"Но не могу же я один пользоваться этим благом!" — размышлял он. Да, как он мог скрывать от товарищей необыкновенные возможности своего уникального меча Джавайна?
С вершины спускался по каменной лестнице Очерота — пользоваться ею приходилось не как обычно, а сползать под резкими порывами ветра ногами вперёд и не видя того, что внизу. Но когда жаворонарец достиг площадки перед пещерой и обернулся, то в глазах его появился в первый момент испуг: сияющая ровным серебристым светом фигура заставила старшекурсника схватиться за меч. Но потом он разглядел под этой полупрозрачной оболочкой лицо Лёна.
— Очерота, это я, — сказал тот на всякий случай.
— Смотри, Очерота, — продолжил Лён, показывая свою иголку, — эта штука дает защиту. Сейчас я тебе помогу.
— Это твоя иголка? — изумлённо спросил тот, едва шевеля обмёрзшими губами — даже жаворонарцам в этом мире оказалось слишком холодно. — Та самая?
— Которой носки штопать, — со смешком напомнил Лён.
Он провел своей волшебной иглой по рукаву Очероты, скользнул по заледенелой груди, по мокрым пятнам на спине, и вот фигуру жаворонарца заволокло серебристое сияние. Его лицо выражало изумление, он прислушивался к ощущениям, неуверенно заулыбался.
— Лён, откуда у тебя такая штука?! Почему ты раньше не помог нам?
— Я не догадался, — развел руками тот.
В самом деле, что за идиотизм? Столько лет владеть этой удивительной вещью и даже не знать её поразительных свойств!
— Моих пассов не хватало на то, чтобы высушить одежду в таком холодном воздухе, — признался Очерота, — я всё время был в мокрой одежде, — а тут всё совершенно сухое и тёплое!
Теперь его очередь лезть наверх, чтобы охранять подступы к горе. Попытка преодолеть лестницу серией прыжков тут же едва не привела к несчастью: при первом же перемещении он не сумел поймать ногами обледенелую ступеньку и чуть не сорвался с горы. Упасть отсюда равносильно смерти: даже превратившись в птицу, он не сможет сопротивляться силе бурана и его бросит на камни. Так что Лён оставил всякое лихачество и преодолел подъем ступенька за ступенькой, прижимаясь к ним, как зверь, при каждом порыве бешеного ветра.
Наверху действительно оказалось разрушенное строение, сложенное из больших камней, скреплённых раствором. Четыре обломанных столба и часть ограды остались от того, что некогда тут было. Может, в самом деле, ритуальное строение, а, может, наблюдательная вышка. Ветер здесь бесновался особенно жестоко, сметая напрочь даже намёк на снег — вершина совершенно свободна от него. Видимость невелика — всё пространство заполнено хаотично мечущимися вихрями, но гладкий, покрытый толстой наледью склон горы выглядел неприступным. Какими были твари, которых следовало опасаться, Лён не знал и потому был готов встретить что угодно.
Сидеть тут никак нельзя: ничего не видно, и он принялся бродить от столба к столбу, заглядывая вниз и видя всё одно и то же — длинные снежные хлысты, мечущиеся по склону горы и сливающиеся далее в сплошное месиво. Ему не было холодно и сыро, но ветер бил его нещадно — приходилось цепляться за столбы. Реально можно улететь в пропасть. Глядя на эту дикую пляску стихии, он задумался: и сколько времени это может продолжаться? Ведь всё время, пока бесится ураган, они заперты в горе, как мыши. Нет возможности поставить палатку, нормально поесть, выспаться, обсохнуть, согреться. Положим, при помощи своей иголки он может несколько облегчить бедственное положение отряда, но это не продвинет их к цели.
Мысли текли однообразно-тягуче, как будто мрачная пляска урагана заворожила рассудок. Здесь, на вершине, среди бушующей стихии, под однообразный рёв ветра он чувствовал себя безнадёжно одиноким. Воспоминания скользили перед его внутренним взором, а он отстранённо рассматривал эти картины-мысли. То, что было, и то, чего не было. Память о Гедриксе, который вплавился в его личность, переживания тех дней, что был он с Финистом, бледная сон-память о королевиче Елисее, который говорил к ветрам и был дружен со светом солнца и бледным сиянием луны. Северный ветер, Борей, был его другом. Северный ветер, северный ветер. Здесь вечный север, на этой Планете Бурь. И вечный, вечный ветер. Ветер, ветер, ты могуч...
Ветер, ветер, злой скиталец, холод ночи, стужа дня. Ты когтями ледяными истерзал всего меня. Что ты рвёшься понапрасну, что тревожишь сон земли? Дай проглянуть звёздам ясным, свету утренней зари. Успокой свои порывы, усмири свой буйный нрав, песен дикие мотивы. Ветер, ветер, ты неправ. Расстелись струёю мирной, отпусти усталый снег, и лети потоком тихим над землёй, замолкшей ввек. Слушай, ветер, мою песню, внемли, буря, мой приказ: Говорящий-со-стихией останавливает вас!
Сидящий под боком у горы человек, окутанный непроницаемой магической защитой, внезапно встрепенулся. Он приподнялся, держась руками за выступы в стене, и принялся оглядываться, ища источник нового звука, вплетшегося в однообразный вой ветра: откуда-то неслись диковинные звуки. Тягучее, нечеловеческое пение словно наполнило пространство, сделало воздух густым и вязким. На мгновение пережало горло и тут же отпустило, а вместе с этим опали, словно лишились сил, тугие, плотные потоки ветра. Воздух очистился и стал прозрачен, сверху проглянуло призрачное небо, которое остро прорезали звёздные лучи. Дышать стало легко, хоть стужа не отступила. Необыкновенная тишина опустилась на землю. И в этой кристальной атмосфере, в видимой до самого горизонта дали, вдруг обозначилось неясное движение.
— Тревога! — закричал Очерота, бросаясь в пещеру и будя Магируса.
В первый момент Гонда опешил, увидев над собой сияющую фигуру, он даже протянул руку, пытаясь со сна определить: живой человек перед ним или призрак. Но в следующий миг пальцы Гонды словно обожгло, а руку отбросило. Он вскочил, вмиг проснувшись.
— Румистэль?! — глухо вскрикнул магистр.
— Нет, это я, Очерота! — прокричал ему сияющий человек, — Атака, Гонда! Приближаются драконы!
От этого крика все проснулись и кинулись на выход. Там, в свете бледного дня, Очерота уже явно просматривался сквозь диковинную защиту. В следующий миг на площадке возник Лён, окутанный такой же прозрачной плёнкой поверх своего тулупа — неведомое поле скрывало обоих целиком, от макушки до пят. Но рассматривать их и задавать вопросы уже некогда: внимание всех привлекло быстро приближающееся движение.
— Почуяли, — едва переводя дух, сказал Валандер, протирая глаза.
От одежды тех, кто спал в пещере, начал исходить пар — это испарялась в ледяном воздухе влага.
— Так, ситуация усложняется, — проговорил Гонда, вглядываясь в быстро приближающиеся бледные силуэты, напоминающие извивающиеся щупальца спрута. Только было их, этих щупалец, слишком много.
— А я что говорил?! — воскликнул Валандер, — В это время года!
— Тише! — пришикнул на него Магирус, — Это не обсуждается.
— Парни, у нас есть ещё минут десять, чтобы обсудить тактику, — обратился он к студентам.
— А что это с ними такое? — удивилась Энина, указывая на Очероту и Лёна.
Магирус снова обратил внимание на этих двоих — казалось, даже забыл про ледяных драконов, стремительным аллюром приближающихся к группе — для этих тварей горы не были преградой: они легко перемещались по отвесным поверхностям.
Учитель остро глянул на одного ученика, на другого, словно не знал, с кого спросить за их странный вид. Но Очерота легко развеял сомнения магистра.
— Оказывается, у Лёна такая особенная иголка! — с жаром заговорил он, — Помните, ребята, я вам рассказывал про его иголку, которая никак не хотела с ним расставаться?! Тогда ещё Брунгильда пришла и...
— Оставим это, — прервал его Магирус, — сейчас не время. Лён, что у тебя за иголка?
— Так это мой меч, который вы зовёте Карателем, — растерялся тот.
Разве Магирус не знает о свойствах его оружия? Разве Лён не проделал однажды такое со своими друзьями — в тот раз, когда они несколько лет назад отправились по наущению Вещего Ворона к этой чёртовой Верошпиронской башне? Или Долбер ничего не рассказал о том, как они вчетвером порубали войско вурдалаков? Вот странно.
— Мой меч может подарить вам защиту, — молвил он, понимая, что открывает то, о чем никто не догадывался. И лучше бы оно оставалось тайной. Хотя непонятно, почему он так думает.
На глазах у Гонды и Валандера он провел послушно выросшим в руке мечом по рукавам, груди и спине Пантегри, и тот моментально окутался такой же сияющей оболочкой, плотно охватившей его одежду. Лицо жаворонарца отчетливо виднелось под едва заметным мерцанием. Так же быстро одел Лён в невидимые доспехи и прочих, включая Энину. Назревала драка, и нешуточная, судя по лицам магистров. Каким-то образом они всё же привлекли к себе драконов. Теперь внимание всех обратилось к приближающейся массе, в которой — теперь с близкого расстояния было видно, что твари эти не то что огромные — гигантские!
— Лён, это очень опасные существа, — тихо предупредил его Гонда, — если твой меч действительно может что серьёзное, помимо того, чтобы отправлять монстров в лимб, дай ему всю волю. Иначе мы можем кое-кого недосчитаться.
Сам учитель обнажил свой длинный дивоярский меч, вспыхнувший, как холодное пламя.
— Слушаете внимательно. Мы не избавимся от них, пока не истребим всех до последней твари. Прятаться в пещере бесполезно: они будут ждать хоть вечность. Эти твари обладают магией, их способ нападения: создание зоны разреженного воздуха вокруг жертвы. Температура при этом понижается настолько, что не может выжить ничто! Если вы попали под прицел более чем трёх труб — вам крышка! Самое разумное: раскрошить мечом устье трубы. Отсекать головы бесполезно — она всё равно будет тянуть воздух. Выкачанный воздух они отбрасывают пространственным переносом далеко — достаточно, чтобы создать область разреженного пространства. У нас очень мало места — это беда. Мы стоим кучей и являемся прекрасной мишенью. Ваше спасение — непрерывные прыжки в пространстве: с горы на гору, с точки на точку. Нигде не задерживайтесь более чем на несколько секунд. Вэйвэ, Энина — в пещеру! Мы отвлечем драконов! Парни, это не учебный бой! Мы вляпались жестоко!
— А я что говорил! — взвыл слабосильный Валандер.
— Смотрите! — свирепо бросил Гонда. — Вот так действовать!
В следующий миг он исчез с места, и тут же малая искорка мелькнула в воздухе в непосредственной близости от извивающихся, призрачных гофрированных труб, переваливающих через ближайшую гору.
— Почему мы не можем перенестись отсюда прыжком? — вскричала Энина.
— Потому что они почуяли нас, — едва переводя дух, ответил Валандер, не отводя взгляда от вспыхивающей точки — та перемещалась непрерывно, и отчего-то движение драконов замедлилось.
— Идите в пещеру, магистр, — сказал Пантегри, также неотрывно наблюдая бой Гонды.
И испарился с площадки.
Не дожидаясь Дияна и Очероту, Лён задал себе точку обзора — вершину горы, где провел несколько часов в дежурстве — и в один миг пересёк пространство.
В прыжке его вынесло в непосредственной близости от гигантской шеи дракона — за долю секунды, что потребовалась на решение Лёну, эта чудовищная гофрированная труба стремительно переместилась. Вместо того, чтобы вынырнуть на достаточной высоте и оценить обстановку, Лён оказался слишком близко. Он не видел остальных и не слышал их. Широкая, как труба газопровода, шея оказалась необыкновенно подвижной — за счет колец, укрепляющих её полупрозрачные стенки. Шея дракона походила на шланг пылесоса, только чудовищно огромен был этот шланг.
Среди шей, извивающихся с лёгкостью щупалец анемоны, дивоярец почувствовал себя мухой, попавшей в аэродинамическую трубу. Он начал неудержимое падение к основанию, откуда выходили эти трубы. Он потерял ориентацию и не понимал, куда ему надо переместиться, чтобы выйти из опасной близости. Там, внизу, жадно разевали рты короткие отростки, в жерла которых он пролетит, как ласточка под пролёт моста. Где небо, где земля?!
Сработал внутри него какой-то предохранитель, и дивоярец в полёте мгновенно перевернулся и обратился соколом. Птица взмыла вверх, проскочила слепо мечущиеся жерла труб, в которые со свистом уходил воздух, ловко сманеврировала и пошла в атаку. На лету дивоярец обернулся человеком, вонзил свой меч Джавайна в кольчатую стенку драконьей шеи, и всей силой инерции его понесло вниз, а следом за ним расходился широкой щелью разрез. Потоком воздуха его отбросило в сторону, но он опять прямо на лету обернулся птицей и снова взмыл. И раз за разом он налетал на эту шею, разрезая её вдоль на полосы, пока она не потеряла прочность и не упала. Это было лучше: он расчетливо и прицельно атаковал одну трубу, доводя её до полной немощности. Сколько было там драконов — он не знал. Скольких порезал — неизвестно. Как заведённый, он брал цель и сотни раз в минуту оборачивался то соколом, то человеком. Внизу копошилась какая-то непонятная масса, хлюпали дыры, засасывая обрывки собственных тканей — дракон выбрасывал в пространство самого себя! Он давился собственными шеями!
В очередном взлёте острые глаза сокола увидели, что вокруг огромной массы, заполнившей собой глубокую впадину меж вершин, больше не мелькают вспышки — дивоярцы прекратили атаку. Откуда-то в воздухе взялась совсем рядом сова.
— Отлично, Лён! — хрипло проклекотала она, — Правь обратно на гору.
— Да, вот это Каратель! — едва переводя дух, воскликнул Пантегри, во все глаза рассматривая тонкий и узкий клинок, который никак не тянул на мощное оружие, а выглядел скорее изящной игрушкой.
— Что он сделал лучше, чем вы своими мечами? — удивился Лён.
— Скажешь тоже! — с жаром вступил Очерота. — Я едва мог с нескольких ударов перерубить одно кольцо, а ты на лету резал шею, как бумагу! Прямо ехал на своем клинке!
— Ты бился по-другому, Лён, — заметил Диян, — нас не так учили.
— Вас учили? — не понял он.
— Да, мы прошли тренировочные бои в монстропарке, — ответил Пантегри. — Мы знаем, что такое ледяной дракон.
— А почему я не знаю?
— Ты в это время служил в Сильвандире. Мы знаем теорию и отработали практику на живом драконе. Правда, он лишён магической железы и воздух не перебрасывал, а только мотал шеями. Да и рубили мы его деревянными мечами — очень трудно достать подобный экземпляр.
— Да уж, это очень старая самка, — подтвердил Валандер, — ей тысяч пять, наверно, а она все хоботами машет. Ну ты и здорово сражался, Лён! Я не утерпел и вылез из пещеры!
— Это новая тактика, — с явно потрясённым видом произнёс Магирус, во все глаза глядя то на лицо Лёна, то на его меч. — Но никому не советую следовать ей: так быстро менять образ не всякому под силу. Я вот не смогу — мне нужно время, чтобы обернуться птицей.
Его хвалили, а он был ошарашен. Такое чувство, словно его в чем-то предали те, кому он доверял безоглядно: любимый учитель и лучшие друзья. Его взяли в опасный поход и не предупредили о том, что может случиться в нём. Он знакомится с ледяными драконами только в момент их нападения. Краткий инструктаж Магируса едва ли мог восполнить нехватку практики. Он отстал от группы, а те проходили занятия в монстропарке. Не слишком ли Магирус понадеялся на его Каратель?
