— Одну минуту, — сказал Дженкс. — Я просмотрю файлы.
Он ненадолго замолчал, лишь глухо покашливал, прикрывая рукой трубку, наконец, отозвался:
— Мистер Ленгли, имеющихся данных для полноценной экспертизы недостаточно, но если вас устроит условно-приблизительный результат, смогу подготовить уже через четверть часа, прогнав образцы через анализатор соответствия.
— Устроит, спасибо.
Джед положил трубку и задумался. Идея, пришедшая ему в голову, была, конечно, совершенно бредовая, но, за неимением лучшего, следовало проверить и её. Тем более, ведь похоже. Действительно, похоже. От лейтенанта Брайна толку, как от дрессированной собаки — всё понимает, приказы выполняет, а сказать ничего не может.
Чтобы не томиться ожиданием, агент Ленгли еще несколько раз просмотрел материалы, надеясь найти что-то ещё. Ничего. Дым, взрывы, выстрелы, матерщина, россыпи гильз, визг рикошета...
Наконец, динамик селектора сообщил приятным женским голосом:
— Агент Ленгли, вам звонок от старшего эксперта-криминалиста.
— Соедините.
Уот Дженкс прокашлялся в трубку и сказал сипло:
— Извините, простыл. Итак, агент, подробный результат экспертизы я выслал вам на почту. Коротко же скажу следующее: визуальное совпадение почерка объекта "Фиалка" и почерка неизвестного на стене старого ангара — девяносто процентов. Однако прошу заметить, что это не полноценный анализ. Полноценный, если необходимо, подготовим в течение ближайших двенадцати часов.
Агент Ленгли усмехнулся:
— Не нужно. Этого более чем достаточно. Благодарю.
Он повесил трубку.
Вот, значит, как? Девочка жива. И девочка играет в игры. Интересно...
* * *
— Я весь внимание, агент, — отозвался коммуникатор голосом Винсента Хейли. — И спасибо за инфопакет. Всё очень кстати. Чем ещё порадуете?
Джед про себя усмехнулся. Как меняет человека привычная среда. Когда ходил безмолвной тенью за капризненькой миллионершей, слова было не выдавить, а тут — гляди ж ты. Что значит родная стихия. И кураж, и дерзость, и самоуверенность.
— Я думаю, вас там и без меня найдется, кому порадовать, — сказал агент Ленгли. — Однако тут поступила свежая информация, мистер Хейли. С высокой достоверностью разыскиваемая нами Айя Геллан была в числе налётчиков, которых сегодня ночью пыталась задержать аэромобильная штурмовая группа. И была с ними, насколько я могу судить из комплекса обстоятельств, по доброй воле.
— Подробней, — попросил рейдер.
— Надпись на стене, оставленная штурмовикам, сделана её рукой. Вероятность девяносто процентов.
— Иди ты! — не сдержался собеседник.
— Я-то пойду, — холодно заверил его агент, — но и вас, уважаемый, возьму с собой. Так что игра переходит в новую фазу. Все осложнилось, Винсент. На вашем месте я бы усилил бдительность.
— Обещаю, — заверил его рейдер и добавил: — Спасибо за информацию. Кстати, ответный, так сказать, реверанс. Я с высокой достоверностью знаю, у кого конкретно находится девчонка. Гонцы к нему уже отправлены, но ответа пока нет. Полагаю, наш клиент просто отсыпается после рейда.
Хейли усмехнулся и закончил:
— Если всё пойдет без сбоев, вечером или, скорее, завтра утром я буду вести переговоры об обмене. Готовьте деньги. Серьёзные деньги.
— Не знаю, что меня больше настораживает, — задумчиво сказал Джед, — ваша самоуверенность или скорость внедрения в чёрный сектор?
— Не всем же внедряться к высшим корпам. До связи. И еще раз спасибо за информацию, вы мне очень помогли.
С этими словами Винсент оборвал разговор.
Ленгли усмехнулся и покачал головой.
Как ни прискорбно, но мистер Хейли всё больше и больше ему нравился. Впрочем, несмотря на всю симпатию, Джед не собирался отказываться от слова, данного Эледе. И дело тут было даже не в том, что симпатии к мисс Ховерс заметно и вполне объяснимо перевешивали в его душе симпатии к её телохранителю. Дело было в том, что, с какой стороны не взгляни, в благосклонности и доверии мисс Ховерс он нуждался сильнее, чем в благодарности какого-то там неудачника рейдера, ставшего на свою беду её телохранителем.
* * *
Наверное, она спала очень долго, потому что проснулась отдохнувшей, свежей, со счастливо пустой головой. И сперва даже казалось, будто всё, что случилось накануне, — гонки по темным улицам, бой, бегство по подземельям и гибель Алисы — приснилось. А реальность, она вот: тишина, спокойное дыхание спящего мужчины, темнота полупустой комнаты...
Однако Алисин нож, лежащий рядом на полу, красноречиво намекал, что...
Сердце болезненно сжалось.
Но нужно вставать. Да и есть хочется, не ела ведь с прошлого дня, с "Хризантем"... Опять же, в печь пора подбросить очередной брикет, пока там всё не прогорело. Интересно, который сейчас час? Мышцы после вчерашнего бега тянуло, кости ломило, сорванное надрывным дыханием горло першило от сухости. Хотелось пить.
Айя выбралась из спальника. Жизнь в интернате приучает двигаться бесшумно, уважая чужой сон и право на тишину. Девушка неторопливо оделась. Пушистую юбку положила поверх рюкзака, чтобы не шуршать фатином. Щелкнула выключателем, зажигая свет над столом, и прошлепала к печке. Брикет топлива лег на подернутые пеплом угли. Не разгорится. Айя осторожно подула.
Тонкие крылышки пепла мягко взлетели, угли зарделись ярче, лицо обдало жаром. Ещё раз. Робкий язычок пламени лизнул брикет. Теперь не погаснет. Дверца печи, закрываясь, громко скрипнула. Девушка про себя выругалась и бросила виноватый взгляд через плечо. Керро спал. Даже не шевельнулся.
Она ушла в кладовку. Умылась из бутылки, налила в кружку воды и наконец-то попила. Взяла с полки несколько банок консервов, две ложки и вернулась в комнату.
Пока консервы разогревались, Айка сидела на стуле и задумчиво смотрела на Алисин нож. Вроде как бы это теперь её оружие. Но брать его в руки не хотелось. Для неё этот нож оставался по-прежнему Алисиным. Девушка понимала, что, наверное, никогда не сможет отнестись к нему иначе — как к оружию, а не к памятной вещи. Поэтому она взяла нож и спрятала вглубь рюкзака. Понадобится — достанет. Но на поясе носить не будет. С подобным оружием надо уметь управляться, надо его чувствовать, как себя. Такое для понтов не таскают. Навесила — пользуйся.
Консервы были вкусные и быстро закончились. Банки отправились в мусорный пакет, вымытая ложка — обратно в кладовую, а Айка заскучала. Керро по-прежнему дрых, в печи потрескивал огонь...
Девушка смотрела на лежащие на столе якобы солнцезащитные якобы очки. Интересно, что в них видно? Айя скосила глаза на спящего мужчину. Он за всё это время ни разу не сменил позы, так и лежал затылком к ней. Он ведь крепко спит и дышит ровно. И не узнает ничего. А она потом положит всё, как было.
Айка осторожно потянула руку к очкам, с опаской поглядывая в сторону их владельца. Спит.
Пальцы мягко прикоснулись к прохладному пластику...
Тяжелые, однако. Как Керро не задолбался таскаться в них? Девушка осторожно разложила дужки. Ну, с виду самые обычные очки в массивной оправе. На дужках по четыре маленьких кнопки. Но нажимать их, конечно, незачем. А что за линзы? Айка снова покосилась на темную макушку. Керро не шевелился. Правильно, пусть дрыхнет. Она поглядит только.
Осторожно девушка поднесла очки к лицу, на секунду замешкалась, думая, что, может, ну их, пусть лежат, пока хозяин не проснется. Однако любопытство пересилило робость.
— БЛЯДЬ!!!
Айя с криком вскочила, опрокидывая стул. Яркая вспышка выжгла глаза. Мир залило ослепительным светом. Стерильно-белое сияние поглотило всё вокруг. Рассудок зашёлся в панике.
Белый. Белый. Белый свет! Предвестник боли и ужаса.
Откуда-то издалека девушка услышала эхо мужского голоса. Она не разбирала, что ей говорят, но инстинкты подсказывали — сейчас будет больно. Снова больно. Её опять привяжут. А значит, иголки. Как вчера. Как позавчера. Скажут: "Терпи". Или: "Больно не будет". Но будет. Обязательно будет. Всё будет. И наполненный шприц, и жгут, стягивающий плечо, и похлопывание по напряженной руке, вены на которой прячутся от иглы, и пластиковые ремни, фиксирующие тело на кровати ...
С губ сорвалось шипение. Девушка смутно различила силуэт мужчины, стоящего напротив. Здоровый. Санитары все здоровые. Но этот выше Айи только на голову, а у неё к тому же есть нож!
Опять эхо далекого голоса. Как всегда, спокойного. Они думают, если говорить спокойно, то это расслабляет. В первые дни она и впрямь верила, что это не предвестие боли. Но потом поняла — предвестие. Всегда предвестие. Чем спокойнее с ней говорят, чем больше в интонациях участия, тем больнее будет.
И тот маленький, пухленький, белобрысый, с кудряшками на голове. Он спрашивал: "Где болит, солнышко?"
Солнышко. Её в жизни никто так не называл.
У него и руки были мягкие, такие уютные. Пальцы осторожные, тёплые. Она первый раз честно ему сказала, где. Думала, что-то сделает. Он и сделал. Очередной укол прямо туда. Из здоровенного шприца размером чуть ли не с флакон монтажной пены. Айю тогда всю вывернуло судорогой, она даже кричать не могла.
Потом, когда её привели к этому говнюку второй раз, она уже не так честно сказала, где болит. Зато дождалась, пока докторишка наклонится посмотреть, рванулась и вцепилась ему зубами в голову. Голова была самым близким, до чего можно было дотянуться. Сука! Её быстро оттащили, но она надеялась, что успела прогрызть ему череп до самого мозга, и потом еще долго плевалась кровью и волосами.
После этого случая каждый раз перед процедурами её связывали, а на голову надевали плотный бандаж — синтетическую ленту, которую пропускали под подбородком и затягивали на темени.
Но сейчас она не связана. Забыли! Правда, перед глазами ещё плыло. Но постепенно стало хоть что-то, да видно. Девушка дёрнула с пояса тычковый нож. Урод безоружный и не такой здоровый, как обычно. А ей главное — выйти.
Она прыгнула, когда смутно различила дверь за спиной врага.
* * *
Первый раз он не ударил, только перехватил руку с ножом, выводя на болевой. Айя стремительно прокрутилась, продолжая движение. Ладонь, сжимавшая оружие, разжалась, рука сразу же онемела от боли. Обычный нож выпал бы, а тычковый чудом, но удалось удержать. Девушка вывернулась и отпрыгнула.
Бросилась ещё раз, ткнула ножом и почти — почти! — достала. Но этот урод вдруг оказался совсем рядом и влепил тяжелую резкую пощечину. Ударил, мудак, наотмашь, тыльной стороной ладони, да так, что у неё перед глазами и то немногое, что ещё было видно, поплыло, а голову чуть не снесло с плеч.
Айя полетела кубарем, опрокинула стул и крепко приложилась головой об стену, на миг потеряла ориентацию, однако тут же откатилась, уходя от удара ногой. Впрочем, удара почему-то не последовало. Это хорошо. Боец из нее сейчас был хреновый — спину и затылок ломило, рука не слушалась, левую половину лица дергало, из носа и разбитой губы текла кровь.
Девушка торопливо вытерла ее рукой. Мир вокруг кружился, в голове гудело. Но всё это было неважно, потому что чутье, воспитанное и закаленное улицей, обострилось до предела, а инстинкты взвыли, требуя спасаться. Только спасаться было некуда — противник перекрывал дорогу к двери, а Айкины лопатки упирались в стену.
Смотреть снизу вверх было унизительно, да еще и страшно. Мужчина стоял над жертвой, и та начала медленно подниматься, скользя ладонью, измазанной в крови, по холодной стене. Ноги были мягкими-мягкими и еле держали. Сердце обвалилось в живот, и пелена жгучей ярости, охлажденной испугом, начала медленно спадать. Айя хлопала глазами и видела, как сквозь мельтешение белых пятен проступают очертания знакомой фигуры и знакомой же обстановки...
Керро был зол. Очень зол. И само собой всплыло в памяти: "...Зачем тебе его сердить? Он — не я. Вообще не отходчивый. Хотя... учитывая, что с твоим везением можно играть в рулетку, причем ставить по-крупному..."
— Тебе, мля, Три Суки в очередь отлизывают, так ты совсем охерела и подмахивать им начала? — рявкнул рейдер.
Айя вздрогнула, снова вытерла тыльной стороной ладони льющуюся из носа кровь и пролепетала:
— Керро, прости! Я... меня... заклинило, — вид у нее был виноватый, испуганный и сконфуженный одновременно. — Оно когда вспыхнуло, белое такое, мне показалось, что я снова в палате, а ты — санитар.
Кровь из носа текла и текла, девушка шмыгала, чтобы хоть как-то её остановить. На скуле медленно наливался синяк.
* * *
Когда Винс вошел в крохотный бар при ночлежке, куда проводники Су Мин определили его группу, у стойки сидел только Ирвин и неспешно потягивал пиво из высокого запотевшего бокала.
— Кайфуешь? — спросил Винс, подсаживаясь. — А остальные где?
— Кемп дрыхнет, — ответил товарищ и кивнул бармену, чтобы тот налил еще один стакан. — Кара сперва тут крутилась, потом наверх умотала.
— А от Рекса психотерапия уже ушла? — спросил Винс, придвигая к себе наполненный бокал.
— Полчаса как, — Ирвин закатил глаза. — Какая девочка... у нас таких в эскорт агентстве не каждый раз получишь.
— Еще бы, — Винс хмыкнул. — Су Мин к нему для реабилитационных работ названую сестру отправила.
— Меня б так кто отреабилитировал... — с притворной тоской вздохнул Ирвин, делая очередной глоток и удивился: — Сестру? Та девчонка — явная европейка.
— Названую, — подчеркнул Винс, после чего хлопнул друга по плечу и сказал с деланным сожалением: — Мы с тобой, дружище, староваты для подобных реабилитаций. Нам такая гимнастика по возрасту не показана. Чик-пык, сердечко ёк, и привет. Теперь только грелки, противорадикулитные пояса, фито-чаи и лечебная физкультура на свежем воздухе.
Друг хмыкнул:
— Ага, ага. Про фито-чай я промолчу. А "грелку" твою видел, догадываюсь, что там у вас за лечебная физкультура была.
Винс, глядя поверх стакана куда-то в пустоту, сказал загадочно:
— Древние восточные техники омоложения организма. Ты — человек чёрствый, не поймешь.
Ирвин беззлобно расхохотался.
— Я тут послушал про твои вчерашние похождения. Вот объясни, как ты умудрился меньше чем за сутки втереться и стать здесь почти своим парнем?
Винс мельком оглянулся — кроме них двоих, в зале никого больше не было, даже бармен вышел. Короткое касание уха. Ирвин в ответ едва заметно покачал головой и пробежался пальцами по предплечью, будто по наручному пульту. Все, мол, чисто.
— Это просто, — негромко ответил Винсент, — я всегда предлагаю больше, чем ожидают, а по возможности такое, чего здесь ни за какие деньги не добыть. Ну и общаюсь, как с коллегами из нейтральной корпорации, которых надо склонить к сотрудничеству. Вот и весь секрет.
— А как же намек на то, что, если с тобой что-то случится, то...
— По ситуации, — собеседник посерьезнел. — Но с толковыми обычно без надобности. Местные и без подсказок такого навыдумывают, чего нам с тобой даже в голову не придет.
Ирвин хмыкнул и, допив пиво, сказал:
— Не умничай, теорию мы на курсах вместе проходили и принципы внедрения тоже, но меня ни разу так не обхаживали.
