Последние заявления вызвали у него улыбку. Судя по тому, как открыто и достаточно спокойно люди об этом говорят, они уже привыкли к тому, что городской совет Мацуи постоянно присваивает себе деньги из казны. Горожане просто смирились с тем, что часть доходов разграбляется. И Седрик готов был дать руку на отсечение, что деятельные жители Мацуи уже давно придумали кучу способов и лазеек, чтобы оставить свои доходы при себе.
Но сейчас не об этом. Прочистив горло, он продолжил:
— Часть средств на ремонт дороги будет выделена из городской казны, часть — из моих личных средств.
Горожане снова загудели как растревоженный рой: кто недоверчиво, кто насмешливо. Но все сходились в одном — никто не верил, что Седрик и правда даст свои деньги. Никто из правящей элиты не пошел бы на этот шаг даже под угрозой жестокой расправы. Заезжий столичный принц-альтруист? Понятно, почему мало кто в это верил.
Седрик попытался снова заговорить. Но толпа продолжала оживленно обсуждать его последние слова. Поэтому ему пришлось дать знак парнишке у колокола, чтобы тот призвал всех к порядку.
Когда на площади худо-бедно воцарилась тишина, Седрик продолжил:
— Я также пересмотрел деятельность Городского совета и пришел к выводу, что круг его обязанностей необходимо существенно сократить...
Договорить он не смог. Вот тут горожане, что называется "взорвались". Урезание обязанностей городского совета люди восприняли, как ущемление собственных свобод. Жители Мацуи наперебой кричали и пытались пробраться поближе к платформе на которой стоял Седрик. Они были вне себя от злости. Оглянувшись, Седрик посмотрел на членов Городского совета. Те переглядывались и обсуждали что-то между собою, радовались реакции простых людей и были уверенны, что при таком противодействии молодому принцу уж точно ничего не сделать. У барона Сильвестри было абсолютно непроницаемое лицо. Но в глазах замерло такое выражение, что становилось понятным — он предвидел такую реакцию и наслаждался происходящим. Мужчина предвкушал как молодой и неопытный принц, впервые встретившись с таким отпором, испугается и отступит. Ведь, одно дело угрожать знати, бравируя своим происхождением и властью, полученной по праву рождения. И совсем другое — заставить простой народ пойти за собой. Все предвкушали полный провал Седрика.
Наивные!
Седрик снова дал знак призвать горожан к порядку. Когда стих колокол и стихли жители, столпившиеся ближе к платформе, он неспешно продолжил свою мысль, сознательно выбирая слова "попроще":
— Я наблюдал за работой Городского совета. Вы, простые горожане выбирали этих знатных мужей, — Седрик рукой показал на притихших позади мужчин, — для того, чтобы они делали вашу жизнь проще и лучше. Вместо этого они заботились в основном только о своих интересах. Иначе Западный торговый путь давно был бы отремонтирован. Да и оборудование в порту заменено на более новое.
В яблочко! Жители снова заволновались, как море. Порт! Порт был жизненно важен для каждого жителя города. Ведь Мацуи жил торговлей. Каждый горожанин либо что-то покупал и перепродавал, либо производил что-то на продажу. Отсутствие хорошей дороги, старое и часто ломающееся оборудование в порту и много чего другого сильно тормозили этот процесс. Жители города видели прибыль, уплывающую у них из рук, постоянно об этом говорили. Но поделать ничего не могли.
— А ведь это лишь крупнейшие из нерешенных городских проблем! — продолжил Седрик. — У меня есть доказательство, живой пример того, что Городской совет не справляется со своими обязанностями.
Жители заинтересованно притихли, и Седрик кивнул начальнику своей стражи. Тот вывел вперед двух стражников, накануне несших караул перед дверями кабинета, в котором проходил совет. Один молодой человек выглядел напуганным. Пот крупными каплями стекал по его круглому, в чем-то немного детскому лицу. Второй держался увереннее. Но то, как он выпятил свой широкий подбородок и как дрожащими руками комкал свою знававшие лучшие времена шляпу, выдавало его волнение и страх.
Члены Городского совета встретили появление этих бедняг молчаливо и хмуро. Некоторые из них переглядывались, но большинство поглядывало на барона Сильвестри, ища не столько ответы на вопросы, сколько пытаясь понять, как себя вести дальше. От природы худой барон казалось, стал ещё более тощим, его глаза и щеки запали, из-за чего скулы стали выступать ещё сильнее, а острый подбородок ещё острее. При взгляде на него невольно возникала ассоциация с живым мертвецом. Не зная барона близко можно было бы испугаться, уже не болен ли этот человек? Но члены Городского совета глядя на своего негласного лидера обретали уверенность и спокойствие. Когда черты лица Арчибальда Сильвестри заострялись, это говорило не о страхе, а о том, что мужчина присмотрел себе жертву и медленно, но уверенно плетет вокруг неё свои сети.
Седрик тем временем снова обратился к народу:
— Я знаю, что каждый мужчина в этом городе должен отработать свое в городской страже. И я вижу, что мужчины в Мацуи не бегут от своих обязанностей. Что делает им честь.
Горожане одобрительно загудели, некоторые даже показывали пальцами на стоящих на платформе мужчин, все ещё одетых в плотную, темно-коричневую форму с вышитой на спинах эмблемой стражи, обсуждая что-то или просто узнав кого-то из бедняг.
— Но просто быть человеком чести и выполнять свой долг недостаточно, когда речь идет о службе в городской страже, — продолжил Седрик, и горожане притихли, слушая его. — От тех, кто надел эту форму и принял присягу, зависит жизнь и здоровье каждого жителя Мацуи. Стражники должны уметь быстро реагировать на опасность и в любой момент прийти на помощь попавшим в беду горожанам. Ведь если мужчина может сам о себе позаботиться, то, как защитят себя женщины и дети?
В толпе снова послышалось одобрение, что в принципе не удивительно. Ведь Седрик декларировал прописные истины. Этому приему он научился, наблюдая за отцом, когда тот выступал перед народом. Чтобы добиться поддержки народа, Эгберт сначала говорил что-то, с чем согласны абсолютно все: "наш город простоял здесь множество веков", "каждый купец, взяв плату, обязан отдать товар покупателю", "зло обязательно должно быть наказано" и дальше в том же духе. Люди соглашаются с ним раз, второй раз, третий и чтобы он не сказал в четвертый раз, чаще всего толпа продолжает соглашаться на все.
— Кроме того, — продолжил Седрик говорить тог, что вызовет всеобщее одобрение. — Каждый житель Мацуи, попавший в беду, должен быть уверен, что к нему на помощь придет сильный и умелый воин, а не косой, кривой и хромой бедолага, у которого не хватит сил защитить не то что... — молодой человек обвел взглядом толпу и ткнул пальцем в молодую мать с дитем на руках, — вашего ребенка, но и самого себя.
Мать прижала к себе дитя, а толпа снова загудела одобрительно и слегка встревожено. Им только что напомнили, что безопасность в этом мире понятие хрупкое и ненадежное, а в их случае так и вовсе. Бедняги, которых Седрик привел в пример, стояли пунцовые, понурив головы. Тот, что моложе, с детским личиком, так и вовсе казалось, сейчас заплачет.
— Но вот в чем проблема, — Седрик остановился посреди платформы и на несколько мгновений уставился в пол, с задумчивым видом. — Если молодые и сильные мужчины будут служить в городской страже, то кто будет обеспечивать их семьи?
Его слова встретила тишина. Молодой человек продолжил:
— К тому же, большинство этих мужчин — это или торговцы, или ремесленники, или работники порта. Если они уйдут служить в стражу, то кто будет выполнять их работу?
— И что же делать? — крикнула из толпы какая-то женщина и горожане нестройным хором её поддержали. Правда, не очень громко, никто не хотел пропустить ответ принца-управителя.
— Хороший вопрос! — обрадовался Седрик. — Я тоже об этом думал. И пришел к выводу, что городская стража в её нынешнем виде не нужна Мацуи. Такой большой город смогут защитить только обученные, воины, понимающие, что такое приказ и как его нужно выполнять.
Тут он повернулся ко все ещё стоящим сзади провинившимся мужчинам.
— Посмотрите на этих двух стражников. Вчера они во время несения службы, они проявили себя не самым лучшим образом: необученные, неуверенные, и их легко сбить с толку. Я уверен, что каждый из них хороший ремесленник или хороший торговец. Но оба они плохие солдаты. И в этом нет их вины. Как и большинство тех, кто обеспечивает защиту города, этих стражников никто не обучал, как следует. И это промах, допущенный Городским советом. Это было одной из их прямых обязанностей — заниматься защитой и процветанием города. Они же этого не выполнили.
Горожане одобрительно загудели, выкрикивая слова поддержки Седрику и колкие фразы о том, как члены городского совета разъелись за счет Мацуи. Колокольный звон снова призвал всех к тишине и вниманию.
Седрик сделал несколько шагов по направлению к горожанам. Тоже прием, подсмотренный им у отца — так король казался ближе к своему народу.
— Я обдумал ситуацию с городской стражей и пришел к выводу, что эту службу нужно полностью менять, — каждое его слово было встречено тревожным перешептыванием. — Никого из достопочтенных горожан больше не будут призывать на службу...
И снова толпа буквально взорвалась обсуждениями, и снова колоколу пришлось призывать к тишине.
— Никого больше не будут призывать на службу в страже, — повторил Седрик, — а тех, кто уже служит освободят от выполнения этой повинности. Вместо этого каждый желающий сможет записаться сам. Тех, кто добровольно захочет принимать присягу, должным образом обучат и вооружат. А чтобы желающих было больше, стражники будут получать жалование, соответствующее званию и заслугам.
Когда в этот раз толпа взорвалась одобрительными возгласами, то и дело выкрикивая имя Седрика, никто их не останавливал.
Граф Бласдасари, номинальный глава городского совета, вдруг выступил вперед, подал знак, чтобы горожан призвали к порядку, и затараторил:
— Но вы не можете так поступить! Если вы распустите стражу, то кто будет охранять порядок в городе?!
Вопрос не застал Седрика врасплох, и он очень спокойно ответил:
— Городская стража будет распущена. Вместо неё город будут патрулировать обученные и хорошо вооруженные наемники из гильдии купцов. Жители Мацуи могут не тревожиться о своей безопасности, — и добавил, предвосхищая вопрос графа: — Их услуги будут оплачены частично из казны, частично моими собственными средствами.
Если бы кто-то и захотел спросить что-то, то его вопрос попросту не был бы услышан в том, шуме, который подняли жители города, выкрикивая имя Седрика.
Глава 17
В кабинете Закери, унаследованном им от отца, уже около часа шел не шуточный разбор полетов.
— Как?! — в который раз орал он, нервно расхаживая по кабинету и потрясая в воздухе потрепанным листом бумаги, исписанным аккуратным женским почерком. — Как ты мог от меня это утаить?!
Вопрос был адресован Оскару Фальче, спокойно и с чувством собственного достоинства сидящего тут же в кресле для посетителей. За все то время, что молодой король ругался, советник не проронил почти ни слова. Он не пытался оправдываться или в чем-то убеждать своего монарха. Опят подсказывал, что сейчас это будет бесполезно. Закери Абиатти сейчас не услышит голос разума. Потому, что если бы услышал, то последнее, что его волновало бы это трудные роды Женевьевы.
Малеросса погрязла в проблемах со всех сторон. Гатрида в лице принца Лиама и его уже тестя короля Абрахама Фармера на грани того, чтобы объявить войну Малероссе. Добрые отношения со Стеркаостой — самым могущественным союзником страны на сегодняшний момент — под угрозой, из-за нелепых, бредовых обвинений посла. Нет, если бы тот гипотетический план, который мужчина столь эмоционально описал, ссылаясь на высокопоставленное лицо при дворе, приближенное к королевской семье, а поэтому заслуживающее доверия, действительно существовал, если бы союз между королем Закери и теперь уже реайд-сини Маргаритой и правда существовал — то он стал бы самым гениальным планом захвата власти в истории. Но чтобы предполагать что-то подобное нужно совершенно не знать ни Закери, ни саму Маргариту. Скорее небо рухнет простым смертным на головы, чем эти двое объединяться в чем-то. К сожалению, фанатично преданного своему реайд-сину посла убедить в этом не удалось.
Ну, и как вишенка на этот торте — внутренние проблемы, которые все это время были словно нарывы на теле Малероссы, наконец, прорвались. Несколько крупных родов на гране между собою, войны на взаимное уничтожение, грозящей втянуть в это противостояние другие влиятельные знатные семьи. Учитывая, что половины высшего света связанна родственными и брачными узами с семьей Содерини, то этот конфликт может перерасти в кровавую бойню, в которой пострадают все причастные и те, кого случайно зацепит.
Как не старался Оскар достучаться до бывшего ученика, все было совершенно бесполезно. И письма от настоятельницы советник Фальче не показывал молодому королю, как раз потому, что не хотел, чтобы Закери забросил даже тот минимум своих обязанностей, который ещё выполняет. Каким образом письмо попало к нему — загадка. У матери настоятельницы был строгий приказ ни под каким предлогом не писать королю. Ну, да ладно. Оскар позже с этим разберется.
Сейчас ему необходимо было переждать волну гнева Закери и снова попытаться достучаться до него. Малеросса сейчас уязвима, как никогда. А у этого влюбленного... короля, только свадьба на уме.
Хотя нет, сейчас у него в голове ещё и мысли о том, что Оскар его предал. Вон, с каким рвением он ими делиться.
— Я верил тебе! Ты сказал, что увезти Женевьеву будет к лучшему! Это поможет все исправить! И чем это все закончилось? Моя сестра умирает, а ты скрываешь это от меня! Скажи, Оскар, если бы она все-таки умерла, ты бы мне хотя бы об этом сказал?
На языке у советника крутилось много разных ответов: что состояние принцессы никак не связано с тем, куда её увезли, что Закери и не вспоминал о ней все это время, а теперь вдруг воспылал братской любовью, что если бы не идея увезти неосторожную в любовных связях девушку, то двор погряз бы в очередном скандале и о браке с королем Марияди пришлось бы забыть. Но Оскар благоразумно промолчал. Вместо этого он сказал то единственное, что могло усмирить гнев Закери хоть немного:
— Вы радовались предстоящей свадьбе, ваше величество. Я не решился омрачить ваше счастье.
В последнее время это срабатывало. Но сейчас фокус не удался:
— Моя свадьба не мешала тебе расстраивать меня известиями о постоянных проблемах в стране, — зло прорычал Закери. — Мое счастье не мешало тебе расписываться в собственной некомпетентности и неспособности выполнять поставленные перед тобою задачи!
— Ваше величество, — сдержанно возразил советник. — Есть вопросы, решать которые мне не позволяет статус. Решить их можете только вы.
И тут же пожалел о сказанном. Закери воспринял это как попытку указывать ему, что делать, руководить им. Не важно, что он собирался делать до этого и как поступить. Набрав в грудь воздуха, тот прошипел:
