По пути я грыз сухари, розданные в качестве сухого пайка Докой всем — даже Шишиге удружил. Разбойник схрумкал их за милую душу, и теперь косился на мою пайку и на меня исподлобья. Я шёл за ним с "укоротом" на груди, осознавая: если кто устроит засаду на нас, страхолюд, первая стрела — и не одна — моя. Народ, он же люд, здесь лихой, и разбойниками можно окрестить кого угодно — всё-таки дикий мир, никто не станет разбираться, что за прохожий возник у тебя на тропинке, тем паче посреди дебрей в глуши, проще убить и забрать себе хабар чужака. Поэтому я сунул себе лопатку рукоятью за пояс, прикрыв её плоской, металлической частью живот. Всё надёжней будет. Хотя как знать, если сразу не убьют, потом кишки захотят выпустить при допросе — мол, откуда мы такие взялись, страхолюды, и куда путь держим? И ведь идём к жихарам.
Ну нет у меня никого доверия им, раз у нас разбойник — проводник. Он, либо один из них, либо заодно с ними. Надеюсь, и очень: Дока это понимает, а все, кто с нами в одной "упряжке".
Шишига подтвердил мои опасения. Если б разбойник попытался сбежать или хотя бы предпринял попытку, то нам особо нечего опасаться у жихарей, но ничего подобного. А может мы просто застращали его своим оружием? Конь тогда при "снайперском" выстреле поразил не столько разбойника, убитого им, сколько его подельников, ну и нас, попутчиков, в том числе.
Попутно я вспомнил: не всех разбойников мы повалили — многие сбежали. И на их месте я бы постарался отомстить за погибших товарищей. У нас ведь хабар. А по Задорнову товарищи те, кто издревле кричал: "Товар ищи!"
Вот иду и ищу глазами тех, кто, возможно, украдкой следит за нами, но никого не вижу, на слух тоже ничего путного уловить не могу, как ни пытаюсь, рокот движка "бэтээра" с выхлопными газами перекрывает все иные. Иной раз не сразу слышу, что мне талдычит Шишига.
— Шнеля, бандит! Как говориться по-русски: уёбэн зе бите на хауз!
Шишига таращится на меня во все глаза. Перевожу:
— Веди нас к жихарам, да поживее! Ну, шибче! Шибче...
Топтаться медленно, едва ли не на одном месте, мне не с руки, скорость — наш главный козырь. Волка ноги кормят — разбойников тоже.
Мы всё дальше от разбойничьего сруба, и надеюсь, всё ближе к людному или людскому поселению жихарей. Больно охота остановиться там у них, и разобраться что тут и к чему, а почём нынче фунт лиха, ну и беда начала.
Шишига скалится, отказываясь работать на "дядю" без хабара. Чисто собака, одно слово — дикарь. Прикармливаю, как могу — кидаю сухарь, но понимаю, как только закончатся харчи, эти люди и прочая нелюдь схарчат нас. Кто знает, может они людоеды. Папаня сам говорил: язычники они. Значит, и жертвоприношениями своим богам не гнушаются. Для них это обычная практика кого-нибудь зарезать. Ну так и мы маленько можем поубивать тех, кто невзлюбит нас — делом доказали Шишиге и тем, кто отправился на тот свет, хотя разбойник настаивал кремировать их в наилучших традициях захоронения по здешним порядкам. Да переводить "допинг" — оно же топливо для "бэтээр" — на сии непотребные нужды Дока запретил, как и рыть могилы им — торопился.
— Далече обитают жихари? — озадачил я вопросом Шишигу.
А опосля он — меня:
— Вёрст гакать придётся — О... — махнул разбойник рукой над головой.
Я обернулся назад, взглянув на Доку с надеждой: бригадир внимет моим мольбам, и остаток пути проделаем в "бэтээре". Но нет, а иным видом транспорта не разжились. И почему разбойнички пешкодралом напролом по дебрям передвигались?
Я поинтересовался у Шишиги, не рассчитывая, что разбойник вдруг станет откровенничать со мной. Но всё же за спрос не бьют в нос, а тут сразу убивают.
Как знал, а спинным мозгом чувствовал.
В живот прилетела стрела, звякнув о лопатку. Я упал, как подкошенный. Дока прикрыл, наехав на меня "бэтээром", и я залёг под днищем, выискивая в прицел "укорота" разбойничков.
Шишига растворился в зарослях дебрей, как давеча призрачная тварь, а я так хотел отплатить ему тем же за его "добро" — проявил "сердобольность" в отношении иного лихого люда, обстреливающего из луков моих спутников внутри "бэтээра", и, выбивая стёкла стрелами.
— Нарвались! Засада!
Дока застопорил ход, не желая бросать меня, тогда как мне самому следовало подтвердить: я не убит, ещё жив — выстрелил одиночным, и добавил, зацепив одного из разбойничков, рухнувшего с гортанными хрипами из-за пробитой грудины наземь. И тут же скользнул за колесо, обозначив себя для лесных бродяг вновь достойным противником.
— Хватайся за днище! — предупредил Дока.
В конец озверел бригадир. Так он сам, раньше разбойников, убьёт меня, едва "бэтээр" налетит на ухаб, и я разобью себе голову — предпочёл подсократить поголовье разбойников. Не успел, Дока бросил меня, опасаясь за колёса, всё же остановился, позволяя мне прыгнуть на крышу в "гнездо". И я ещё раз пальнул очередью из "укорота" наобум, надеясь: разбойники с Шишигой получили на шиши, и больше не станут гоняться за нами по дебрям. Ну не дураки ж они, должны понять: с луками и стрелами (пока у нас имеются патроны к огнестрельному оружию), им ни за что не одолеть нас, как бы сильно не хотелось и не свербело в одном месте. А напали вновь из чувства мести.
Вроде оторвались — разбойники отстали, оставшись вдалеке на месте засады.
* * *
— Упустили! Вот я тя, Харя... — зашёлся Шишига, тряся за ворот одного из подельников — не удержался и двинул кулаком по роже. — Куда смотрели, а? Я вас спрашиваю: куда? Такой куш упустили! Догнать! Схватить! И...
Сплюнув кровавый сгусток, Харя недовольно поморщился, однако распускать руки, как Шишига, не стал — против атамана шайки не попрёшь, у него власть и сила. Одно понял: зря он не одарил его стрелой, а страхолюда, следующего за ним впереди некой страной кибитки, и передвигающейся сама собой без тягловых животных. Но на то и страхолюды, чтоб удивлять простой люд, даже такой лихой как лесные разбойники.
Никому из дикарей больше не хотелось сталкиваться с ними — страхолюды за две стычки не понесли потерь, зато разбойники до трети шайки и всё убитыми, с чем не желал мириться Шишига — жаждал отомстить им, во что бы то ни стало, не считаясь ни с собственной жизнью, ни разбойничков.
Поостыл, но не успокоился, наказав срезать дорогу, по которой от них на самоходной "кибитке" удирали страхолюды, неспроста выведенные им сюда. Он знал, куда они катили, и у него там, среди жихарей, был свой люд.
— Всё одно достану! Я, буду не я!..
Глава 3
"За буйки не заплывать — чревато!"
Прижимаясь к колесу, я не спешил высовывать голову, позволив Доке отогнать "бэтээр" на приличное расстояние; наконец-то перевёл сбившееся дыхание. Но едва мне на глаза попалась стрела — оперение в непосредственной близости, — меня снова бросило в озноб. Жаль не внутри со всеми, а снаружи на крыше, иначе быстро б заглушил чувство страха. А без этого никуда — дикий край.
Нет, и правда, куда это мы попали? Навигатор Доки "сдох" и не светился с той самой поры, как мы заехали в дебри. И мобильный он проверял утайкой от нас ни раз, но не только я подметил это — все. Тот же Конь пытался позвонить куда-то, когда мы сидели с ним на крыше в первый раз — и тщетно. Связь с прежним миром — привычным для нас — внезапно оборвалась. Получается, назад пути и впрямь больше нет. Что и подтверждали твари, затем иные — в лице разбойников. А как я понял: для нас любые здешние жихари, какими бы мирными они не были, будут чураться нас или кидаться, как на тех, кем и обозвал Шишига — страхолюдами.
И чего с нами не так? Ах да, одеты мы не так, как они. На мне, например, камуфляж — моя прежняя военная форма, и служила мне одновременно рабочим костюмом и одёжей по жизни — не маркая, и неприметная. Такая здесь мне и нужна. Да и чего греха таить: жизнь наверняка спасла, поскольку стрелять разбойнички умели — стёкла в "бэтээре" повыбивали на раз. Нет, я тоже не стоял как истукан, и крутился, как белка в колесе, но с "укоротом", отстреливаясь из-за укрытия. А будь я в рабочей робе яркого окраса, не спас бы и "бэтээр" — нашпиговали б стрелами подстать дикобраза с иглами.
Надо успокоиться, — старался я унять дрожь в руках, стуча зубами, пока не сжал их до скрежета эмали. И новый ухаб заставил их затрещать.
Удерживая равновесие, я схватился рукой за край колеса, и пальцы непроизвольно вцепилась в стрелу — выдернул, отвлекаясь от жуткой действительности, и осмотрел наконечник. Хм, не каменный, и не бронзовый, а железный или даже стальной.
Проверять его остроту нечего и думать — на ухабах недолго пораниться. Да и потом, кто знает: вдруг лихой люд смазал наконечник ядом?
Мой взгляд скользнул по древку к хвостовому оперению, выполненному из неброского окраса перьев — подобраны и подогнано идеально.
Эх, раздобыть мне побольше таких вот трофеев, а к ним лук, да самому заделаться разбойником с большой дороги — в будущем, если что вдруг и дальше пойдёт не так у жихарей. И жили они со слов Шишиги на погосте.
Слово-то какое нехорошее и звучало устрашающе, как место захоронения, нежили человеческое поселение.
Я увлёкся размышлениями и не заметил, как "бэтээр" остановился и Дока объявил привал на пару минут — в баке закончилось топливо, иначе бы мы гнали дальше среди дебрей по узкой нахоженной тропе, указанной нам сбежавшим разбойником. И сделал он это явно не из благих побуждений — нам стоило ожидать погоню. О чём я заикнулся бригадиру. Сомневаться не приходилось, как и тешить себя надеждой: мы испугали лихой люд — вряд ли разбойники откажутся от нашего хабара. Шишига на всё, чем обладали мы, смотрел широко открытыми глазами, но рот старался держать закрытым и не болтать лишнего без нужды.
Я не стал спрашивать у Доки: что будем дальше делать? Знамо дело что — катить по тропе до тех пор, пока не упрёмся в погост или ещё куда. Но никто меня не прельщал здесь, и рассчитывать нам на благосклонность люда не приходилось. Да и вообще, я сомневался, что со здешним населением можно договориться, зато Папаня уверовал окончательно: пора привнести в мир дикарей закон Божий с десятью заповедями (не убий, не укради и т.д. и т.п.). И я вроде, уже сильно нагрешил по жизни — у нас вышел косяк с (ни в чём неповинным) людом.
Это он мне — неслабо так предъявил!
— Было бы лучше, окажись на месте убитых бродяг мы сами, Папаня?
— Грех радоваться чужому горю, Валентин!
— Защищать себя с оружием в руках — моя прямая обязанность! Я присягу давал, если на то пошло, Папаня!
— Тоже верно, но...
— Да ну тя... к лешему! Скоро патроны закончатся, и тогда твоя мечта (идиота) осуществиться — дикари возьмут нас голыми руками! Вот и посмотрю на тебя, как ты запоёшь у них под пытками или на костре, принесённый в жертву языческим идолам!
Достал.
Мне ещё повезло, что привал получился коротким. Залив в бак топлива, Дока скомандовал:
— По местам!
Я двинул на крышу в "гнездо", отобрав мимоходом у Коня очередную стрелу. А таких у нас в "бэтээре" хватало. И наконечники не ломались. Как я мельком заметил: в салоне торчало ещё несколько хвостовых оперений. И мысль о луке у меня стала навязчивой.
Ну почему тогда на поляне у сруба, мы не прибрали к рукам оружие разбойников? Сам себе удивляюсь — лишним бы точно не было. Даже если б биться им не стали, всё одно бы для обмена пригодилось с теми же жихарами на погосте.
То, что пешкодралом напролом через дебри до них было прилично вёрст со слов Шишиги, на "бэтээре" преодолевалось нами много быстрей, соответственно в скором времени мы просто обязаны упереться в погост, но вместо этого преградой нам послужила река без наличия переправы.
Про мосты тут отродясь не слышали или не заморачивались трудностями по их возведению.
— Искать всем брод, — наказал Дока.
— И кто полезет в воду? — дёрнуло меня сказать это.
Ну да, я ж самый молодой. Кто ж ещё?
Дока, прямо сама любезность, ещё предложил мне постеречь "укорот". Ага, так я ему его и отдал. Не дурак, понимал, на что он подписывал меня. Неужели я не нужен ему после всего того, что было? Когда я единственный, кто помог ему отбиваться с оружием в руках от тварей и лихого люда.
Быстро же он отказался от меня, записав в "балласт"; впервые уступил мне, понимая: если в реке водятся хищные твари, как в лесу — "укорот" сгинет вместе со мной.
Снова затеял махнуться оружием, предлагая мне ПММ Коня.
— Чтоб я не мучился долго и мог сам застрелиться, да?
Никто из спутников не засмеялся. Да мне самому сейчас не до шуток и уж тем более дурачества.
— Лады, мужики, — бросил я напоследок. — Если что — не поминайте лихом.
— С Богом, — положил на меня крестное знамение Папаня и забубнил молитву.
Уже за это ему отдельное спасибо — замаливает за меня грехи и всех остальных — пытается. Другое дело: получается или нет — сейчас и проверю на собственной шкуре.
— Шаляй... — вырубив шест, Аким сунул его мне.
Хм, вроде как проявить сердобольность. Ну-ну...
— Валяй, — Багор напутствовал меня. — Мы с тобой!
Ну да, только они останутся на берегу, а я лезу в реку, и не уверен: если стану тонуть, кинуться вытаскивать меня. Скорее потребуют кинуть им автомат.
Проклятая человеческая натура — в голову лезли нехорошие мысли, и одна хуже другой. Хотя б одна, как спасительная соломинка или искра надежды на благоприятный исход, но нет, возможно, интуиция, которую принято называть шестым чувством или инстинктом самосохранения, предупреждала меня: оставь надежду, удача отвернулась от тебя, и там, куда собрался, давно ждут с открытыми ртами полными клыков, таращась из воды рептилии.
Перевожу "укорот" в боевое положение, и держу указательный палец правой рукой на спусковом механизме, а левой — проверяю шестом глубину у берега. Мелко, но промерил небольшой участок перед собой, ткнув раза два или три, не придавая большого значения.
— Да иди уже... — не выдержал Конь.
— Прикроем, ага, — заверил Дока, пытаясь успокоить. Да ему не обмануть меня. Кто-то же из них прикрывает с тыла "бэтээр" от возможного нападения разбойничков. В лесу может орудовать не одна банда, а несколько. И мне будет обидно до слёз, если найду брод и окажусь на ином берегу один против новой ватаги дикарей. Тут и "укорот" не поможет.
Нога погрузилась в воду — замочил штаны и обувь. От досады заскрежетал зубами, чтоб не стучать ими. Колени предательски подгибаются, дрожь в руках усиливается, глаза рябит от течения реки. Оно здесь быстрое, пускай и течёт по ровной местности без заметного перепада высот. То ли где-то поблизости водопад (ниже по течению), но я не слышу грохота из-за падения толщ воды вниз с обрыва, то ли возвышенность (и выше по течению). Продолжаю идти, озираясь в поисках того, кто давит меня злобными очами, иначе бы не страшился так непонятно чего, а давно перешёл реку в брод. Не такая уж большая она — метров двадцать в ширину.
Оступаюсь, нога попадает в рытвину, и я проваливаюсь по колено в реку. Да ничего страшного пока не происходит. И вновь нарываюсь на очередную рытвину, снова оступаюсь, но удерживаю равновесие за счёт шеста. И опять пренеприятный сюрприз — шест уходит неожиданно на метр или больше в реку. Тяну назад, а вытянуть не могу — дёргаю, и его у меня выдёргивает некто. А кроме речной твари, рванувшей с такой силой, что не разожми я пальцы, сорвало бы мне с них кожу, никто не смог бы.
