношение женщин и девочек с животными, порою до мучительной смерти. Она с трудом вынесла зрелище и была рада, что от неё не требовали никаких знаков одобрения. Впрочем, здесь бы она не побоялась ответить, что такое неугодно Богу. А в конце, когда её попросили посетить храм через пару недель, обещая научить искусству косметики и обольщения, она твёрдо отказалась:

— Мой Бог не терпит кровавых жертв. Ваш храм не для Его последовательниц. И муж мой, и сын мой в него больше не войдут.

Сияния удивилась, когда жрица спокойно ответила: "Насчёт мужа мы уже знаем. А насчёт сына уверены. Если пожелаешь, наши жрицы придут к тебе". Но затем наступило облегчение: значит, она не переступила своих рамок, не решила вместо мужчин!

Но одну вещь Сияния даже в совершенно измученном состоянии не забыла. Она показала Фламину папирус, на котором, по словам суффета, было приказание капитану быстроходного судна взять искусных нянек и привезти младшего сына Миния. Когда муж попросил её рассказать чуть подробнее, речь полилась рекой. Жена просто очарована семейством Бод-Мелькарта и им самим. Его даже не пришлось просить. Когда её расспрашивали о семье, она упомянула, что очень скучает по своим сыновьям и хотела бы хотя бы младшего взять сюда. Суффет немедленно приказал выписать приказ и приложил свою печать. Отец не почувствовал никакой опасности: ведь стало ясно, что смерть теперь им не грозит, а по сыновьям и дочерям он и сам скучал. Так что он приписал приказ Порции отправить с карфагенскими посланцами Миния, подумал и добавил старшую дочь Евгению, втайне рассчитывая выдать её за знатного, богатого жениха и укрепить дружбу с Карфагеном. В тот же день корабль ушёл в Рим.

— 50. Сладкая паутина

Буквально через день после праздника Астарты к Фламину явились жрецы Баала и жрицы Тиннит во главе с их главой Белет-Шери.

— Воин Бога, мы знаем, что твой Бог не терпит подкупа и кровавых жертв. Поэтому мы не зовём тебя в наши храмы. Но пути твои и наши близки, а сейчас ты в страшной опасности. Лишь Думузи выжил после объятий с Астартой в подземельях её храма во время её дня, когда ни один бог не смеет ей противостоять. Даже с её верховной блудницей могут с честью справиться лишь самые крепкие и искусные мужчины. Судьба благоприятствует тебе, что она отказалась от помощи своей небесной патронессы, желая получить как можно больше наслаждения для себя. Мы поможем тебе укрепить тело и душу, дабы ты победил в этой схватке, — объяснил Миркан.

Евгений понял, что он попал в жернова скрытого соперничества и противоборства.

— Значит, Астарта для ваших бога и богини недруг?

— Не можем мы называть недругом жену Баал-Хамона и мать Тиннит. Но Баал разгневан её бесстыдным поведением, бесчисленными любовниками и ненасытностью её вульвы. Он уже давно не живёт с нею как муж. У него есть любимая и добродетельная дочь.

— Тиннит тоже стыдится матери, — вступила в разговор Белет-Шери. — Астарта перешла все границы, пожирая тела и души людей ради наслаждений и силы своей.

— Но ведь Баал-Хамон тоже требует человеческие жертвы. И, сколько я знаю, предпочитает младенцев из лучших семей, — рискнул прямо спросить Евгений.

— Это совсем другое, — совершенно не обидевшись, улыбнулся Миркан. — Когда у лучших родителей рождается ребёнок, наши жрецы и жрицы Тиннит осматривают его, ощущают его ауру, и, если появились признаки вырождения, произносят от имени Баала повеление принести его в жертву. Так что правду говорят: мы приносим в жертву детей, чтобы отвратить худшие бедствия. Баал не пожирает их души, а препровождает их к новым испытаниям в других мирах.

— Значит, Баал для Карфагена всё равно, что Тайгет для Спарты. Спартанцы ведь тоже убивают ущербных детей спартиатов, — заключил Евгений. — Это зло необходимо для здоровья народа. Я готов быть другом Баалу и Тиннит.

— Наши жрицы не столь искусны в телесной любви, как служительницы Астарты, но они многое знают ещё с тех времён, когда отношения между богинями были дружескими, — добавила Белет-Шери. Трое служительниц высокого ранга, которых я привела, обучат тебя тайным искусствам: сохранить силы в любовном поединке и при этом заставить любовницу в экстазе дикой страсти как можно быстрее израсходовать свои. Ведь обычно страстная женщина сильнее мужчины в соитии, и ей нужно два любовника, чтобы сравняться с её пылом. А тебе надо будет биться один на один и победить.

Евгений, уже приняв решение, оглянулся на жену. Та сидела с выражением страха на лице.

— Муж, соглашайся! Я не хочу, чтобы тебя убила и сожрала эта кровожадная и распутная богиня.

Вот тут Евгений понял, какая страшная опасность впереди и как сильно он промахнулся. Теперь он на острие борьбы двух партий, которая готова перейти из стадии тлеющего конфликта в открытое противостояние. Каждая из них будет стремиться к победе любыми средствами в имеющей символическое значение схватке. И отступать ему уже нельзя. Авл, не настолько овладевший рефлексией, наоборот, был доволен:

— Отец, борись и победи! А я немедленно отошлю эту Зи-Аст.

— Прогонишь, если почувствуешь, что она у тебя нечто выведала, а ты не смог сказать ей так, чтобы она сама обманулась. А сейчас, наоборот, вместе со мной учись у жриц Тиннит и приворожи её к себе, если сможешь, так, чтобы она служила нам, а не своей кровожадной своре.

В эту ночь в спальню к Фламину пришли три жрицы Тиннит. Они сначала шептали заговоры и массировали его, а затем как-то так получилось, то одна из них слилась с ним. Она не стремилась вроде бы к бурной страсти, но в нежных объятиях подсказала ему такое, что вся задрожала от наслаждения.

А на следующий день, когда семья уже собиралась отправиться в имение, появилась делегация Сената и вежливейшим образом попросила в первый день, когда позволит погода, устроить показательное морское сражение. Принесли кучу тренировочного оружия и доспехов.

— Но ведь в доспехах сразу на дно пойдёшь, — вспомнив Ермака, возразил Евгений.

— Не бойся, — улыбнулся сенатор-флотоводец Магон. — Вокруг лодок будут наши лучшие пловцы и ныряльщики. Вытащим. Бери то, что нужно в битве.

— А правила битвы каковы? — спросил Авл.

— Каждый из вас, как мы знаем, равен десяти обычным воинам. Вы пойдёте вдвоём на своей лодке, гребцы и рулевой попрыгают в воду в начале битвы. На носу лодок будет стоять флаг. Кто сорвёт флаг противника, победил.

— Значит, против нас будут двадцать моряков, — заключил сын. — Тогда я требую добавить нам ещё Гимилькона, мы не сможем вдвоём помешать кому-то пробежать к нашему флагу и сорвать его, пока мы будем дубасить остальных. А отсиживаться в обороне не собираемся.

— Хорошо. Но тогда противников будет двадцать пять, — ответил Магон.

— Идёт, — согласился Фламин-младший. — А нам нужно ещё три дня на подготовку оружия. Ваше годится лишь Гимилькону. Вот доспехи я уже себе присмотрел.

— Я тоже, — добавил отец.

Согласовав условия, Авл немедленно отправился заказывать боло, нунчаки и звёздочки. Гимилькона срочно учили метать "сюрикены". Фламин ограничился посохом и на всякий случай звёздочками. Обговорили и отрепетировали сценарий боя: Авл пытается перескочить на чужую лодку, расстроив ряды противников боло, и немедленно прорваться к флагу; Евгений удерживает основные силы врага; Гимилькон стоит около флага и обороняется. Ему запретили отходить, даже если вроде бы никакой опасности нет.

Битва задержалась ещё на пару дней из-за серьёзного волнения и дождя. Наконец-то почти безветренная и ясная погода позволила её провести. На берегу собрались глядеть сенаторы, их семейства. А за ними теснился простой народ. Фламин посмотрел на суффета. Туда же, почему-то зардевшись, глянул и Авл.

Две лодки пошли с противоположных концов навстречу друг другу. Фламин велел гребцам и рулевому прыгать в воду, когда оставалось ещё шагов двадцать-тридцать. Замешкавшихся отправили пинками. Отказ маневрировать моряки восприняли как сдачу. Тем более, что теперь их численное преимущество стало подавляющим. Их лодка потихоньку подошла. Был переброшен абордажный мостик. И в ту же секунду Авл, заметив, что флаг без охраны, запустил пару боло по хвосту теснившихся в середине судна моряков, и дерзко перепрыгнул там, где между судёнышками было шага три-четыре воды. Но немедленно сорвать чужой флаг не удалось, к нему ринулась примерно половина команды, а оставшаяся пыталась перейти на лодку римлян, но остановилась после того, как несколько было сбито или убито грозным посохом. Тогда командир отдал приказ, пятеро попытались перепрыгнуть на нос к чужому флагу. Один сверзся в воду. Второй попал под удар посоха и отправился туда же. Трое помчались к Гимилькону, которому раньше не терпелось ввязаться в битву, где он помогал, лишь без особого успеха меча звёздочки, а теперь он оказался в решающем месте. Евгений понимал, что, бросься он на помощь защитнику флага, остальные ринутся вслед за ним по мостику и сорвут флаг, пользуясь численным превосходством и теснотой. Пятеро моряков успешно обороняли свой флаг от атак Авла.

Пришлось рискнуть, и двинуться самому на мостик. После потери ещё двух бойцов моряки расступились, приглашая Евгения двинуться вперёд и оказаться в их кольце. А боковым зрением Фламин подметил, что Гимилькон еле держится. С диким боевым кличем он сделал вид, что атакует командира, а сам бросился назад и двумя ударами посоха смёл троих, уже сбивших в воду Гимилькона. Теперь терять было нечего, и он вошёл в боевой транс. Когда его отлили водой, он почувствовал. что весь избит, но флаг на месте. Авл не стал входить в транс, а бросился на помощь отцу. Командир вместе с ещё одним моряком пытались перехватить его на мостике, но были моментально опрокинуты в воду. Затем Авл раздробил челюсть одному из нападавших на отца, размозжил колено другому и оставил отца с парой нападавших, вернувшись к защитникам флага. Они не знали, то ли бежать на помощь, то ли по-прежнему защищаться, двое упали под ударами, трое прыгнули в воду. Тем временем отец сломал шею последнему из противников и уже оглядывался вокруг дикими глазами, ища, на кого же ещё напасть. Он мог бы в трансе атаковать даже Авла, но тут его стали отливать водой: чужой флаг был взят.

В итоге среди моряков оказалось семь убитых и десяток тяжело раненых или покалеченных. Гимилькона выловили в бессознательном состоянии, но раны его были не столь тяжелы. Суффет и полководцы остались довольны. Потери моряков их ни капли не расстроили. Венок и драгоценности Авлу преподнесла дочь судьи Анаит. Вот тут Евгений всё понял: Авл весь зарделся после её лёгкого поцелуя.

Когда Авл отошёл, к нему подскочила Зи-Ашт и попыталась ударить. Но он перехватил её руку и поцеловал её, перенося на неё всю страсть по отношению к Анаит. Жрица вся задрожала и обмякла в его объятиях. Психология карфагенян была другая, чем римлян или европейцев. И девушка, и суффет посмеялись и зааплодировали тому, кто ещё раз показал себя настоящим мужчиной.

Евгений и Сияния поздравили Авла с наградой, полученной из рук симпатичной ему девушки. Сын вновь смутился. Тогда отец строго сказал:

— Сейчас тебе нельзя просить руки Анаит и даже ухаживать за ней. Если суффет заметит, что ты более чем неравнодушен к его дочери, он и сенаторы такой "выкуп" за неё возьмут, что на всю жизнь окажемся им обязаны и обратного пути уже не будет. Они торгаши и политики. Пока мы ведём себя по чести и совести, и нам можно прибегать к ответным действиям того же рода. Нужно, чтобы суффет или его жена сами предложили брак. Тогда ты можешь порадоваться, но не так, чтобы сойти с ума от счастья. Если слишком поддашься эмоциям, они тебя уважать не будут. И невеста тоже.

Это не очень понравилось Авлу, но он согласился с отцом.

Жена воспринимала, что каждую вторую ночь с мужем три жрицы, как неизбежное зло: не отдавать же его на растерзание врагине! Тем более, что и у неё теперь каждый раз во время объятий просыпалась неистовая страсть и острое наслаждение.

Через пару дней после "морской битвы" Евгению и Авлу пришлось принимать пополнение учеников. Адмирал Магон чётко сказал им,чтобы они учили воинов и рабов морской битве, а именно абордажу и защите своего корабля. Фламин грустно сказал Авлу наедине:

— Будем готовить пиратов. Но ничего, отработаем метод обучения, вернёмся в Рим и своих научим ещё лучше.