Изгнание. Книга 1

И вот теперь Инор хочет, чтобы я стала подлинной стерилизованной скортой перед отправлением в дальнее невозвратное путешествие. Он полагает, это поможет мне войти в доверие руководства корабля. Он рассчитывает, что я смогу подчинить их всех благодаря моему личному обаянию, уму и красоте.

Не нужно мне такое доверие! Не собираюсь вступать в физическое взаимодействие с кем ни попадя, только потому, что это может быть полезно! Если Инора терплю за молодость и красоту, пусть его пылкая страсть мне и неприятна, — то старые инженеры на корабле не получат меня, — лучше буду мыть секции корабля или посуду в корабельном триклинии. Ничего не чувствую во время секса, — либо сработал некий генетический сбой, либо еще не сформировалась окончательно.

Скорее всего, это — дефект и я — мутант. Жалкая "недоделка", которой столько лет пели дифирамбы, давали гигантские объемы знания, проча немалую власть впоследствии, по достижении совершеннолетия.

Но оказалось, что у меня, в отличие от прочих элитариев, имеется реальный биологический отец, — не анонимная сперма из пробирки. Моя высокочтимая мамочка зачала меня по любви от реального сексуального взаимодействия с мужчиной, который мне пока неизвестен, но являлся длительное время любовником матери и моим подлинным отцом.

Кем он был? Всего десять имён я могу рассматривать в качестве кандидатов в потенциальные отцы. Полагаю, что он был не самым последним человеком в правительстве и входил в ближний круг взаимодействия с матерью, раз между ними смогло произойти 'такое'...

И лишь после оплодотворения яйцеклетка оказалась в лаборатории, в пробирке, где меня и развили до девяти месяцев. Очевидно, моя мать так любила моего отца, — какое непривычное слово для девушки-элитарии! что позволила себе забыться и забеременеть, — подлинное сумасшествие или дикая страсть...

Но вдруг во мне, по мнению подозрительных креационистов-блюстителей чистоты крови, в результате животного зачатия что-то "засбоило": не была соблюдена температура среды, кто-то из родителей мог нести в себе латентный вирус простуды и пр.?

То есть, в итоге, вдруг я — не столь совершенна, как подобает женщине самой высшей знати? Что значат мои исключительные знания и способности в споре с традиционными предрассудками нескольких веков? И меня мигом исключили из числа элитариев, как 'бракованный элемент'.

Все порочащие поведение матери документы обнародовал перед членами Советом именно Хостис, которому мы столь доверяли. Каким именно образом он раздобыл видеоматериалы камер слежения дворца, — уму непостижимо, так как они обычно просматриваются уполномоченными на то структурами лишь в том случае, если происходит опасное преступление и необходимо выйти на вора: среди обслуги нередко случается подобное отклонение от норм нравственности, — стремление присвоить чужое...

Как он смог завладеть старыми записями? "Купил" совесть хранителя архива или лично взломал код доступа и проник в дворцовый информаторий ночью? Неведомо. Да и неважно на данном этапе.

Мать должна была еще тогда, почти двадцать лет назад, постараться удалить компрометирующие ее файлы. Но не сделала этого, — была уверена в собственной безопасности и незыблемости своей власти.

Иногда приходит мысль: во времена, предшествующие встрече матери с Хостисом, она ночами извлекала записи своих свиданий с таинственным любовником и подолгу смотрела на его лицо, увеличивала его глаза, вслушивалась в звучание речи. Наверняка, она любила моего отца, раз пошла на такое попрание евгенических норм! Полагаю, она и после начала совместной жизни с моим 'отчимом' все еще сравнивала двух своих любимых мужчин, раз так и не уничтожила компромат!

Перед смертью ее хваленая интуиция дала сбой, — она нелепо погибла в озере, купаясь ночью, одна, без свидетелей и охраны. Зачем она полезла в студеные воды Милитацио в сентябре? Мать не была глупой. Её смерть от 'судорог конечностей, вызванных переохлаждением', ввела меня в ступор.

Хостис вел себя как убитый горем любящий человек, он натурально плакал обильными солеными слезами у прекрасного недвижимого тела моей матери, тщательно восстановленного перед похоронами до идеального состояния, — думаю, она не была так хороша, когда её подняли со дна...

Хостис прижимал меня к себе, называл "любимой девочкой Золь", клялся, что во всем поможет мне в первые месяцы моего утверждения в должности. Он и помог, ничего не скажешь...

Так почему Хостис лишил меня властных перспектив, фактически изгнал из среды Милитацио, — он, которого я так любила и безоговорочно доверяла многие годы? Как и моя мать...

Мать встретила Хостиса в хиларисе на Марсе. Не так давно еще эта планета представляла собой нечто безжизненное и печальное: высохшие речные долины, залежи глины повсеместно, значительные запасы водного льда, — и никаких признаков реальной биологической жизни.

Но ученым удалось нагреть Марс, создав на нем плотную кислородную атмосферу, вполне пригодную для жизни людей. Атмосфера и гидросфера планеты несколько веков, — не одномоментно, — наполнялись азотом, водой и кислородом с помощью астероидов из водно-аммиачного льда, — их доставляли солнечными парусами из пояса Койпера.

Использовались и сложнейшие, дорогостоящие орбитальные зеркала, направляющие на поверхность планеты солнечное излучение, и искусственные фреоны. Развитие промышленности привело к развитию некоторого парникового эффекта, полярные шапки планеты несколько уменьшились, но взамен появилась "живая", местная вода...

Однако, внешне и морально Марс остается неприглядной колонией, где живут и работают безродные дети люп, да некоторые инженеры нанимаются на Марс по контракту за бешеные деньги, — ведь на Марсе — огромные запасы металлов, а также ядерного топлива, — тория и урана. Марс — перспективен для освоения.

Так, наш прекрасный новый глава Совета Хостис работал на Марсе простым креатокоммуникатором низшего, восьмого разряда: проводил тесты и отбирал наиболее способных детишек, рожденных в условиях чуждой для человеческого сообщества гравитации.

Далее ребятишек продолжают исследовать в особых лабораториях, но Хостис утверждал, что он не знал, какие именно эксперименты и с какой основной целью с ними проводились далее, и какая судьба постигала потом этих детей. Так он рассказывал.

Мне казалось странным, что такой умница, как Хостис, зарабатывал деньги вдали от Зема, — неужели ему не нашлось здесь своей экологической ниши? Или Марс был ему выгоден не только материально? Может, у него были проблемы на Родине, в доминионе Зема? Возможно, его попросту сослали на Марс, и понизили в должности? Как известно, любая провинность элитариев, даже приведшая к судимости, после отбытия наказания снимается с провинившегося, как 'погашенная'. Жаль, что узнать что-либо о прежних вехах биографии Хостиса невозможно.

Хостис — чрезвычайно высок. У него широкие, высокие скулы и огромные черные глаза, продолговатые и лукавые, с кончиками, изогнутыми вверх, — словно у сфинксов Египта. Кожа — смуглая, оливковая, упругая, но не слишком темная, а ровно такая, чтобы нравиться женщинам; очертания жестких губ словно вырублены в толще скалы. Он нарочно не стремится выглядеть слишком молодо: хочет производить впечатление сказочного волшебника, пугающего и влекущего с первого взгляда... Волшебники никогда не бывают мальчиками...

Мать увидела его и влюбилась с первого взгляда, что мне казалось трудным понять: да, красив бесподобно, пугающе, совершенен во всех отношениях чисто визуально, но неужели мало на свете прекрасных элитариев, за которых не нужно платить такую огромную неустойку?

Ведь она забрала его с Марса на следующий же день, переведя со своей кэрты на счет компании, абонировавшей Хостиса на длительный срок, — сумму, пятикратно превосходившую размер заключенного им ранее контракта. Нелепое необъяснимое поведение!

Однажды мне явилось серьёзное подозрение: часть той значительной суммы-неустойки перепала самому Хостису! Как-то в наш дворец, во время отсутствия матери, явился руководитель марсианского филиала той самой исследовательской компании, действующей под эгидой церковной евгеники, в которой прежде работал Хостис. Так вот, оказалось, эти двое являлись закадычными друзьями... обычно сумма неустойки — троекратна... но у матери даже подозрения не закралось! Любовь слепа и глупа!

Порою казалось: Хостис держал мать под постоянным суггестивным воздействием, несмотря на мощный психопотенциал самой матери. Однако, он — креатокоммуникатор, почти маг проникновения в людские души. Долгие годы я верила в лучшую сторону Хостиса, тянулась к нему душой, — мудрому, доброму, ласковому.

Но полнолунными ночами он снился мне в облике страшного старика со скрюченными пальцами и невероятными когтями, скрюченными как у буддийского отшельника, — который догоняет меня в жутком подземелье, но в последний момент я проваливаюсь в черную воронку, — и возношусь к синему небу, — лечу неведомо куда, но живая...

Однажды попробовала рассказать о своих нелепых видениях матери, — та отмахнулась от моих слов со смехом, ничего дурного, даже из числа ночных фантасмагорий, не желая слушать о своем возлюбленном! Сказала: нужно раньше ложиться спать! Если же кошмары повторятся, — не миновать мне визита к психокорректору. И больше я никогда не решалась поделиться с матерью чем-то сокровенным, что могло бросить малейшую тень на её возлюбленного, — это лишь увеличило бы наше недопонимание...

И теперь моя жизнь такова, что пришлось, под давлением Инора и от безвыходности, подписать договор о согласии на участие в колонизации экзопланеты...

Инор мотивировал необходимость подписания договора не только им, но и мною тем фактором, что я ему "обязана"...

Да, он спас меня, кормил до вчерашнего дня, предоставил свой кров и временное отдохновение от вечного бегства. Но все время моей у него жизни напоминало некий кошмар наяву: он "имеет" меня всегда, когда захочет, пусть это и неприятно мне. Но я терпела: иного выхода не было: если бы не он, меня бы уже 'взяли' и Хостис, полагаю, был бы еще менее ласков со мною. И я заставила себя не чувствовать, не кривить брезгливо губы, ждать...

Я не хотела идти с ним в вербовочную компанию, — боялась, что будут тщательно проверять документы, но ошибалась: вербовщиков интересует лишь идеальное здоровье. Я могла бы явиться к ним без удостоверения личности, голой и босой, — они и тогда с радостью зачислили бы меня в разряд будущих колонистов. Точно как пресловутые злодеи-вербовщики из переходной истории средневековья и нового времени.

Они взяли меня в число бесплатных пассажиров-переселенцев с немалым удовольствием, не выявив никакой генетической "болезни"; не обнаружив даже хронических заболеваний, свойственных практически всем ординариям Зема... И они выдали мне на руки сертификат о моем стопроцентном здоровье. Лишь один из каждых ста обратившихся в комиссию землян получил такой.

Еще мне дали копию договора о "поездке" и получении мною предварительного аванса, равного пяти тысячам ауров, — зарплата среднестатистического землянина за пятьдесят лет, за целую жизнь... Если я вздумаю расторгнуть договор, то должна буду уплатить компании уже не переведенную на мою персональную кэрту упомянутую сумму, но ее троекратную величину, и то не позднее двухнедельного срока до старта, — они должны найти адекватную замену... и остаться в барыше.

Почему я все-таки решилась подписать контракт? Не только из-за уговоров Инора. Потому что мне нечего надеяться найти нормальную работу на Земе: да, моя образованность велика, но при мне нет ни единого документа, это подтверждающего...

Я в безумной спешке и без документов бежала из родного дома. И не смогла бы, даже имея документы, никому предъявить своих дипломов на имя дамке Зоэлейк, дочери Зоэфиль, — потому что дамке никогда не "ищут" работу сами. Им предлагает её Совет, если считает их способности соответствующими различным высокопоставленным должностям. 'Простые' вакансии дамке просто не имеют права занимать на Земе! Некоторые дамке всю жизнь ведут паразитический образ жизни, получая сплошное удовольствие от жизни, и лишь сданные в Генофонд яйцеклетки как-то оправдывают их существование для планеты. С их точки зрения.

Оформив, с помощью Инора, документы на имя Церты Мар, пыталась в первые дни жизни в квартире своего сожителя, найти работу самостоятельно, но меня нигде не брали, ввиду молодости и отсутствия любого опыта.

Моими теоретическими познаниями в точных и гуманитарных науках не заинтересовался никто. Детей простых людей сейчас учат биороботы, а крошек-элитариев обучают высококлассные, тщательно отбираемые специалисты, — в дисципии даже не пыталась ходить на предмет вакансий. Там такой фэйс-контроль, — лучше не рисковать...

Уборщицей меня не приняли, — худа слишком и молода, а значит, — несерьезна! Биороботы пусть и дороже стоят, но работают безотказно. Готовлю я плохо, а живых и опытных кухарок берут лишь в дома элитариев, — для самоутверждения знати и большего престижа в глазах гостей.

Администраторы в учреждениях должны при трудоустройстве показать диплом о высшем образовании... Везде мне отказывали, пока один директор малого хилариса, расспросив о моих занятиях танцами и вокалом, не предложил мне пойти к нему танцовщицей и заодно обслуживать клиентов, а вначале хотел лично удостовериться в моей профпригодности... хотелось врезать в его толстую..., но сдержалась: нельзя проявлять эмоции.

Да еще Инор, услышав, что я обошла тридцать восемь организаций в поиске вакантных мест, — рассердился жутко, полагая меня своей личной собственностью, и стал запирать, уходя на ловлю "мух", — так он называл своих клиенток-бабушек, которые кормили его, а получается, — и меня.

Но надеюсь: после демонстрации части моих знаний перед кадровыми работниками, дифференцирующими будущих поселенцев по группам, удастся получить относительно достойное место на воздушном судне. Если не удастся каким-либо образом откреститься от путешествия...

Деньги мне нужны именно сейчас. Зачем? Чтобы оплатить некоторые поездки в отдаленные части планеты; возможно, слетать на Муну для приватной беседы с бывшей подругой матери; а также "переговорить" с "нужными", знающими прошлое, людьми. Эти люди 'недешево' стоят. Я должна постараться узнать имя своего биологического отца, который, возможно, и не знает о моем существовании. Но мой настоящий отец так же, как и моя мать, нарушил закон! Он должен был думать прежде, чем поступать таким образом. Теперь я существую, и вполне имею право нагрянуть к нему в гости и сказать: 'Здравствуй, папочка! Я здесь!'

Просидев четверть часа на диване, обивка которого чудесным образом походила на тигровую шкуру (или и была ею?), наконец подошла к своему номеру. Вставила бесценный ключик в щель, — здесь не было никаких магнитных устройств, — пыталась повернуть его в замке. Не тут-то было! Никакого движения. Можно обратиться к администратору по внутренней связи, — но стыдно. Она сразу поймёт, что я никогда подобных замков не открывала. Что я — нищенка или тупа, как пробковый камень...