— Я сказал, — коротко возразил фон Редер, снова остановясь подле стола, и приглашающе кивнул: — Густав?
— Густав Хальс.
Голос последнего из телохранителей — из тех двоих, что присутствовал вместе с наследником на столь плачевно завершившейся тренировке — был надсаженным и хрипучим, однако вряд ли от травмы, полученной во время сего инцидента, где на его долю не выпало и вовсе никаких неприятностей. Высокий ворот наполовину закрывал шею, и сказать, имеются ли на ней какие-то старые ранения, было сложно.
— Тридцать семь лет, — не слишком охотно продолжил телохранитель. — На службе у господина барона с детства.
— По наследию?
— Можно сказать и так.
— А еще как можно? — уточнил Курт, и тот недовольно поджал губы.
— Я сирота, — пояснил он сжато. — Родом из деревни, принадлежащей роду фон унд цу Редеров. В замок попал в детстве, служил еще при прежнем хозяине. Еще что-то?
— Если иметь в виду возраст, — предположил Курт, — упомянутых господином бароном боев тебе досталось больше, нежели другим.
— Да, — коротко подтвердил тот.
— И ранений.
— Да, — столь же лаконично повторил телохранитель; Курт усмехнулся:
— И рассудительности, как я вижу... Хорошо, — кивнул он, указав движением руки в стену, за которой где-то внизу располагался плац. — Теперь погибший. Хассель ...?
— Карл, — договорил фон Редер. — Карл Хассель. Тридцать пять лет. Я нанял его незадолго до... перехода на службу к Его Императорскому Величеству. Отличный был боец. И, полагаю, уж в его-то невиновности сомневаться не приходится.
— Менее минуты назад вы предположили, что Альфред, если замешан в покушении, может устранить соучастника; почему с ним не могли поступить так же? — заметил Курт и вскинул руку, пресекая возмущение: — Но почившего я не подозреваю, и этот факт с уверенностью выводится из его поведения: когда я кинулся к вашему подопечному, бедняга Хассель кинулся на меня, наверняка заподозрив в чем-то крамольном. Будь он замешан, он либо стоял бы в стороне, либо изобразил бы попытку прикрыть принца, но не стал бы столь явно препятствовать мне. То есть, ad minimum один из присутствующих в лагере оправдан. Что, правда, делу не поможет... Что ж, господин барон, — подытожил Курт со вздохом, — ситуация выглядит так: Император доверил жизнь своего единственного сына людям, которых подобрал не самолично, тем, кого, по существу, не знал, пока их ему не представили вы. Id est, вам он верит настолько, что готов положиться на ваши решения. Остался последний, кто о себе еще не рассказал: вы сами.
— А я-то полагал, что вам сдали полную информацию обо мне, — язвительно хмыкнул фон Редер. — Оказывается, не всё знают господа конгрегаты? или просто поленились?.. Ульбрехт фон унд цу Редер, барон. Тридцать девять лет. Состою на службе у Его Императорского Величества шестой год.
— Все это любопытно, — заметил Курт настойчиво, — однако мне хотелось бы узнать, как вы очутились на такой службе и по какой причине пользуетесь таким доверием.
— Это не имеет к делу никакого отношения, — категорично отрезал тот. — И это уж точно не касается вас, майстер инквизитор.
— Повторю, что это решать мне, — возразил Курт, — и чем больше вы упираетесь, тем больше у меня крепнут подозрения в том, что...
— А мне плевать! — повысил голос фон Редер. — Можете думать все, что угодно, майстер инквизитор, но исповедоваться вам я не стану!
— Это несерьезно, Ульбрехт, — вновь заговорил наследник, подняв, наконец, голову с ладоней и распрямившись. — Ведь я знаю эту историю. Да и половина двора ее знает, и наверняка кое-кто в Конгрегации тоже, посему, даже если я смолчу, то майстер Гессе, выйдя отсюда, без труда добудет все необходимые сведения. Почему не рассказать сразу?
— Хороший вопрос, — согласился Курт, успев уловить неясную тень во взгляде оставшегося в комнате телохранителя. — Как мне уже доводилось убедиться на опыте, с таким упорством замалчивают лишь нечто очень любопытное и, чаще всего, неприглядное. Вы тайно устранили кого-то, неугодного Императору?.. Нет, — сам себе возразил он, видя, как в глазах фон Редера разгорается злой огонек, — об этом половине двора вряд ли может быть известно... В чем же дело?
— О, Господи, — вздохнул Фридрих, когда в ответ по-прежнему не прозвучало ни слова, — это уже не просто несерьезно, но еще и неумно... Ульбрехт обязан моему отцу жизнью, майстер Гессе. Он в буквальном смысле снял барона с плахи.
— Ваше... — зло начал фон Редер и осекся, вовремя поняв, что превысил допустимый тон.
— Ульбрехт был некогда прославленной личностью в определенных кругах, — продолжил наследник, игнорируя укоряюще-угрюмый взгляд своего охранителя. — Если говорить точнее — в кругах торговцев, проезжающих поблизости от его земель, и среди его соседей. 'Барон-разбойник' — это было о нем; потому, собственно, Йорг и напрашивался в его свиту столь назойливо. Барон фон унд цу Редер слыл удачливым рейдером, а кроме того — всегда делился добычей со своими соучастниками почти по-братски.
— М-м, — отметил Курт, следя за все более темнеющим лицом барона. — Похвально.
— При очередном налете ему не повезло. Точнее, как выяснилось, один из соседей снарядил 'торговца', груженного вместо товара наемниками. Большая часть людей Ульбрехта была убита, а он и еще несколько его бойцов пленены и представлены суду. Как несложно догадаться, этот суд лишил его рыцарского звания и приговорил к казни. Тем временем...
— Ваше Высочество, — проговорил барон уже не столько со злостью, сколько просительно; Курт вздохнул:
— Бросьте. Все самое главное уже сказано.
— Тем временем, — продолжил Фридрих, — отец как раз был в Баварии. И так случилось, что эта история достигла его слуха. Дальнейшее подобно событиям какого-нибудь сказания — отец даровал барону и его людям жизнь в обмен на верную службу.
— Любопытно. А что дало Императору повод решить, что барон достоин столь ответственной работы и не предаст своего работодателя при первом удобном случае?
— А та самая его разбойная жизнь, — пояснил Фридрих охотно. — Как узнал отец, Ульбрехт никогда не трогал монахов и женщин, убивал же и вовсе лишь в крайних случаях, чаще всего от безвыходности. Разумеется, это привело к образованию огромного количества живых свидетелей, которые потом давали показания на суде против него, но...
— Ясно, — кивнул Курт и, помедлив, уточнил: — Так стало быть, господин барон, ваш боец 'жил' а не 'живет' в ваших владениях потому, что вас их лишили?
— Нет, — через силу отозвался фон Редер, не глядя в его сторону. — Его Величество сохранил за мной мое имение и титул.
— И вернул рыцарское звание?
— Да.
— Что ж, вот теперь мне ясно все. Ну, и, поскольку вы баварец, надо думать, у вас есть и некие личные чувства, если можно так выразиться, к вашему подопечному?
— Мне плевать на околопрестольные интриги, — по-прежнему хмуро вымолвил тот. — Фридрих фон Люксембург по линии его матери в отсутствие иных наследников в любом случае является баварским герцогом, и как бы ни повернулось всё, что бы там ни замыслили ваши вышестоящие, что бы ни предприняли курфюрсты — он останется таковым, даже если не займет трона Империи.
— Принимается, — подытожил Курт, мельком обернувшись на дверь. — Хотя подобное верноподданническое рвение штука редкая и сама по себе вызывающая подозрение...
— Я бы попросил... — начал фон Редер, и он повысил голос, оборвав:
— Но. Но, — продолжил Курт, когда тот настороженно умолк, — некоторые явственно видимые мне признаки побуждают меня вам поверить. И даже в некотором роде вашим людям, ибо они, кажется, обладают неким бессомненно полезным качеством — лишены желания думать самостоятельно.
— Чего о ваших не скажешь, — желчно отозвался барон. — И вы сами заметили (хотя я и не сомневался в этом ни на мгновение), что конгрегатские вояки будут врать напропалую, причем так, что любой политик им позавидует. Как вы намерены вычислить предателя среди них?
— Как уже и сказал. Буду говорить с каждым. Как только возвратятся наши водоносы, я возьму Альфреда в сопровождающие и...
— Мы возьмем, — поправил фон Редер решительно. — Если вы, майстер инквизитор, отчего-то вдруг решили, что я выпущу вас из виду и уж тем более позволю говорить с вашими собратьями в мое отсутствие — вы либо наивны, либо слишком самонадеянны.
— Самонадеян, — подтвердил Курт безмятежно, кивнув в сторону наследника: — А как же ваш подопечный? Оставите его без присмотра?
— Мои люди отличаются не только отменными умственными качествами. Они, замечу, еще и хорошие бойцы, а также, как вы сами заметили, достойны доверия. Думаю, я могу их оставить наедине с Его Высочеством на то время, что понадобится нам для допросов.
— А после? — с неподдельным интересом осведомился Курт. — Когда мы опросим всех, кого опросить потребуется, вы вернетесь в эту комнату, а я — в свою, ведь так?
— Ну, так, — настороженно согласился барон, и он пожал плечами:
— А если не так? Если, расставшись с вами, я снова отправлюсь к моим сослужителям, дабы поговорить с ними без сторонних глаз?
Фон Редер замер, не сумев скрыть растерянности, и внезапно пробудившаяся энергичная мозговая деятельность отразилась на его лице отчетливо и ясно.
— Вы об этом не подумали, — вздохнул Курт понимающе. — Хотя должны были бы... А я должен предупредить вас, господин барон, что мне, возможно, все-таки придется говорить с кем-либо из наших подозреваемых в ваше отсутствие. Разумеется, я передам вам все, мною услышанное, но здесь проблема заключается в том, что вы ведь в это не поверите, так?
— Разумеется, — совладав с первой оторопью, раздраженно согласился тот, — и не вижу, чему тут удивляться.
— Я и не удивляюсь. Всего лишь выражаю свое сожаление по этому поводу.
— И даже это странно, ибо...
— Позвольте я вам кое-что объясню, — оборвал его Курт, и тот умолк, глядя на него с подозрением. — Точнее, я вам продемонстрирую въяве причину, по каковой мною описанное может иметь место.
— Ну? — весьма неучтиво согласился барон, и он кивнул, обратясь к Фридриху, наблюдавшему за их беседой молча.
— Скажите, — поинтересовался Курт буднично, — вы уже лишились девственности? Хотя — разумеется, даже и спрашивать нечего; в таком-то возрасте, при таком-то титуле — наверняка нет отбою от придворных девиц и прислуги. Или в первый раз вы предпочли покупную любовь, для надежности?.. — уточнил он, получив в ответ лишь ошеломленный взгляд наследника. — И как прошло?
— Да вы отдаете себе отчет... — едва не задыхаясь от бешенства, начал фон Редер, и Курт вскинул руку, призывая к молчанию:
— Не надо. Не надо читать мне проповедей о должном поведении в присутствии почти венценосной особы, господин барон. Сия demonstratio имела лишь одну цель: показать вам, что есть темы, на которые собеседник распространяться не станет; и дело сейчас не в том, что я задал вопрос просто, сходу и без церемоний. Даже если бы я убил на разогрев допрашиваемого... прошу прощения — собеседника... четверть часа, я и тогда не услышал бы откровений. Просто потому, что подобные вещи на всеобщее обозрение не выносят. То есть, не исключено, что лет через пять ваш подопечный уже будет поднимать эту тему по собственной инициативе, без боязни и с гордостью, но пока... В этом главный успех работы дознавателя, господин барон, беседа один на один. Только тогда вероятно достичь того момента, в каковой можно вызвать человека на откровенность.
— Один на один? — криво ухмыльнулся тот. — А палач в ваших 'беседах' — просто мебель?
— Поверьте мне, господин барон, найдется лишь один из десяти допрошенных таким образом, кто запомнил не то что черты лица исполнителя, но и хотя бы низок он или долговяз, толст или сухощав. Его просто не видят. Видят меня. И откровенничают со мной.
— Если откровенничают.
— Вам придется принять это как факт, — подытожил Курт уже серьезно. — Я не говорю, что это случится обязательно, и я понимаю ваше недовольство, однако может сложиться ситуация, в которой мне придется, грубо говоря, выставить вас за дверь. Не хотелось бы устраивать споры по этому поводу в присутствии лица, чье молчание мне придется в этом случае пробивать, посему я и предпочел предупредить вас заранее, дабы вы с этой мыслью смирились.
— А возражений этой самой мысли вы рассматривать не собираетесь?
— Нет, — ответил он просто. — Как я не намерен учить вас исполнять вашу службу...
— Учили, — возразил фон Редер недовольно; Курт помедлил, на миг задумавшись, и спокойно подтвердил:
— Верно. Учил. И вы согласились с моим видением ситуации. Что, к слову, говорит в мою пользу: если вы приняли к действию мой совет, данный вам в области, не являющейся моей основной сферой деятельности, то тем паче следует полагаться на мои решения, связанные с моей прямой службой.
— Вы ведь все равно найдете способ избавиться от меня и сделать то, что сочтете нужным, так, майстер инквизитор? — уточнил фон Редер мрачно и, не услышав возражений, обессиленно отмахнулся. — Бог с вами. То есть, — поправил он сам себя, — я на этот факт крайне рассчитываю.
* * *
Хауэр вместе со всеми сопровождающими вернулся чуть раньше определенного ему времени, и тем не менее обрел от барона порицающий взгляд и обвинение в медлительности. За время блуждания по коридорам главного корпуса инструктор, видимо, успел остыть и переварить хоть немного мысли о столь нежданно свалившихся на его голову напастях, а потому на сей раз снес и взгляды, и слова со стоическим молчанием.
Полноценное омовение Курт решил отложить до лучших времен, употребив часть принесенной воды для того, чтобы лишь наскоро оттереть кровь с лица и рук, и, покинув Фридриха в обществе телохранителей и помощника, в сопровождении барона и Хауэра вышагал за порог, остановившись в отдалении от двери, на повороте.
— Здесь нас, кажется, слышать некому, — пояснил Курт, взмахом руки указав в обе темные и безлюдные оконечности коридора, и обернулся к насупленному инструктору: — Альфред. Быстро и коротко: кто присутствует в лагере, кроме нас?.. Брось, — поморщился он, когда Хауэр метнул исподлобья взгляд в сторону королевского телохранителя. — Сейчас не время. Я всё понимаю, но, думаю, будь здесь начальство — и оно одобрило бы мои действия. В любом случае: сегодня свершилось то, что, как ты думал, никогда не могло произойти, а именно — командую я. Даже тобой в определенном смысле. И сейчас мне нужно знать, причем точно и без вывертов, кто находится в этом лагере, как давно и с какой целью.
— Мне не кажется... — начал Хауэр недовольно, и Курт оборвал:
— Послушай. Подумай об одной простой вещи: всё это уже не тайна. Рассуди сам — если имеет место предательство с нашей стороны, значит, нашему противнику уже известно многое из того, что прежде почиталось секретом. Если кто-то из наших переметнулся на ту сторону, то он рассказал ведь наверное не только о том, какие высокопоставленные гости сюда должны наведаться, но и вообще обо всем, что только было ему известно. Если же виновный среди телохранителя наследника, тем паче значит, что противнику ведомо куда больше, чем ты сейчас пытаешься скрыть. В свете этого раскрыть несколько тайн перед нашим союзником мысль уже не столь страшная, как может показаться. Итак, Альфред. Не тяни время, его и так много ушло впустую... Начнем с начала. Охрана. Сколько, кто и где.
