Знаешь, Керимов, я тоже умею злиться! Хватит вести себя, как самовлюбленный индюк!
Пару секунд было безумно тихо. Мы с Тимуром смотрели друг другу в глаза, и каждый пытался взглядом спалить другого.
— Что же, отл-лично. Ладно, — легко оттолкнувшись, Керимов скатился с меня. Лег на другой половине кровати, закинув за голову руки. Фыркнул через секунду, уставившись на меня. — Кошка решила показать свои коготки? Хочешь устроить драку?
— Драку?! Конечно! Ты же подставишь мне спинку?! Давай, без проблем. Я поточу... коготки.
Я хотела ответить с такой же усмешкой, как парень, но слова прозвучали неожиданно резко и зло. Тимур, приподнявшись с подушки, выглядел удивленным.
— Что с тобой происходит? Какого ты... черта, злишься? Что я сделал не так? Или вообще... Что?!
На мгновение между нами повисло тоскливое напряжение. Тим смотрел на меня так, будто ждал откровенный ответ: пытливо и жадно, возмущенно и гневно. Он думал, что я что-то могла сказать? Что-то, что выйдет за рамки нашей привычной ссоры и вдруг расставит все точки на 'и'? Чем-то поможет нам?
Моим первым порывом было выбраться из постели, я почти предположила Тимуру одеться и ехать домой. Но затем... Взгляд метнулся по спальне, застрял на задернутой шторе. Там за окном по-прежнему капал дождь...
Самым страшным казалось признаться Тимуру в чувствах. Допустить на секунду, что он именно этого ждет. 'Нереально, неправда, так не бывает. Не верю', как в заезженной песне фразы одна за другой. Все мои страхи не думали испаряться! Я боялась довериться Тиму так же, как пять лет назад. Но ведь...
— Да. Я злюсь, — устало откликнулась через пару мгновений. Вздохнула, откинув длинные пряди со лба. И вдруг замерла.
Так страшно мне было лишь на борту самолета. Два года назад Михайлов уговорил меня с ним полетать. Двенадцать друзей. Двенадцать бесстрашных ребят, собравшихся прыгнуть вместе с ним с парашютом. Я тоже решила, что сделаю так же, как все. Подготовлюсь, взлечу и прыгну. Что такого? Это же просто прыжок.
Но на деле полета не вышло. Перед выходом 'в воздух' я растеряла весь пыл. Боже, да я просто тряслась от страха! Губы были искусаны в кровь, я прилипла к скамье...
Шесть часов подготовки, три минут до 'старта'. А я понимаю, что прыгнуть сейчас не смогу. Этот шаг в пустоту заставлял мое сердце сжиматься. Я упала бы в обморок, лишь бу ТУДА не идти.
С Тимуром сейчас все было, как в самолете. Я боялась до дрожи. Я жутко боялась упасть.
— Я злюсь на себя.
Я все же сказала это.
Сказала. Призналась.
И отпустила себя.
Еще пару секунд в комнате было тихо. Тим смотрел на меня. Вопросительно, даже немного зло. Так будто это признание чем-то его задело. Словно злость на себя как-то коснулась его.
— Ты жалеешь о том, что мы с тобой... переспали? — Тим нахмурился, вглядываясь мне в лицо.
Я жалею? Он думает, Я?! Жалею?!
От Тима такого вопроса я меньше всего ждала. Уверенный и самовлюбленный, он, не мог в себе сомневаться! Только не Тим, только не Мистер Принц.
— Нет, — я растерянно улыбнулась, чувствуя, как злость растворяется без следа, оставляя в душе удивление и странную нежность. Кто-то, похоже, решил, что я недовольна... им?
М-да... уж. Типичный случай.
— Тогда почему же ты злишься? — как терпеливый родитель, Тим говорил со мной так, будто боялся спугнуть. Это было настолько на него не похоже. Керимов таким осторожным не был со мной никогда. Что я...
Я продолжала свободный полет в пропасть. Дыхание сбивалось, сердце рвалось вниз.
— А знаешь... — я запнулась всего на одну секунду, после первого "А" забыв остальные буквы.
В моих чувствах к Тиму все было настолько зыбко. Разговоры о прошлом так сильно пугали меня. О, да. Я совсем не хотела в этом сейчас копаться, но, как кто-то сказал, "лучше идти до конца". Я все равно уже ничего не теряю.
— Так было всегда. Даже пять лет назад. Ты действуешь на меня, как... — я замолчала, подбирая слова. — Нет, наркотик ужасное слово. Для меня ты, пожалуй... — как там в химии? — Катализатор? А, может быть даже... — я вспомнила сон, что приснился мне прошлой ночью. — Ты мой инсулин. — Я несла однозначно какой-то бред. — Хотя... Как-то бредово звучит, правда? — Я натянуто рассмеялась. — Но это длится уже чертову уйму лет. Я даже не помню, с чего ты ко мне привязался...
— Ты сама привязалась, — Тимур возмущено фыркнул.
— О, боже! Конечно! Я же привыкла язвить, — я вернула мужчине его же кривую ухмылку. Надеюсь, Керимов поймет мой прозрачный и 'толстый' намек? Ведь мое поведение в школе: и подколки, и шутки, и ссоры — результат его вечных нападок. Издевательств и хамства с его стороны!
— Да, вот видишь! Ты все начала первой! — мистер Я-ничего-не-знаю талантливо сделал вид, что не услышал меня. Он же не хочет сказать, что я во всем виновата?! Тим всерьез полагает, что я приставала к нему?
Забавная шутка, блин.
— Вообще-то все началось с тебя, — я уселась в постели, серьезно глядя на Тима. Раз мы подняли тему нашей пылкой школьно-не-школьной 'любви', мне есть что сказать дорогому товарищу идиоту. — Помнишь, в классе седьмом? Тот спектакль и распределение ролей?
Я проверяла Тимура, нарочно не вдваваясь в детали, лишь в очень общих чертах намекая на злополучный концерт. Ведь именно с той ненавистной ночи я втянулась всерьез в войну.
— Конечно, я помню, — Керимов невесело хмыкнул. Либо совесть проснулась. Либо кто-то признал мою правоту.
— Ну, значит, ты начал первым! — я улыбнулась победной улыбкой и потянулась к Тимуру, чтобы цапнуть мужчину за нос. Наш с Керимовым старый 'любовный' жест, кажется, ставший 'нашим' после просмотра какого-то глупого фильма.
— Не придумывай, — Тимур увернулся от моих пальцев, для отстрастки привычно щелкнув зубами.
Да, да... Было дело, Керимов как-то меня укусил. Мы так же дурачились и придирались друг к другу. Я так же хотела позлить Тимура, ну, а в итоге... Меня на полном серьезе взяли и укусили! Это вышло случайно, и было почти небольно. Но факт остается фактом. Зубы Керимова оставили на мне 'неизгладимый' след. Если сейчас приглядеться к моему мизинцу, чуть ниже ногтя обнаружится маленький белый шрам. Тонкая линия, как зарубка на вечную память: 'Тимура не трогать, иначе тебя... съедят?'
— Все началось куда раньше, — Керимов тем временем тоже сел на постели. Поправил подушки, прислонившись спиной к изголовью. — И началось с тебя. Выскочек и воображал вообще-то нигде не любят.
— Можно подумать ты лучше. И почему это выскочка — я?
— А разве не так, мисс Невинные глазки? Ты же никогда не сидела спокойно. Вечно умничала и лезла к учителям. Ты вечно меня задирала!
Я нахмурила брови. Это уже не правда. Умничала я лишь потому, что хотела быть на одном уровне с Тимом. Если уж воевать, то в той же манере, что он. В школе, с учебой это было несложно. Игра 'кто умнее и лучше' не самая новая в мире. И нужно заметить — не я ее начала!
— Неправда! — я вслух повторила Тимуру то, о чем успела подумать. — Ты же сам обвинил меня в том, что я жутко тупая. На уроке литературы! Вся твоя свита смеялась.
— В шестом у меня еще не было свиты, — Керимов опять недовольно фыркнул. — И вообще... что за дурацкое слово? Кто его только придумал?
— Уж точно не я! — я развела руками. — Кто-то из твоих фавориток постарался на славу. Все, на что был годен мой извращенный ум, называть тебя просто Уродом.
— Моральным? — Тим изогнул одну бровь.
— В точку, — я мстительно подтвердила его догадку.
— Так вот откуда взялось это МУР! — Тим облегченно хмыкнул, а я скромно потупила взгляд. Керимова долгое время в школе дразнили Мурзилкой.
Ну, подумаешь... Просто удачное слово.
— Ты же не знал. Я делала то, что хотела.
— Ты извращенка, — Керимов, прищурив глаза, покачал головой.
Мне, вроде, должно стать стыдно?
— Не больше, чем ты, — я показала язык. Моя совесть в этот момент молчала.
Зато Тимура, похоже, мой жест опять разозлил.
— Вспомни урок биологии, кстати, — Керимов был мрачнее дождевой тучи.
— Это было в восьмом? — я заранее напряглась, ибо тон Керимова не нравился мне по умолчанию. А память, как специально, играла со мной в прятки. Урок биологии... Это он о каком?
— Это было в шестом. Ты не помнишь? — даже странно, что Тим не уничтожил меня на месте. Он помнит эту историю, да? Вот блин! — Ты унизила меня перед всем классом.
Ауч...
М-да.
Я унизила. Да, это было глупо. В тот день Керимов не подготовил ответ, а я подстроила так, чтобы Георгий Васильевич вызвал его к доске. Я же, торжествуя победу, перебивала через слово Тимура и поправляла каждую жалкую фразу, которую он пытался выдавить из себя.
Мне, кстати, действительно стыдно. Но признаться в этом сейчас? Да ни за что!
— Ах, вот оно что! Я задела твое самолюбие? Оно и тогда было непомерно высоким. И вообще нужно было лучше готовить домашку.
— Тебя не спросили, — улыбка Керимова вышла какой-то сухой. — Вообще-то, у меня накануне был волейбольный матч.
— Уволь меня от этих деталей, — я сложила под грудью руки. — Ты не смотрел на мое состояние, когда я упала на физкультуре. А ты обозвал меня...
— Жирной коровой, — Тимур недовольно скривился. Неужели и его проняло? — Я помню. И искренне сожалею! Но ты была неуклюжей, блин.
Я была обыкновенной! Не лучше, не хуже других. Просто именно в тот день звезды как-то не так 'встали'. Как говорил мне потом физ-рук, на моем месте мог бы оказаться любой другой ученик. Но что мне с его объяснений!
Урок гимнастики был в самом разгаре. Мы сдавали нормативы по лазанью по канату. И... мне реально не повезло! Потому что я не знаю, каким еще поворотом Судьбы можно объяснить мой триумфальный полет на маты с полуторометровой высоты. Мало того, что надо мной хихикали, пока я карабкалась по этому! Дурацкому! Канату! Но как ржал весь класс, когда я рухнула вниз вместе с ним!
— Ну, конечно! И именно поэтому ты решил сообщить об этом всей нашей школе? Только не думай, что я не знаю, кто заказал обо мне статью!
Та заметка в срочном выпуске стенгазеты... Я долго пыталась понять, кто же так меня невзлюбил. И лишь через год девчонки из редколлегии по секрету сказали, по чьей вине я стала объектом насмешек.
— Это была неудачная шутка, — Керимов немного смутился.
— Ха-ха. Как смешно! Я хохотала до слез.
Намеки на мой лишний вес и особую неуклюжесть это тоже обычная шутка?
Ветрова оставила без каната учеников. Вот если бы не она. Не раскачивалась бы, не цеплялась...
Ну, бред же! Это такой бред!
— Ты ревела, — Тим вспомнил и эту небольшую деталь.
— А ты...
— Это был Сомов! — Тимур подался вперед, 'сдавая' фамилию друга, лишь бы я не подумала, что к продолжению истории со стенгазетой мог быть причастен и он.
Ну, да.
— Это совершенно неважно, — я, несмотря ни на что, была абсолютно спокойна. Лишь из-за желания выяснить все до конца я предъявляла Тимуру свои обиды. — Неважно, кто из твоих дружков в тот момент меня сфоткал. Но Керимов, какого черта, мое фото появилось на футболках твоих друзей? Да еще и с подписью 'Наша Ксюша громко плачет'? Кому пришло в голову нарисовать карикатуры в газете? Стала 'невольной законодательницей моды'. Очень остроумно! Супер!
— А зачем ты тогда побежала к Викусе? — Керимов решил меня обвинить в моей жалобе классной? — Подумаешь, написали.
— Потому что это глупо позорить меня на всю школу! Какое кому дело, почему я ревела?!
— Ребята решили тебя проучить, — Тимур театрально повел плечами. Ага, ага. Ведь в этот раз он сам ничего не делал. — Ты сорвала со стены газету.
Р-р-р!
Сейчас я буду кого-то лупить подушкой! Я сорвала газету потому, что там была обо мне статья. Пусть ее и успело прочитать полшколы. Другая половина узнала о моем позоре от тех, кто видел статью вживую. Но это уже не суть.
— Думаешь, это звучит, как оправдание?
Керимов покачал головой, соглашаясь.
— Вряд ли.
Я потерла ладонями горящие щеки.
— Ну и кто из нас начал первым?
Мой риторический вопрос повис в гробой тишине.
Отматывая события прошлого в обратном порядке, мы ничего не смогли найти. Что было раньше 'курица' или 'яйцо'? В нашей истории с Тимом вопрос о начале был таким же глобальным. Философским и глупым одновременно.
— А знаешь... из-за тебя я точно стал лучше учиться, — задумчиво признался Керимов через пару секунд. — Тот позор на биологии мне повторять не хотелось. Я же знал, что стоит мне только дать слабину, и ты опять смешаешь меня с грязью. Как тебе в голову вообще пришло называть меня дураком? Как ты сказала тогда ? 'Тупая смазливая морда'?
— Надо же. Ты до сих пор помнишь...
— Ты же помнишь о том, что я говорил на физ-ре.
— Да и не только в тот раз.
— Точно...
— Выходит, если бы не эти глупые ссоры, мы бы не стали тем, кем мы стали? — мысли Тимура свернули в опасное русло. О пользе наших с ним отношений я думала. Временами. Но озвучивать Тиму свои мысли я точно не собиралась.
— Вот только не спрашивай у меня. Сам разбирайся с этим
— Можно подумать, ты не понимаешь, о чем я, — Керимов мне подмигнул. — Разве ты не чувствуешь изменений?
Ха, я чувствовала их миллионы и триллиарды раз! Каждая мелкая шутка Тимура вбивалась гвоздем в мое сердце. Я становилась то дурой, то умной, то истеричкой, то страшной занудой. В школе с Тимуром я кидалась из крайности в крайность. В хаосе отражений и масок искала себя и не могла найти. Лишь в универе после знакомства с Андреем и Ником я стала самой собой.
Черт, как это было давно...
— Что ты делала все это время? — оказалось, что Тим задает этот вопрос уже во второй раз.
— О чем ты?
— О том, что с тобою случилось. О Москве. И об Энске. Почему ты вообще сбежала?
— Я слышу в твоем голосе возмущение, — я шутливо ударила Тима по животу, чувствуя снова, как напрягаюсь. Если прошедшие двадцать минут мы трепались с Тимуром, как старая-старая пара. То сейчас я опять вылетала в открытый космос. 'Опасная тема! Опасная тема!' — нудный голос второго 'я' заходился от истеричных воплей. — Разве я обещала не уезжать в столицу?
— Но ты ни разу не говорила о том, что хочешь работать в Москве.
— Это вышло спонтанно. Я не хотела.
Я вспомнила, как Андрей, баюкая меня на груди в их с Ником столичной квартире, просил меня быть мудрее и не губить свою жизнь. Затворничество в Энске мне пользы не принесет.
— Что значит, 'вышло спонтанно'? Ты собиралась в Лондон, — Керимов все же увидел в моем признании подвох.
— Да, я собиралась, — я ответила вяло. Может, Керимов поймет мое состояние? Отстанет, забудет, закроет уже эту тему?
Но Тим не захотел забыть.
— И что же вдруг изменилось? — он задал очередной вопрос таким равнодушным тоном, что я на секунду решила, будто он издевается надо мной.
Изменилось многое и слишком резко. Но Керимов, похоже, этому значения не придавал. Или просто действительно не понимал, почему я сбежала из Энска?
