— Река... река... — Ридд задумчиво тёр лоб, пытаясь что-то сообразить, когда наконец в голове забрезжила неясная ещё не догадка, а одно лишь предвестье её. — Слушай, дед — а поищи-ка толкового морячка из старых, пусть присмотрится к чужакам незаметно.
Наворачивавший меж делом свой ужин палач едва не поперхнулся солёным огурцом. Аж глаза на лоб полезли... но сам Ридд крепко сомневался, что в этаком месте сумеет проглотить вообще хоть кусочек.
— Дык где ж я тебе такого возьму? Нету у меня, — дед задумался, стряхивая с редкой седой бородёнки крошки. — Может, упростить эту некромансерскую дочку подсобить?
Парень крепко сомневался в способности девиц хотя бы пару минут мыслить здраво. Да и не понаслышке знал, сколько великих начинаний пошло прахом или даже погорело ясным пламенем из-за этих глупышек... палач слушал с недовольной физиономией, кивал легонько, морщился — но соглашался туго. Правда, при этом ещё и ухитрялся метать за обе щеки своё немудрёный ужин с завидной скоростью.
— Ладно, придумаю что-нибудь... — он наконец ловко опрокинул в себя очередную чарку прозрачной как слеза жидкости, шумно выдохнул и закусил.
Мысли нынче что-то неохотно ворочались в обычно шустрой голове парня (ах, женщины, что ж вы с нами делаете?), потому очередную он сумел дождаться нескоро — дедок ловко подмёл остатки трапезы и словно в заупокой им хлобыстнул ещё чарку.
— Скорее всего деда, что я правильно вычислил, откуда тот ветер нехороший дует. Проверь втихомолку через купцов — чужаки привезли сюда случайно не херес в маркированных бочонках? И давай так — я займусь той стороной, а ты рубай все концы на этой. Потом, если всё выйдет, барон любые грехи отпустит, да ещё и сверху золотишка насыплет...
Палач занюхал рукавом, а потом о него же вытер крутобокое яблочко и тут же впился в белый налив ничуть не испорченными зубами.
— Как смекаю я, сокол наш скоро круто в гору пойдёт, — словно ни к кому не обращаясь, проворчал он.
И пусть взгляд его ни на миг не оторвался от пристально изучаемого надкушенного яблока, Ридд мрачно усмехнулся, уже собираясь уходить.
— Всё верно, дед — и мы в том светлом будущем места пока что не выслужили...
Уже давно остались внизу и за спиной мрачные подвалы, где словно паук в своём мрачном логове остался что-то обдумывавший палач. Уже серебряная Белль почтила небо своим присутствием и теперь, кокетливо усевшись на зубцы крепостной стены, любопытно заглядывала во двор — а парень всё так же стоял в оцепенении, обнимая и бездумно поглаживая беспокойно фыркавшего жеребца. Тот словно недоумевал — отчего не снял седло, хозяин?
— Потерпи, Черныш, — Ридд погладил ладонью словно сияющую во лбу коня звезду.
Тот фыркнул теплом, изрядно разбавленным сомнением — но возражать особо не стал. Переступил с ноги на ногу и пошёл за хозяином, который направился к воротам.
Створки здесь прикрыли на ночь, но поднимать мост не стали. Ох, как бы не вышла боком барону такая беспечность! Совсем расслабились тут...
— Открывай, служивый!
Солдат перегнулся с внутренней привратной галереи во двор, приглядываясь и недоверчиво сопя. Но Ридда тут уже каждый знал — примелькался — потому тот кивнул и бросил через плечо команду. Стоявшие у ворот двое доходяг нехотя сняли с петель навешенное бревно, приоткрыли одну створку — и через совсем малое время по настилу моста глухо застучали копыта коня и еле слышно — сапоги его хозяина. Затем звук стих — двое выбрались на дорогу, лениво сбегавшей с холма и растворявшейся в уже засыпавшем городе. Кое-где ещё мелькали огоньки, где-то на работной слободе лениво побрёхивали собаки, провожая ватагу припозднившихся гуляк.
Как странно... впереди дорога, за нею ещё сотни. А вот ехать что-то не хочется. Слишком уж тянет назад прошлое, сладкое и несбывшееся. А потому и горькое до оскомины — и всё же, невыносимо притягательное...
Глава 16-я, печальная
В конце лета, когда жара уже схлынула, а воздух приобрёл ту изумительную прозрачность, которая присуща лишь этому времени года, ветры разносят по всему миру крохотные, едва заметные паутинки. Одни люди охотно говорят, что то реют по белу свету обрывки платья божественной небесной Земфиры, некогда сотканного из тончайшего волшебного шёлка и затем разорванного в порыве исступлённой ревности богом всех ветров. Другие столь же истово утверждали, что то всего лишь путешествуют, уцепившись за нити, крохотные паучки.
Как бы то ни было, бессмертную воочию уже давненько никто не видал, да и означенных насекомых тоже. Пейзане убирали на полях и виноградниках истомлённый солнцем урожай, бережно принимая его натруженными руками. А вечерами сидели на пороге корчмы или деревенской завалинке, цедили эль, молодое вино и лениво роняли скупые слова.
И как-то совсем незаметным прошёл и растаял слушок, будто бы кто-то видел в ночи скакавшего на полудень мрачного всадника на чёрном жеребце. Эка невидаль! Мало ли кто тут ездит, главное чтоб не трогали. То посыльные, то ещё кто. А иногда появлялись странствующие рыцари, коим в одном месте так свербит испытать свою силушку, что лезут они через баронские земли в дикие места. Правда, куда меньше их возвращается, и уж почти всегда без добычи...
Ридд на этот раз поехал не по дороге, ведшей из города к посёлку у речных пристаней. Виноградниками и холмами, рощами и перелесками — уж спешить ему было решительно некуда. Так, подышать немного воздухом перед тем, как. А что там, впереди, и загадывать не хотелось. Что будет, то и будет — лишь бы было хоть что-нибудь.
— Вот и всё, Черныш, отдыхай здесь. Надеюсь, хранительница присмотрит и за тобой.
Парень спрятал в кусты седло и сбрую, а коня лёгким шлепком по крупу направил в священную рощу. Плечо уже оттягивали припасы, душу сомнения... с совестью, правда, немного полегче оказалось.
Ну и что ты там забыл, в тех мрачных пещерах?
Если б дриада могла, она б ещё и подбоченилась на манер хозяйки, делающей выволочку засидевшемуся в шинке муженьку. Но с другой стороны, эта ворчливая и вечно всем недовольная Флора сразу меняла гнев на милость и мгновенно вставала на защиту парня, стоило тому вдруг испытать какое-то затруднение или получить малейшую царапину. Только вот, до сих пор кровоточившее сердце залечить она не умела...
— Возьми, — Ридд вложил в ладони не замедлившей появиться дриады-хранительницы два кувшинчика вина, уж он помнил своё обещание угостить хозяйку ещё раз.
Та прильнула на миг, обдав запахами вечернего луга и тонкой прохлады ночного леса. Флора в голове сразу оживилась — о чём там эти малахольные тарахтели, Ридд не прислушивался. Обнял дриаду, мягко поглаживая словно примчавшуюся искать защиты и утешения сестру, и так некоторое время покачивался с нею под медленную и мало кому слышную музыку небесных сфер.
— Hanta, мастер Ридд, — печально поблагодарила дриада. Она сунула в карман парня небольшой лёгкий пакетик и неслышной тенью отошла.
Вот она мелькнула в лунном свете уже под сенью своей рощи, и вокруг осталась одна тишина. Даже странно немного — цикады и сверчки словно уснули, а обычно верещат словно оглашенные...
Дождь будет, — мрачно пообещала Флора, и парень поспешил своей дорогой. Мокнуть никак не хотелось, а путь предстоял ещё немалый. Через поля и последние виноградники, через реку и на тот пустырь, где сквозь тощую почву проглядывали залысины притаившегося под землёй камня. А под ними... ну здравствуй опять, старая гномья крепость Дарнмут!
Чертёж семилучевой звезды уже горел лиловыми линиями прямо над поверхностью камня, готовый принять в себя последний компонент, последний ключ — и отворить проход вниз. Но Ридд всё отчего-то медлил. Стоял над своим творением, скрестив на груди руки и бездумно глядя в тихо перетекавшие перед ним ручейки Силы, словно тщился разглядеть там что-то доселе незамеченное. И лишь когда изнутри творения на него уже откровенно взглянули зелёные глаза, только тогда он в изумлении отшатнулся.
— О боги... — Ридд в ужасе вытер заструившийся по лицу ледяной пот.
Облик эльфки не только не растаял, как надеялись суматошно заметавшиеся мысли, но даже напитался лунным светом и обрёл объём.
"А ведь, ты всё так же прекрасна" — холодный огонь побежал по жилам парня, когда он, попытавшись шагнуть назад, не смог оторвать ног от камня — словно подошвы вдруг приросли к нему.
— Зачем ты звал меня, Риддерик из рода Фернандо? Зачем потревожил мой сон? — от одних только звуков этого смертельно усталого голоса он почувствовал, как на голове сами собою зашевелились мокрые волосы. Словно змейки, они приподнялись в невысказанном желании задушить своего хозяина.
Сердце истекало кровью и рвалось в стремлении туда, навстречу — но хоть и слабо, но ещё сопротивлявшийся разум упрямо отталкивал это потустороннее видение. Сгинь, изыди! — вопил он, извиваясь в муках. И всё же, не раскрылись пересохшие губы, не произнесли ни звука, когда безмолвный зов души ещё сильнее вызвал из небытия это видение, этот призрак той, кто была сейчас во многих десятках лиг отсюда.
"Или ты уже в царстве теней?" — Ридд попытался заслониться руками, и всё же они предательски повисли вдоль тела.
— Зачем ты даже сейчас терзаешь меня? Зачем не хочешь отпустить?
И такая мука послышалась в этом голосе, что словно подпитавшаяся ею фигура в центре звезды вдруг сгустилась, обрела объём — а на светлый камень упала сдвоенная тень обеих лун.
Тень? Призраки не отбрасывают тени! Ридд с глухим рычанием загнанного в ловушку зверя рванулся вперёд. К ней, единственной в мире — и пусть все демоны мрака разбегутся, трусливо поджав облезлые хвосты!
И всё же, дрожащие ладони его встретили одну лишь пустоту. Лишь слабый отблеск несбывшейся мечты промелькнул в ночном воздухе. А белеющая в свете лун каменная площадка зачем-то вздыбилась, встала косо — и шершавостью нагревшегося за день камня ударила в лицо...
Пальцы вздрогнули ещё раз. Дёрнулись судорожно, словно желая вцепиться в горло врагу — и расслабились снова. Вот они опять шевельнулись и бесцельно заскребли по остывшему камню, теребя с хрустом песчинки.
Из груди вырвался хриплый вздох, больше похожий на сдавленное рыдание. Затем ещё один, ещё — пока всё тело не сотряс кашель. И всё же, постепенно он успокоился, и лежавший навзничь человек задышал уже ровно, мерно.
Немало прошло времени, пока он отважился открыть глаза. И да — в них отразились звёзды. А ещё лукавый взгляд искоса Белль, в предчувствии утра уже прижавшейся к горизонту.
— Проснись, Ридд, — легонько позвала... не она.
На каменной пролысине, в центре почти истаявшей лиловой звезды колдуна сидела дриада — именно на её коленях и покоилась голова парня.
— Ты в порядке, друг мой? — странно, но в голосе её отчётливо слышалось что-то живое, человеческое.
Наверное, это боль.
Ридд вздрогнул и всё же неимоверным усилием воли привёл к подчинению взбунтовавшееся тело, которое столь странным образом отреагировало всего лишь на попытку поднять руку. И всё же, через несколько вздохов он решился вновь. И ещё раз — пока ладонь парня не взъерошила легонько волосы дриады.
— Да... наверное, в порядке.
Флора печально улыбнулась, пошла рябью, и сквозь неё отчётливо проглянула луна. А когда ладонь зачем-то наклонила дриаду к пересохшим искусанным губам, та с грустной улыбкой сумела лишь коснуться их своими — а затем с лёгким мерцанием втянулась в уста парня вместе с вдохом.
Eluna adora! Кажется, я вернулась, и мы снова вместе!
Ридд слабо улыбнулся — оказалось, что он даже успел соскучиться по этой малахольной.
— А что это было?
Он с сомнением присматривался и вчувствовывался во всё. Каким-то оно оказывалось... не таким. Свет Белль мягко холодил кожу запахом луговой ромашки, ночной воздух попахивал несуществующей гарью дотла сгоревшей радуги, а камень под спиной откровенно пульсировал нотой фа — причём, ещё и с нахальным синим оттенком!
Кажется, ты инициировал сам себя. Сам — себя.
"Точно у меня с головой всё в порядке?"
Во всяком случае, я на это очень надеюсь, — вьедливо отозвалась дриада. — Лучше иметь дело с магиком, чем с сумасшедшим.
Ридд не нашёлся, что на это весьма здравое рассуждение возразить, и даже ответить. Лишь кое-как сел, перекатившись набок и помогая себе руками. В голове колыхнулось что-то, отчего легонько замутило, но тут же принялось хозяйски устраиваться.
В левом, — с готовностью отозвалась бессоння Флора, едва парень вознамерился поинтересоваться, в каком же ухе у него звенит.
— А...
Не знаю. Я тоже видела её и даже уловила запах цветочной мази, которым обычно эльфы пользуют себя, чтобы отбить обоняние у собак или волков. Но как ты едва не вытащил её сюда сквозь свою эту семиугольную пакость — выясняй сам!
Ридд грустно оглянулся. Подготовленная для открытия врат звезда почти догорела, лишь один луч светился призрачным лиловым пламенем.
Подумав, он потянулся рукой и щедро, всей ладонью зачерпнул этого фиолетового сияния. Некоторое время смотрел, как холодный огонь струился по руке, горя и не сгорая, обжигая и не сжигая.
Нет, точно уже не просто слабенький колдун... как здорово! Можно и мне попробовать?
И не успел грустно улыбавшийся парень, в чьих глазах зачарованно метался этот пламень, даже ответить, как по телу словно пронёсся душистый весенний вихрь. Он уютно мазнул по сердцу, покопошился в ладони, а потом вернулся обратно, растёкся.
Оно меня не слушается!
— Всё верно, Флора — магия это не твоя стихия. Но ты, кажется, на самом деле можешь меня покинуть? — Ридд хоть ещё и был слаб, словно котёнок, но обмануть себя странностям и случайностям не давал.
В ответ дриада разразилась ворчанием, что она и сама удивлена. Но ей пришлось то сделать, потому что над почти бездыханным телом только что родившегося колдуна описывала круги какая-то подозрительная сова.
— Сова? Да откуда ж ей здесь взяться? Они только в лесах вроде, на восходе и полуночи, — Ридд кое-как согнал лиловые сполохи вместе, а затем скомкал ладонью, словно зимой лепил снежок.
Сама удивляюсь — но та наглая птица очень тобой интересовалась!
Парень тихо охнул, припомнив, какие же на самом деле у этой с виду безобидной совы когтищи — хищница, как-никак. И впавшего в беспамятство та дурында могла располосовать так, что тут уже никакой целитель не поможет...
"Выношу благодарность по гарнизону от лица начальства!"
Вот нахалка! Как дриада то проделывала, Ридд не имел ни малейшего понятия — но перед его внутренним взором вдруг предстала белоснежная девичья попка, которую ему нахально продемонстрировали в качестве ответа.
И всё же, он улыбнулся.
Чувство юмора у парня и у самого иногда бывало этаким слегка извращённым, на грани дозволенного — но хорошую шутку он любил. Повертев в руках невесомый сгусток непонятно чего, неощутимый пальцами, но прекрасно воспринимаемый своей словно прозревшей сущностью, Ридд недолго думая отправил лиловое пламя в рот.
