Восток и Запад, громче всех доказывающие свое превосходство культур, догорали на собственных кострах, подбрасывая в огонь все новые и новые кости, подливая крови, от которой стена пламени становилась только выше и жарче.
Увиденное Кайтой ее и радовало, и пугало: нет, континенты никто объединять не пытался — старые обиды и спустя двадцать лет остаются обидами. Только — въевшимися в кровь. Но вот территории бывших США и Канады, словно кто-то сшивал толстыми нитками, грубыми стежками, прямо по кровоточащему мясу бывших городов и поселений. Стягивая в единый кулак и превращая в монолитную массу. Пока еще этот "кто-то" не догадался пустить в мир новую религию, которая бы скрепила эти народы единой целью, связала и развернула массу в сторону нового пути.
Пути, вновь ведущего в ад, как все, что делается благими намерениями.
Соседний континент просматривался плохо — там спокон веков хоть и крестились, но делали это в обратную сторону, а ангелов и вовсе в грош не ставили, пользуясь своими, местечковыми, крылатыми. Которые на контакт не шли, приказы выслушивали отстраненно, а исполняли их очень вольно. И, зачастую, не исполняли вовсе — отсталая страна с отсталыми нравами, ничего не поделать.
Кайта не любила восток. Ни азиатский, ни, тем более — российский. Самой себе признаться, что не любила за странную смесь рабства и свободолюбия — не могла, а найти сотни других причин — всегда без проблем. Волна голодных кровососов, прокатившаяся по всей поверхности земного шара, голодных, уставших от долгого путешествия и неожиданно оказавшихся в местах, где горячей крови полным-полно, стерла интеллигенцию, как класс и вид, подъела бомонд, оглушительно потом блюя на каждом углу, и принялась за серое человечество, словно хищники ворвавшиеся в стадо овец.
Кто бы мог подумать, что это самое "человечество", уже один раз давшее пинка зарвавшимся вампирам, превратится в массу существ, связанную лишь узами родства и разделенную конкуренцией, завистью, разными точками зрения на жизнь соседа. А ведь именно они, эти самые человеки, тяжелым кулаком громили эльфийские орды, оттесняя их к последнему морю, в надежде утопить проклятое племя, стереть с лица своей планеты наглых пришельцев, возникших из ниоткуда. Не случись предательства — и стерли бы! Вступились за вампиров "мелкие народцы", грудью встав на защиту тех, кто никогда и ничего не сделал сам, пользуясь трудами своих соседей. Вступились, оттянув удар и дав врагам уйти за океан, бросив союзников на растерзание взбешенной толпы. Оттого и не осталось в мире гномов и хоббитов, и прочих, иже с ними. Раз предавшиеся врагу — предадут снова, бегая в своем предательстве по кругу, как белки в колесе.
Возвращение свое, кровососы тоже подготовили со всем тщанием, как и отбытие: заранее наладили кучу сказок о чудесном мире, в котором правили чудные эльфы, правили мудро и заботливо. Опустив лишь тот факт, что заботились они о своем кормовом запасе, обманывая слушателей и читателей.
Ангел тяжело вздохнула — сама зачитывалась этими книгами, пока не встретила Джаулина, лично поведавшего ей, кто именно рассказывал Толкиену о "чудных эльфах" и их делах.
Потом пришли холода и вампирам, привыкшим к совсем иным условиям жизни, пришлось "подвинуться". Холод был страшен им в первую очередь тем, что сколько не пей горячей, свежей крови, все едино находишься в состоянии полусна, с трудом контролируя не только младших, но и собственную перистальтику.
Люди принялись жаться к северу, к холодам и долгим ночам...
— Витаешь в облаках? — Старая подружка, старая стерва Тарретта, верная собака Джаулина, тут как тут, наблюдает за ликом ангела, читая в ее глазах все, словно в раскрытой книге. — Снова пойдешь подмываться?
И юмор у нее — даже Джаулин передергивает плечами, услышав повторяемые снова и снова, шутки. И ведь не была такой, совсем не была такой Таррета, еще пару десятилетий назад. Смешливая и грозная, редко использующая свой карающий меч, предпочитая достучаться до сознания человеческого, до души и сердца. Оттого и работала медленно, но не печалилась по этому поводу, просто подмигивала и сообщала всем наезжающим, что "лучше меньше, да лучше"! Что стало с ней?
"А что стало с нами?!" — Кайта замерла, задав самой себе такой простой вопрос, ответ на который привел ее в ужас.
— Правда, страшно смотреть на мир, сняв розовые очки? — Тарретта отвернулась и пропала в серебристом сиянии ангела-хранителя, возвращающегося к своему подопечному...
... О том, что использовать в качестве "топлива" можно не только свечи на чистом воске, артефакт предполагал. Его новый владелец перепробовал уже десятка два разных типов свечей и, подзуживаемый зомбаком, вовсю экспериментировал с "пищевыми добавками", добавляя в воск то пару капель своей крови, то делая фитили из шерсти оборотня, а то и вовсе используя вместо воска — животный жир, вытопленный из разных зверушек.
Пчелиный воск и хлопок — вот самые любимые ингредиенты для ковра-самолета, но... Нельзя не отметить, что на парафине можно лететь дольше, хотя развить максимальную скорость просто невозможно, а смоляная пропитка дает такого пинка, что максимальная скорость уже не кажется такой уж максимальной.
"Зомбяк продолжает удивлять!" — Ковер-самолет долго прислушивался к разговору и теперь, когда оба его ездока придремали, начал усиленно соображать, собирая полученные данные воедино. Очень сильно мешал тот факт, что если в мысли Бена ковер залезть мог, то вот в разум зомбака, сколько не бился, влезть не получалось. И, если совсем недавно это можно было списать на повреждения ожившего утопленника, с его жидкими мозгами, то теперь... "Зомбак" менялся прямо на глазах, прогрессируя и изменяясь. Сброшенный вес, ежедневные тренировки, четкие рассуждения и чувство юмора. На пути существования артефакта, таких личностей было немного. И не только из людей: создатель не отличался терпением "зомбака", а о чувстве юмора можно было и вовсе забыть. Может быть, это из-за того, что магу вечно некогда?
Вновь попытался проникнуть в сознание "зомбака" артефакт и замер в восхищении — ему это удалось! Удалось!
— Ну, привет, гость не прошенный! — Спокойный голос, за которым прятался такой ураган, что "Кокон..." попытался ретироваться, от всех проблем подальше.
Не получилось.
Зато получилось рассмотреть кое-что, от чего "ковру-самолету" захотелось оказаться как можно дальше от этого сознания, так далеко, что...
Поднатужившись, артефакт вырвался на свободу, проверяя все свои мерности — не осталось ли чего там, в том покое, наполненном ураганом.
"Зомбак" стал еще интереснее и опаснее, как говорится, "страшно интересно" состоит из двух слов: "страшно" и "интересно".
По сравнению с разумом Бена, разум "зомбака" казался простым и понятным, только страшным своей странной, потаенной мощью, переходящей все возможные пределы.
В этом разуме, как в тесной клетке, содержались такие эмоции, такие ощущения и впечатления, что "Кокон..." стукнул сам себе по "щупальцам", с дрожью тянущихся обратно, как рука наркомана тянется к шприцу с дозой, даже зная, что эта доза — смертельно-последняя.
Сидевшее в "зомбаке" существо однозначно не могло быть человеком!
Нечто овладело телом утонувшего юноши и теперь приводило эту оболочку в идеальное состояние, выпрямляя, растягивая, скручивая и выжимая.
Колеблясь, "зайти на огонек" еще раз или ну его, "Кокон..." отвлекся от управления структурой полета и на короткое мгновение упустил одну из "струн", впуская в кокон холодный воздух.
— Бр-р-р-р-р! — Бен, сладко спящий сидя, получил в лицо полной чашей: и холодный воздух, и колючие кристаллики снега, мгновенно просыпаясь, переходя из бытия сна, в бытие реальности. — Это что было?
— "Кокон..." твой прикалывается. — Зевнул Олег, переворачиваясь на другой бок. — Что-то интересное углядел, вот и чудит.
— Олег... — Аркан, переварив услышанное, ткнул парня под ребра. — Поясни, что ты сказал!
— Бен, изверг, дай поспать! — Потребовал Олег, закутываясь плотнее в свою теплую куртку. — Прилетим, спросишь. Если вспомню — расскажу.
— Так! Медведище, бурый... — "Стекло" пошел на конфликт, точно зная, что не выспавшийся Олег тварь злопамятная, зловредная и вообще — жутко некультурная. — Рассказывай! Или это опять — твои фантазии?
— Бенджамин Аркан! — Толстяк закинул руку за голову и задумался: толи обидеться и отвернуться, толи — рассказать то, что только что приснилось. Победило желание поболтать, раз уж спать не дают.
— Бен, любой мир, любого человека из яркого, чистого и веселого, превращается, со временем, в уныло-серое подобие. Дни текут за днями, дом-работа — работа-дом, изредка — пьянки и драки. Кто-то — большинство — спокойно с этим мирится. Кто-то — лезет в бутылку, грузит себя наркотиками, религиозными практиками и адреналиновыми действиями. Кто-то — ищет новый мир, но уже — в себе...
— Ты ищешь в себе?
— Да. Или ты считаешь, что можно бегать часами, наслаждаясь только каплями дождя или пота, стекающими по лицу? Если есть время, которое ты тратишь только на одно действие, почему-бы не подключить сюда второе, а то и третье? Так что, поневоле начнешь представлять мир не в одной системе координат, а сразу в нескольких. А это, господин лейтенант, уже развитие фантазии, во всем ее блеске и красоте!
— Все равно — ничего не понял! — Признался Бен, со вздохом. — Причем тут твои фантазии и мой артефакт?
— Бен... Только представь себе, что твоему артефакту не одно столетие... Представил? — Олег дождался кивка головы своего спутника и широко улыбнулся. — И, если ему не одно столетие, только представь, сколько всего он видел, слышал, где он мог побывать! Да за это время и самый стальной чайник обзаведется если и не разумом, то какой-то его составляющей!
— Ага. А мы его, потом, на огонь, воду кипятить! — Рассмеялся Бен. — Нет, Олег, тут ты сам себя перехитрил! Эдак ты и до восстания машин доберешься! Не фиг, дражайший мой коллега по всем неприятностям, расписывать теории, в которых нет смысла. И капли правды — тоже нет. Железка останется железкой. Человек — человеком. Реальность хоть и серая, но четко логичная и понятная, штука...
— Бен, у тебя компьютер был?
Аркан отрицательно покачал головой — житие в казарме, а потом и просто "житие", к обрастанию вещами как то не располагали.
— А машина?
— А на фига?
— Тяжелый ты человек, Бенджамин Аркан! — Олег повернулся на бок, прекращая разговор. — Такие примеры обломал!
— Считаешь, что артефакт — живой? — Бен замер, ожидая ответ.
— Живой — точно нет. А вот разумный... Скорее всего — да. Только мы с ним общий язык найти не можем. И, дай поспать! Тоже мне, медведище... Гризли!
"Ковер-самолет" от таких откровений даже скорость сбавил. Странное мировоззрение обычного человека, считающего, что разумное может быть и НЕ живым! Сам себя, "Кокон..." считал еще как живым! Настолько живым, что все эти люди... Оказывается, могут быть такими интересными!
"Стекло", прислушиваясь к ровному дыханию напарника тоже задумался.
"Вот умеет же, умеет, зараза, так сказать простую мысль, что потом полночи вертишься, пытаясь понять — врет или правду говорит! Все-то у него просто и понятно: "серый мир надо раскрасить"! " — Аркан покачал головой, точь-в-точь, как это делал в последние годы жизни его отец, когда Бен уже начал жить своей головой, но думать, еще, не научился. — "А если и вправду? Просто общего языка не нашли?! Значит, может быть и холодильники могут мечтать? И мой артефакт — однажды со мной заговорит?"
"Ну, уж, ни за что!" — "Кокон..." честно отгородился от внешнего мира, занимаясь своим любимым делом — устраивая вылазку в соседние измерения. Можно было снова дождаться, когда Бен отмоет "подсвечники" и уберет их в "пенал", но вот так, из-под неба одного мира, перепрыгнуть в небо другого — это что-то!
И, пока люди спят, не контролируя и не вмешиваясь в полет, почему бы и нет?
Сине-красный осьминог, в коралловом море, с щупальцами уходящими в N-мерность и гигантская, оранжево-лиловая сороконожка. Давненько "Кокону..." не приходилось так быстро перемещаться, удирая от двух таких разных, преследователей. Едва он успел скрыться в другом мире, буквально "за углом", как осьминог и сороконожка вцепились друг в друга, вырывая кипящие куски плоти и жадно их поглощая, ни на секунду не останавливаясь и не отвлекаясь на то, что бы зарастить собственные прорехи, полученные от когтей и щупалец соперника. Выглядывая из-за угла, "Кокон..." восхищенно наблюдал, как безмозглые в этом мире сущности, тень более высших, отражают происходящие в верхних пределах, события. Сейчас, где-то "там", куда ковру-самолету пока и доступа нет, сошлись в схватке две силы. Две армии или два существа. Первым лопнул осьминог, раскидывая свои частицы на десятки миров. Частицы теряли свой цвет, становились серыми и таяли, таяли, таяли.
Сороконожка пережила своего соперника совсем не на много — сине-красная плоть, которой она так торопливо давилась, заглатывая в себя, вырвалась на волю, развалив хитиновое тело на две ровненькие половинки, сучащие своими ножками и изгибающиеся во все стороны.
— Жадность и спешка — Второй и четвертый признаки глупости. — Артефакт вспомнил своего создателя и его длинную линейку признаков. — Первый признак — зависть. Третий — злоба.
У глупости было 55 признаков. У мудрости — только два.
"...Миров целое N количество. В одном и том же мире — N-мерность. Все эти мерности встречаются в единой точке, предельно малой и неизмеримо огромной — одновременно. Тот, кто откроет "дверь" в этот мир — сможет беспрепятственно перемещаться по мирам, с любой мерностью. Я назвал мир нулевой мерности — Ничто. Ничто — отправная точка как для оси абсцисс, так и для ординат. Остался пустяк — найти Ничто не в теории, а на практике!
Но, если есть Ничто, нулевая точка, то, как туда попасть простому смертному?!
Кто говорил о "простых смертных", Крокки? Нет, ни ты, ни я, ни даже высшие сущности — рангом с бога или творца, в Ничто не поместятся. Только "матрикаты" — матрицы и образы...
Значит, нам там не побывать...
Ищи свой путь, а там — посмотрим!" — "Ковер-самолет" зачаровано ловил каждое затихающее слово из этой странной беседы, подслушанной "из-за угла".
"Значит, все-таки есть нулевая точка! Есть!" — Хвалил себя самого за сообразительность, "Кокон..." — "Но, если эта точка — "НОЛЬ — для всех..." Значит... Ай!" — Замечтавшийся артефакт едва успел ретироваться из измерения, поджав свою мерность, как цветок лепестки, в крепкий бутон. — "А ведь так и съесть могут!"
— ... Рассвет, колючий, зимний, неласковый — вид сверху. Развалины и голый лес — прилагаются. — Олег изучал город, свесившись с края ковра-самолета, и комментировал увиденное таким тоном, что Бену очень, очень-очень, хотелось дать ему пинка и послушать, с каким криком Олег будет лететь вниз пятьсот метров. И что останется от него, после приземления. — Но все не так и плохо. В ближайшей видимости три десятка целых домов, так что для "мародёрки" место есть. Машины, думаю, сдулись и проржавели, так нам они и не нужны. Еще бы пару полицейских участков ломануть и будем по шею в малине ходить!
