Все в твоих руках

Меченый нес на плече увесистую дубину. Витька Шнапс оторвал один рукав тельняшки, завязал узлом, положил туда окатыш, подумывающий о карьере валуна. Кистень практически вышел. Тайсон — тоже с каменюкой, только напоминающей рубило. И длинный камень, и такой, что можно удобно держать. Глист, тот выломал ореховый прут, обеспечил себя копьем — Аника-воин, смех один! Меченый хохотнул, глядя на этого придурка с одной левой рукой — правая в лубке. Хорошо, что медведь вышел на них уже после того, как обзавелись этой всячиной. А то бы не он от них удрал, хворая 'медаежьей болезнью, а они б врассыпную кинулись. И что случилось бы, погнись мишка за кем?

Крестоподобный стилет тянул то в одну сторону, то в другую... Наконец — вышли. Уже ближе к полудню, по крайней мере, солнце стояло высоко, увидели изгородь.

Сунулись. Первый полез Глист, а она под напряжением. Глиста так вдарило — отлетел бедняга. Оставили отлежаться, хотели пойти обратно в лес, притащить бревно какое-нибудь, да тут Питон — подошел к забору и ударом ноги проломил дыру.

— Избушка-избушка! — крикнул Меченый, — А ну, повернись к нам передом! А то спалим, к ядреней Фене!

Огонь был для них больным вопросом. Сигареты на месте, а зажигалки исчезли. Спички может, и сохранились бы, только они ими не пользовались. Курить очень хотелось, и это было еще одной причиной злобы Меченого. Впрочем, как и всех остальных. За исключением, наверное, Питона. Его разозлить, что деревянный чурбан — с таким же успехом. Никто не обратил внимания, что бывший дружбан не пошел, вместе со всеми за загородку, а остался стоять снаружи, а потом и вовсе пропал с глаз долой.

Дверь отворилась. На высокое крыльцо вышел Егорыч. Строго и внимательно оглядел пришлых.

— Меченый, смотри, как две капли... Сын, наверно? — тихонько проговорил сзади Тайсон.

Меченый прикинул, что к чему. В такой избе, как знать, и двустволка могла на стеночке висеть, заряженная медвежьим жаканом.

— Слышь, мужик. Мы к тебе ничего не имеем. Батю твоего, или он брат тебе старший, мы лично не трогали. Он сам, от старости. Могу перекреститься.

Егорыч спросил без улыбки:

— Неужто крещеный?

— А то! — гордо откликнулся Меченый. — В церковь каждый месяц, и на Пасху с Рождеством хожу. Но ты нам зубы не заговаривай, парнишка у тебя ховается?

Из-за спины Егорыча выглянул Сева. Выглянул, и снова исчез в темной глубине сеней.

Меченый успокоился. Босс предупреждал, что парня может тут не быть, и дал наказ, чего в этом случае делать. Но он — тут, так что все в порядке.

— Давай без драки: мы парнишку не обидим, только с собой заберем. И тебя не тронем. И избу не спалим.

Егорыч покачал головой.

— Как же ты, Денис, думаешь, Бог тебе все прегрешения отпустит?

Меченого давно уже не называли по имени.

— Я не понял, при чем тут мои грехи? Попы отмолят!

— А давай, я тебе покажу, что тебе на том свете будет! — Егорыч скрестил руки на груди и прикрыл глаза.

Парни стояли и ждали команды Меченого. В три-четыре прыжка они достигнут мужика, не успеет он ни развернуться, ни спрятаться в хате. Однако Меченый молчал. Остальные трое стояли сзади него и не видели лица своего вожака.

Им счастье, что не видели. Ужасно было оно. Страшное видел Меченый. Тело парня, ввергнутое в каталепсию, стояло как вкопанное, но тронь — на бок завалится. Горло ему сдавило, будто железной хваткой, даже вздохнуть трудно, а уж выдохнуть и подавно. Лишь глаза жили. Они выдавились наполовину из глазниц, напитались кровью, сделавшись похожими на крашеные в луковой шелухе куриные яйца, а всю радужную оболочку поглотили зрачки. Может, зрачок на белок полез от боли — поди, разберись!

— Эа. Э-а...э...А-а-а-а-а-а-а!!!!

Как ударенный сзади косой по коленям, рухнул перед Солнцевым Меченый.

— Верую!! Научи, как жить?!!

Братки не понимали происходящего.

— Меченый, ты в себе?

А Егорыч четырежды щелкнул пальцами, будто положил крестное знамение, и сказал сакраментальную в своей простоте фразу:

— Будьте здесь и будьте там.

Всё. Бандюганы перестали видеть и слышать происходящие. Егорыч же обратился к их главарю:

— Денис. Это так и есть. Я вижу будущее. И это только половина из того, что тебе предназначено. Но ты будешь молиться всё отпущенное тебе время, и на твою долю останется только вот то, что видел.

— 'Только'?

— Коли ты бывал бы в церкви чуть меньше, сложилось бы еще хуже. А пока... Работай. Скоро сюда придут люди. Построй скит, учи пришлых слову божьему. Ты в храмах много что слышал. Дружки твои... Ты с ними построже, но почем зря не обижай. У нас тут на юге татары шибко лютуют...

— Чего?

— Подумаешь — поймешь. А мне пора. Созрел я.

— Чего?

— А этого ты не поймешь, можешь не думать.

И растаяла изба. Вместе с Егорычем и восковой фигурой Всеволода, так ловко сделанной Солнцевым из запасов своих бортнических.

Парни, разбредшиеся по лугу, пришли в себя, и с удивлением (и с облегчением) оглядывались.

— Что это было? — спросил кто-то.

— Всё была... правда, — ответил Денис грустно.

2

На этот раз падение в бездну Юрин перенес куда как спокойнее, хотя, чего греха таить, холодный сгусток в районе диафрагмы присутствовал. Ну не экстремал он, наоборот — сибарит, любитель пива, хорошей компании, преферанса по полкопейки за вист, чтобы не напрягал результат. Нормальный молодой специалист, вчерашний студент, а ныне — рядовой сотрудник 'полузакрытого' исследовательского центра...

Вот только выбора у него не оказалось.

Не успел Сева задать свой вопрос: нет ли, мол, у Егорыча, в заначке философского камня? Не договорил — перебил его будущий начальник, рявкнув:

— Пора! В три приклада!..

Местность, где теперь стоял Сева, нисколько не напоминала недавний дремучий лес. Господствовала унылая тундра: равнина, под ногами чахлая травка, кругом уродливые карликовые березы, островки лежалого снега, лужи-болотца. Холодный ветер гнал, с огромной скоростью, низкие облака. Вдалеке топтались какие-то крупные звери: может овцебыки, а то и мамонты — не разобрать.

Сева мгновенно продрог до костей. Приплясывал, хлопал по бокам.

'Давай, Егорыч, давай отправляй дальше. Замерзну к такой матери!.. А это еще кто?!!'.

Вовремя обернулся — сзади к нему приближались, короткими перебежками, два странных существа. Обезьяны? Или...

'Господи, помилуй! Только не это!'

Люди? Сева запаниковал: нет для человека более страшного противника, чем другой человек, чужак. А этих и людьми-то назвать — язык не повернется. Заросшие от макушек до пят рыжим волосом, с непомерно длинными руками, без шей, с сидящими прямо на плечах головами. Чудовищная помесь человека и зверя. Они явно собирались напасть. У Севы не было на сей счет ни малейшего сомнения, как не вызывал сомнений и итог: свирепые 'человекозвери', вооруженные дубинами, наверняка каннибалы, разделаются с ним в два счета!

Спасла, должно быть, одежда — 'троглодиты' не спешили атаковать столь необычного вида пришельца. В этом сером мире сини джинсы? Хм... Они резко остановились, перебросились несколькими гортанными возгласами, затем принялись орать громче, не иначе, созывая своих. Всеволоду, к счастью, не довелось узнать, верна ли его догадка. Вновь 'разверзлась земля' и продолжился стремительный полет сквозь тьму.

Наконец в глаза ударил ослепительно-яркий свет. Жаркое, словно в тропиках, солнце играло бесчисленными бликами на уходящей за горизонт водной поверхности.

Море! С небольшого пригорка Всеволод смог рассмотреть узкую полоску песчаного пляжа, гряду дюн, яркую, словно с буклета турфирмы, зелень низкорослых пальм, там и сям разбросанных вдоль берега. Курорт, и только. А вокруг — ну и ну! Ботанический сад, право слово: буйство тропической флоры самых невероятных цветов и оттенков. И звуки! Какофония фауны. Сочинение безумного композитора-авангардиста. Кваканье, вой, визг, рев наполняли влажный, перенасыщенный ароматами воздух. Недолго любовался Сева 'киплинговской' природой — последовал новый скачок.

А-а-а-а! Сева едва не захлебнулся. Вынырнул на поверхность и отчаянно замолотил руками. Кругом только соленая вода и ни клочка твердой земли. На этот раз он угодил прямо в море. За что же ему такое!

— Егорыч!! — отчаянно завопил Сева. — Помоги! Тону!!

Разве мог его, затерявшегося во времени, услышать оставшийся в тринадцатом веке начальник? Но случилось чудо — Егорыч откликнулся:

— Сева, что случилось? — Голос шел 'изнутри' сознания.

— Тут море!

— Не бойся! Продержись минуту, от силы полторы... Потом отправлю дальше. Ты пребываешь сейчас в мезозойской эре — сто пятьдесят шесть миллионов лет от нас.

'Продержись'. Легко сказать... Всеволод, вообще-то, неплохо плавал, но мешала тесная одежда, сковывала движения. Одно хорошо: вода была сильно соленой. Не как в Мертвом море, разумеется, а все же держит,.. пока. О чем еще толковал Егорыч... 'Мезозойская эра'... Так здесь что, динозавры!? Воображение нарисовало огромных хищных тварей, крадущихся из глубины, разевающих страшные зубастые пасти, готовящихся разорвать его на клочки... Непомерно долго тянулись полторы минуты.

Еще 'прыжок'. Юрин догадался, что продвижение в прошлое каждый раз ускоряется: тысячи лет, миллионы, десятки миллионов...

Еще не обсохнувший после купания в мезозойском море, Сева теперь утопал по колено в липкой вонючей грязи, держась обеими руками за ствол неведомого ему растения: то ли древнего бамбука, то ли хвоща. Густые заросли из таких же коленчатых, мачтообразных стволов закрывали обзор. Противная тварь, напоминающая стрекозу огромных размеров — до метра в длину, только без крыльев — таращилась иссиня-черными ячеистыми глазами. 'Стрекоза' оседлала кочку в двух шагах от человека и покуда не выказывала враждебных намерений. Сева, в свою очередь, старался не двигаться: 'Сиди, сиди. Я тебя не трогаю, и ты — не трогай'.

— Сева, живой там еще? — мысленно позвал Солнцев.

— Егорыч, миленький, когда уже конец!? Давай, возвращай домой,— взмолился Юрин.

— Потерпи, чуть-чуть осталось.

— Сколько 'чуть-чуть'?

— Полтора десятка миллиардов лет — всего-то делов,— спокойно ответил шеф.— Да, ты не боись — пролетят единым мигом. Попадешь на момент начала Большого Взрыва и, если верны расчеты ваших ученых...

— Как это, 'если верны'? — разволновался Всеволод.

— Ни в чем нельзя быть уверенным. Пока сам не убедишься. Ну, Сева, с Богом!

— Подожди! Как же я там бу...

Всеволод не успел спросить, чем ему там дышать, когда окажется в Космосе, да еще в момент рождения Вселенной, не спросил, почему прозвучало 'сам', если проверяет лично он, Сева, а не Егорыч...

На этот раз 'падал' не в абсолютной темноте: вокруг роились светящиеся точки. Разных оттенков: и яркие, и тусклые. Звезды? Их становилось все больше: рои светляков сливались в единый поток, громадную плазменную спираль.

Невесомый и нематериальный, Сева наблюдал со стороны грандиозную картину Рождения Мира, прокручиваемую в обратном порядке, как в скоростном просмотре видеокассету. Спираль сворачивалась в колоссальный клубок, который все время уплотнялся, превращаясь в шар, затем в точку, вспыхнувшую зажженной спичкой и погасшую...

IV. Погоня

1

В странном месте оказался Всеволод, пройдя момент Большого Взрыва. Тьма сменилась тусклым желтовато-белым светом, еле-еле проступающим сквозь невообразимо плотную завесу тумана. Любые звуки, казалось, должны глохнуть в этой вязкой газово-жидкой среде. И впрямь царило полное безмолвие. Под ногами — будто слой ваты. Грунт не грунт: слишком мягкий и пружинит, покрытие, может, искусственное — не разобрать. Куда занесла, опять, нелегкая?

— Егорыч, — осторожно позвал Сева.

Шеф отозвался не сразу. Всеволод начал нервничать: что если бросил его Егорыч? Слава Богу, начальник откликнулся:

— Сева, ты в порядке?

— Не знаю! Я в кисель какой-то попал. Вытянутой руки не видно.

— Не бойся! Иду к тебе.

Сначала появилось темное пятно, по мере приближения приобретавшее очертания человеческой фигуры.

— Егорыч?!

— Сева! Привет, друже!

Они обнялись. Сева едва не всплакнул.

— Егорыч...

Ком стоял у него в горле.

— Ну, ну, будет тебе. — Шеф легонько похлопал помощника по спине.— Да, почему ты меня всё Егорычем кличешь? Я — Михаил. Можно Миша.

— Как хочешь. Миша, так Миша. Куда мы попали, а?

— Сам толком не знаю. Должно быть иное измерение... Похоже, вселенная устроена гораздо сложнее, чем мы привыкли думать... Ладно, не время сейчас вскрывать тайны мироздания. Нужно выбираться.

Михаил растопырил средний и указательный пальцы буквой 'V', вытянул руку и стал неспешно поворачиваться вокруг собственной оси. В какой-то момент пальцы дрогнули, указав направление. Михаил сразу, без подготовки, принялся открывать 'окно': энергично рубанул рукой воздух сверху донизу и по горизонтали. В воздухе повисло сиреневое очертание креста, с перекладинами около двух метров длиной. Крест сначала медленно, затем все быстрее, стал вращаться, приняв вид дымчато-серого круга.

— Сева, ты первый, я следом.

И Михаил подтолкнул помощника к эфемерному 'окну'. У Севы захолодело все внутри, как недавно, при скачках во времени. Что ждет его 'по ту сторону'? В каком мире он окажется?

— Давай, давай! Вперед!— приказал будущий шеф и Всеволод, зажмурив глаза, шагнул в круг, как в пропасть.

Падения в бездну не последовало. Сева свалился и больно ударился коленом лишь потому, что неловко опустил ногу на неровную каменистую поверхность. Поднялся. Огляделся. Хвала Создателю — Земля! В том, что находится он на родной планете, у Севы не возникло сомнений, хотя местность была совершенно незнакома.

Горы. Он стоял у подножья скальной стены, уходящей вверх на черт знает какую высоту. 'Стена' была разрезана надвое широкой промоиной. Под ногами — довольно крутой склон, Повезло, что не скатился вниз: тогда бы не отделался ушибленным коленом. Местами торчали глыбы, величиной с небольшой дом. Каменистый склон заканчивался руслом речушки, петляющей между валунами и колючими зарослями. На противоположном берегу громоздились точно такие же скалы с каменной осыпью у основания.

Михаил возник прямо из воздуха. Тоже упал, встал, отряхнулся.

— Егорыч... Извини, Миша, тут горы, — проинформировал Всеволод.

— Сам вижу. Я так и предполагал... Ну, это ничего. Представляешь, если б где-то на пупе Земли мы вышли? Или на островах Гипербореи, а? Там ведь тоже есть 'окно'.

— А мы где? В Альпах? В Кордильерах? На Тибете? А может, Урал?

Михаил огляделся.

— Не думаю. Впрочем, зачем гадать, узнаем.

— Куда же теперь?

— Эх, Сева, Сева,— попенял старший товарищ. — Какое правило существует для заблудившихся в незнакомой местности, а? Не знаешь? Идти вниз по течению речки! Куда-нибудь она, да выведет: или к большей реке, или к водоему. В любом случае там должны быть люди.

Они съехали по щебенке, расходящейся 'веером' вниз от промоины, подвижной, словно рыхлый снег. Вдоль речки тянулась тропа, явно натоптанная. И не похоже, чтобы звериная. Значит, не совсем уж в диком краю оказались Михаил с Всеволодом. Только ведь не с любым человеком желательна встреча. Иной раз предпочтительнее дикие звери.