Но шэрхэ, недослушав, молниеносным движением схватил юношу и, перевернув того на живот, сразу же резко ввел три пальца в его раздраженный анус, заставив Эля болезненно ойкнуть.

— Вот видишь... Я не хочу, что бы ты мне врал.

Громкий, проникновенный шепот шэрхэ, склонившегося к самому его уху, его горячее дыхание, вызвали у юноши толпу мурашек по всему телу; да и пальцы, которые золотоглазый так и не убрал из его попки... скажем так — немного отвлекали. Дискомфорт, вызванный их внезапным вторжением, быстро прошел, и сейчас Эль еле сдерживался, чтобы не начать поддаваться назад, стараясь насадиться на них поглубже. И уж точно немного ноющая боль внутри не имела значения.

Осознав, о чем он снова думает, Эль покраснел и дернулся в попытке выскользнуть из рук шэрхэ, но тут же на его спину легла горячая ладонь, не давая пошевелиться.

— Отпусти меня!

— Не отпущу пока не ответишь.

— Но я же уже сказал!

— И солгал, но твое тело не может спрятать свои реакции...

— Зануда!

— Я жду ответа.

— Ладно-ладно! Немножко было, но это совсем не значит...

Не успел Эль договорить свое силой вырванное ``признание'`, как шэрхэ отпустил его и, резко встав, молча выскользнул из комнаты, оставив в одиночестве недоумевающего таким поворотом событий юношу. Его не было буквально с полминуты. Эль не успел даже сильно огорчиться, подумав, что золотоглазый его банально бросил, как тот вернулся, держа в руках высокий стакан с какой-то бесцветной жидкостью.

Подойдя к кровати, шэрхэ протянул его Элю:

— Пей!

Усевшись поудобнее и постаравшись придать лицу выражение ``все в порядке, и я совсем даже не готов был растерзать все вокруг пару секунд назад'`, юноша подозрительно уставился на стакан у себя под носом:

— Зачем? И что это такое?

— Это поможет. Пей!

И все, больше ни слова. Ни объяснений, ни уговоров, только мельтешащий перед лицом стакан. Не то, что бы юноша думал, что шэрхэ, который все еще считался его хозяином, был обязан ему что-то объяснять, но уж очень не хотелось пить что-то неизвестное. Подумав пару секунд и решив не артачиться (ведь вряд ли шэрхэ собрался его отравить, а даже если так, то кто ему помешает?), Эль залпом выпил предложенный ему напиток, который оказался абсолютно безвкусным, похожим на воду. Даже нет, не так, вода тоже имеет какой-нибудь вкус, у этой же жидкости он отсутствовал полностью. Сразу после этого юноша почувствовал, словно бы его тело окатило волной освежающего тепла, вымывая малейшую усталость и боль, придавая силы. Элю показалось, словно бы он заново родился, настолько он себя сейчас отлично чувствовал.

— Спасибо, — улыбнувшись и поставив пустой стакан на столик с пыточными инструментами, который так никто и не удосужился убрать, Эль снова сладко потянулся и, взглянув прямо в глаза шэрхэ, озорно подмигнул, одновременно проводя языком по своей нижней губе и тут же снова очаровательно краснея от понимания того, что он сейчас собирается сделать. А сделать он собирался, ни много ни мало, как соблазнить шэрхэ. Еще раз. И если уж первый раз можно было считать необходимостью, то сейчас никакого оправдания не было, и это бесстыдство юношу очень смущало. Но золотоглазый отреагировал совсем не так, как ожидал от него Эль.

— Прости. Наверное, из меня получился не очень хороший ученик, — грустно пробормотал шэрхэ, отводя глаза и снова присаживаясь на край кровати.

Неужели... Но ведь Эль был уверен...

— У нас ничего не получилось? — скорее утверждая, чем спрашивая пробормотал юноша, чувствуя себя так, словно падает в бездну.

А ведь он был так близко, даже почти снова почувствовал себя свободным...

Шэрхэ в ответ тихонько покачал головой.

— Нет. Все прошло прекрасно. Обряд завершен, и столько энергии я не ощущал еще никогда. Ты был прав.

— Но тогда почему? — в сердцах воскликнул Эль с все возрастающим изумлением и толикой злости, пришедшими на смену вернувшейся было черной тоске. — За что мне тебя прощать?

Ну ведь не за соблазнение же действительно! Тем более, что соблазнял то как раз Эль, и уж скорее ему положено чувствовать себя гадким растлителем.

— Тебе было больно.

Шэрхэ произнес это так, словно это объясняло все. Ну, может в какой-нибудь другой ситуации это и было бы так, но не сейчас. И хотя Элю показалось диким, что его хозяин мало того, что заботится о его благополучии, так еще и о его удовольствии. Беспокойство шэрхэ было приятно.

— Больно? Нет... — вскричал Эль и тут же осекся под недовольным взглядом шэрхэ, которому явно не понравилось, что юноша снова отрицает очевидное, но, не дав себя сбить с мысли, чуть подкорректировав, продолжил: — Да, боль действительно была, но совсем чуть-чуть. Вот самую капельку. Да и в первый раз всегда так, даже у девушек. Ты сделал все правильно. Мне понравилось. Было хорошо, очень хорошо. Да и разве ты сам этого не видел?

— Ты действительно говоришь правду?

Неуверенная, робкая улыбка озарила лицо шэрхэ. Улыбаться он почти совсем не умел, но было видно, что очень старается научиться. Зря он говорил, что ученик из него никакой, наоборот, на сколько мог судить Эль, очень даже... В этот момент он выглядел так умильно и в то же время настолько притягательно-соблазнительно, что у Эля окончательно снесло крышу. В мгновение ока он оказался на коленях у золотоглазого, бесстыдно обвившись руками и ногами вокруг него.

— Угу, — прошептал юноша, выцеловывая на груди и шее шэрхэ какие-то одному ему понятные иероглифы. — И я бы совсем не прочь повторить.

В ответ на чуть-чуть (совсем-совсем чуть-чуть) недоумевающий взгляд, брошенный на него шэрхэ, Эль вновь игриво облизнулся и потянулся к его губам, целуя нежно и осторожно, почти невесомыми прикосновениями, казалось, совсем невинными, но от этого еще более распаляющими и жаркими. Но это не могло продолжаться долго, горящее в крови желание брало свое, поцелуи становились все более настойчивыми и страстными, язык юноши все яростнее и глубже проникал в рот шэрхэ, переплетаясь с его языком, а шаловливые пальчики дразнящее скользили по снова начинающему твердеть члену золотоглазого.

* * *

Довольные и утомленные, они угомонились только под утро. Уже проваливаясь в сон, Эль подумал, что никогда еще не чувствовал себя настолько счастливым. Вот только пробуждение его вновь было не таким уж и приятным...

* * *

Утомленный мальчик заснул почти сразу. Во сне он казался еще более притягательным и беззащитным. Тенгри еще долго лежал рядом и смотрел на него спящего, словно бы стараясь запечатлеть его образ в своей памяти. Хотя этим-то оправданием он никого не смог бы обмануть — ведь всем известно, что у шэрхэ превосходная память. Он просто думал.

Тенгри не знал, как пересилить себя и все же исполнить обещание, данное своему маленькому рабу... то есть уже не рабу... Он должен его отпустить. Но как же ему этого не хотелось...

Эта сумасшедшая ночь слилась в сознании Тенгри в один огромный, практически бездонный поток удовольствия. Его маленький человек был таким удивительно нежным и отзывчивым, таким восхитительно страстным, что от этого шэрхэ просто плавился от возбуждения. Казалось. он никогда не сможет насытится этим потрясающим телом, удовлетворить свою дикую жажду целовать эти чувственные розовые губки, скользить руками по атласно-гладкой коже...

Но это было еще не все. Хотелось заботится о мальчике, оберегать от всего на свете и даже от самого себя, каждый день видеть его смущенную улыбку и то, как потрясающе он краснеет. Хотелось просто чувствовать его присутствие рядом... И не отпускать от себя ни на миг. И нет, не для Обряда, и не ради энергии, которой он сейчас был наполнен с избытком, а просто так... Но ведь он обещал и не может не сдержать своего слова.

Тенгри не понимал, что с ним твориться. Всего лишь за одну ночь, какие-то жалкие несколько часов, он превратился из закрытого от почти всех чувств и желаний существа... в кого?.. Вот этого он и не знал. Сам себе он сейчас казался слепым, который внезапно прозрел и теперь растерянно смотрит на обжигающе яркий мир перед собой. Это было странно, непонятно и в чем-то даже пугающе, но, все же, ему это безумно нравилось.

Одно Тенгри знал совершенно точно — теперь он уже никогда не будет таким, как раньше. Самые главные, основные постулаты, которым его учили с детства, оказались сущей ложью. Почему? Зачем? Его наставники ошибались или специально, ради каких-то своих целей врали им всем? Одни вопросы. Всю жизнь он считал, что негативные эмоции сильнее позитивных, что проявлять свои эмоции значит потерять силу, а затем и самого себя. Он во все это верил... И вот пришел маленький слабый человек и за одну ночь доказал на практике, что вся его вера сущая глупость.

Безумство энергии, безумство эмоций, безумство плоти...

Каким бы невозможным это не казалось, но Кархи-та был завершен. Никому еще не удавалось, насколько знал Тенгри, сделать это за одну единственную ночь. Но правда была налицо. Он ощущал, как сейчас, там, в Сфере Жизни, уже сформировавшийся, растет и развивается маленький шэрхэ, созданный теми сумасшедшими потоками энергии их сплетенных эмоций. И больше того. Сам Тенгри был наполнен энергией под завязку.

Его маленький человек... Нет, теперь уже не его. Тенгри провел кончиками пальцев по лицу мальчика, обвел еще чуть припухшие от поцелуев губы. Как же он хотел бы оставить его у себя. Но разве он согласиться? Шэрхэ прекрасно знал, как дорожат своей свободой люди и как ненавидят тех, кто эту свободу отнимает. Конечно не все, но его мальчик относился именно к таким, а Тенгри не хотел, чтобы его ненавидели. Раньше ему было все равно, раньше любые эмоции, даже ненависть, воспринимались лишь источниками силы и поэтому были желанны. Но теперь, когда он смог увидеть силу других, светлых эмоций и даже почувствовать их сам, он понял, что, по сравнению с ними, ненависть, страх, злоба — это словно что-то противное, словно давно испорченная, подгнившая еда, к которой не хочется даже прикасаться, не то что пробовать. И уж тем более, Тенгри ни в коем случае не желал ощутить подобные эмоции от своего человека.

А еще, он не хотел больше причинять ему боль, пусть даже самую малую. Сейчас Тенгри ужасала даже сама мысль о подобном. В этом он убедился еще тогда, после их первого раза, когда в раздражении попытался наказать своего малыша за заведомую ложь. В тот момент, ощущая как напряглось тело в его руках и услышав вскрик боли, Тенгри почувствовал, как сердце в его груди конвульсивно сжимается, словно от смертельной раны, а где-то глубоко внутри, словно яд, расползается ненависть к самому себе, и понял, что больше никогда не сможет причинить своему человеку какой-либо вред. А ведь если оставить мальчика у себя, то, скорее всего (шэрхэ это прекрасно понимал), придется его ломать, заставляя принять существующее положение вещей, и не факт, что ломать только морально. А значит...

Он отпустит...

Наклонившись, он нежно поцеловал мальчика в приоткрытые губы, от чего тот, нахмурившись, слегка заворочался и, придвинувшись еще ближе, буквально оплел собою тело шэрхэ, вцепившись в него, словно ребенок в любимую мягкую игрушку, как будто предчувствуя скорое расставание и всеми силами протестуя против него. А затем, сладко причмокнув и расплывшись в блаженной улыбке, поудобнее устроил голову на плече Тенгри и снова крепко уснул. Такой теплый, нежный, желанный.

Тенгри опалило дикой смесью нежности и яростного желания прижать его к себе и не отпускать больше никогда. Одна только мысль, что его малыш когда-нибудь будет так же лежать, доверчиво прижавшись к кому-то еще кроме него, отдавалась в душе шэрхэ взрывом бешеного гнева и непонятного ощущения, словно бы кто-то большой и сильный сдавливает его грудь, не давая дышать.

На мгновение он даже подумал: ``А зачем его отпускать? Разве найдется кто-то, кто сможет остановить меня, если я возьму свое слово обратно? А мальчик... Что ж, со временем он поймет, что ему здесь будет лучше'`. Но тут же сам устыдился своего малодушия. Он не мог так поступить и даже не потому, что шэрхэ старались никогда не нарушать своих обещаний, в общем-то, это только необязательное правило морали, грань, которую каждый устанавливает для себя сам и трактует так, как ему угодно. Скорее дань традиции, чем буква закона. Дело было в другом. Тенгри прекрасно понимал, что просто не вынесет, если мальчик возненавидит его, пусть даже на какое-то время, или, еще хуже, впадет в то самое состояние вселенского безразличия, в котором он пребывал все то время, прошедшее со дня торгов. И хотя где-то на грани сознания билась предательская мысль: ``Он привыкнет. Он смириться. Он забудет'`, шэрхэ изо всех сил отгонял ее — уж слишком на его взгляд, малы были шансы на успех. Они слишком разные...

Собрав с каждым мгновением все больше и больше ускользающую решимость в кулак, Тенгри осторожно высвободился из объятий и, в последний раз приникнув к теплым губам, быстро оделся и вышел из комнаты, больше ни разу не оглянувшись.

* * *

Просыпаться и открывать глаза абсолютно не хотелось. Ощущение сонной неги никак не желало отпускать Эля из объятий, утягивая обратно в свою туманную глубину, укачивая на мягком облаке неземного и такого реального счастья, которое казалось еще более невозможным и несбыточным от того, что рождено было суровым шэрхэ.

Шэрхэ... Было очень сложно разобраться, что юноша чувствует сейчас к своему хозяину. Благодарность, почти оглушающее желание, (что Эль признавал с огромным стыдом) так никуда и не исчезнувшее несмотря на их энергичные ночные игрища, капелька где-то в глубине души спрятавшегося страха и благоговения. Все эти чувства сливались в огромный шар, словно пожаром горевший в его теле. Но, кроме этого, было что-то еще... Что-то, заставляющее совершенно сходить с ума. Что-то, заставляющее сомневаться в собственном рассудке. Что-то, заставляющее хотеть остаться рядом с золотоглазым.

И не смотря на то, что Эль прекрасно понимал — для шэрхэ он является просто интересной игрушкой, ну или, если точнее, то чем-то вроде универсальной батарейки, которую можно использовать и для других, очень приятных целей, юноша все равно желал быть вместе с ним. В глубине души он уж начал жалеть, что согласился на свободу, одновременно страстно желая снова принадлежать только самому себе.

Разве можно это назвать чем-то, кроме внезапного помешательства?! Одна часть души прямо-таки молила — останься, ведь тебе здесь так хорошо (почему-то откровенно забывая о том, как ранее было плохо), другая же отчаянно рвалась на волю. И это ``раздвоение'` раздражало и беспокоило. Даже сейчас, еще не полностью проснувшись, на грани полусна-полуяви, Эль не мог не думать об этом.

Когда он уже было совершенно отчаялся разобраться в себе, решение пришло само собой. И как он не подумал об этом раньше? Вероятно только из-за того, что все еще окончательно не проснулся. Ведь это было так элементарно. Кто сказал, что он не сможет хотя бы изредка (а лучше как можно чаще) встречаться со своим шэрхэ, если станет снова свободным? Главное только — уговорить золотоглазого продолжить их плодотворное ``обучение'`. Но уж здесь-то Эль постарается.