— Угу, — сказал я так, а никак иначе, опасаясь: тут же объявятся, и тогда тайна будет раскрыта. А оно мне надо пока? И вообще? Пускай потом сюрприз будет — всем без исключения! Ведь обещал им приключения — так получите! На то я и сэр Чудак!
Да, кстати, тем, кто не забыл здесь про меня: смотрите, и не говорите, что не видели, а ещё такое увидите — не пожалеете! Усмехаться будете, пока не околеете! Это я, сэр Чудак, вам гарантирую!..
"Молодец, Чудак!" — кивает Желанна мне.
Ещё бы сказала — мужик!..
* * *
Пустошь. Шакальи Земли.
Дорога была трудной не по тому, что преодолеть предстояло огромное расстояние, просто земли, в которые отправился небольшой отряд халдеев, имели дурную славу на Окраинах Империи, и лежали за её пределами.
Полноводную реку кое-как преодолели едва ли не вплавь, стараясь не брать с собой большие тюки, но всё же на горбулях тащили кое-какие мешки, а в них что-то довольно тяжёлое.
— Поспешай... — то и дело огрызался атаман на кучку халдеев. — Шевелитесь, увальни!
Подельников при нём было что-то около чёртовой дюжины, и все облачены в доспехи, как настоящие легионеры — не гвардейцы, но всё же лучше, а прикрытие что надо — но на этой стороне Окраины, с иной — голая и безжизненная степь-пустошь, если не знать, что такое псы с шакалами, и на что они способны.
— Собаки...
— Где? — завертел головой атаман, вместо того, чтобы вжать её в плечи и повернуть конвой вспять — назад к реке.
Брод вроде бы перешли без особых изъянов, и с маршрута не сбились — всё, как того требовали обстоятельства и одна одиозная личность, имевшая непосредственную принадлежность к Ордену.
"Цензора бы сюда самого!" — подумалось Хвату. Когда сам не понаслышке знал: подними он всех своих халдеев, ему всё равно не выполнить поставленную перед ним задачу. Тут, как минимум, требовался легендарный корпус Атрия, если не вовсе с пятью легионами Гвардии сверх того. Да и то переходить с обозом** от лагеря до лагеря, составляемого из возов ведомых турагами**.
Впору было утонуть при переправе. Да в брод пошли. Хотя иной раз некоторые "умельцы" и в кружке пойла тонули, захлёбываясь собственной кровавой слюной.
Не отрывая подзорную трубу от лица, Хват сверлил пространство пустоши вокруг себя и группы поддержки.
— Шакалья вольница... — процедил он зло сквозь зубы.
И нигде никаких следов этих самых псов, даже намёка на то, что это их земли, и здесь они полноправные хозяева, пока не наткнулся на один такой "дорожно-пограничный" указатель — кол со скелетом на нём в проржавелых доспехах.
— Чу...чело! — вскрикнул атаман, заставляя ватагу халдеев застынь подобно истуканам Хир-да-Раса и окаменеть.
— Вот что ждёт нас здесь всех, — зашептались и зашушукались чуть погодя все халдеи без исключения.
Им уже не требовались золотые горы Ордена, щедро одарившего их авансом, выделив Хвату порядка десятка монет на каждого халдея при нём. А ему так и вовсе отвесили сотню. Тогда как он схитрил, раздавая ватажникам гроши, пусть и в туго набитых мошнах*.
* мошна — кошель-мешок.
— Вот я вас самих, собак! — брызнул едкой слюной Хват.
Его вперёд гнала не столько жажда наживы, сколько чувство мести. Да и потом у халдеев при себе имелись прекрасные дары для шакалов. Уж себе-то он точно купит за них жизнь. А был ни раз наслышан о том от престарелых халдеев и торгашей, как некоторые из них имели немалую выгоду при "общении" с кровожадными псами.
"Если они, конечно, не наврали, и в том есть хоть малая толика правды — ещё не всё потеряно... для меня!" — твердил Хват как "Отче Наш" сию фразу, используя на манер молитвы в качестве оберега и заговора одновременно.
Отмахав прилично вглубь шакальих земель от реки, халдеи намотали порядка десятка вёрст, и уже покрыли второй, когда решили остановиться и заодно осмотреться: не идёт ли кто следом по их пятам? Тогда смысл продолжать изначально никому не нужный путь. В Ордене можно было соврать: дескать, собаки словно вымерли, не подпуская к себе на обзор подзорной трубы. Но одно дело думать так здесь, и совсем иное — набраться смелости там, в застенках околотка Ордена, где из тебя в любом случае и при любом раскладе вытянут правду вместе с кишками и жилами.
Расправив палатку, Хват пожелал уединиться там вместе с мешками-дарами, сунув приспешнику подзорную трубу.
— Смотреть мне в оба, — поднёс он кулак ему под нос. Зря только старался и грозил, все ватажники при нём понимали, чего им всем будет стоить недогляд. Хотя с иной стороны, смысл, если псы пожалуют сюда к ним. На то и собаки, а шакалы есть, были и останутся ими до скончания века каждому из заклятых врагов.
Остановившимся на привал, впору было вывешивать белый флаг, или Хвату подать иной сигнал — условный — и оговоренный заранее с цензором.
— Чтоб его! И того, из-за кого я полез в эту задницу! — приспустил Хват поножи*.
* поножи — штаны.
За голый зад его и взяли те, кого прозевали халдеи. Снаружи также раздался щелчок хлыста*. И на шее стража-ватажника затянулась удавка, свалив его наземь. Напарник тоже рухнул, не сумев подать сигнала. Да и вообще никто из халдеев не успел закричать. А если бы и попытались, их голоса всё одно потонули бы в лае, больше похожем на рыки с воплями.
*хлыст — плеть длиной в три метра, сплетённая из прочной и эластичной кожи с утяжелителем на конце, как у кистеня.
К ним пожаловали хозяева Пустоши, карая нарушителей, перешедших все допустимые границы, а не только ареала обитания псов.
— Агр-ры... — раздался злобный рык. — Гладкомордые...
Глава 3
Узилище. Застенок Ордена.
До слуха донеслись отзвуки мерно приближающихся шагов. Идущий не таился и был уверен в том, куда шёл и к кому. Та, кто была схвачена и заточена в темницу, напряглась, готовая вскочить и вцепиться своему мучителю в лицо, вдруг поняла: не заметила стягивающих пут на руках и ногах. Про боль в голове даже не вспоминала, хотя та постоянно напоминала ей об этом: она — пленница — чья-то заложница. В чём не приходилось сомневаться, как и то, что на такую подлость с ней, а точнее хитрость, могли пойти исключительно сподвижники или слуги Ордена.
Запор на двери с иной стороны щёлкнул с характерным металлическим отзвуком при отпирании, и она отварилась безо всякого скрипа.
Для начала узница желала знать: где она? А уж потом и всё остальное: почему здесь, и всякое такое, что взбрело ей в голову момента, как очнулась, придя в сознание.
На пороге возник силуэт надзирателя, покрытого кожаными доспехами с металлическими пластинами, его лицо до носа месте с глазами скрывал капюшоном. Единственное что смогла разглядеть отчётливо узница — зловещую ухмылку.
— По какому праву... — вскричала она, — меня заточили сюда?
— Заткнись, тварь, иначе мне придётся воткнуть тебе кляп в пасть!
— Да как ты смеешь разговаривать в подобном тоне со мной? Ой...
Получив удар ногой в живот, узница скорчилась и застонала.
— Добавка нужна?
Узница заскрежетала зубами, стараясь не всхлипывать, в то время как на глаза навернулись слёзы. Вот их она уже не могла сдержать при всём желании.
"Погоди, мерзавец! Ты ещё поплатишься — сразу, как только до тебя доберётся..."
"И не надейся!" — оборвал надзиратель узницу.
— Это мы ещё посмотрим! — выдала вслух она.
— Будешь вести себя разумно и подобающим образом — исполнять всё в точности, что я велю тебе — мне не придётся прибегать к телесному наказанию!
— Не дождёшься!
— Тогда сама дождёшься у меня! — сверкнул зубами надзиратель, и вышел, не удосужившись развязать путы на руках и ногах узницы.
Та сама занялась ими, пустив вход зубы — и толку — они оказались основательно затянуты, и так просто их не ослабить, да и не перегрызть — внутри находилась тонкая стальная нить. Но ей всё равно надо было чем-то занять себя, дабы изначально не сойти с ума. Вот узница и решила помучиться немного для начала.
Некоторое время спустя надзиратель вновь проведал подопечную, и снова язвительно ухмыльнулся.
— Зря стараешься, — выхватил он кривой клинок, заставляя узницу вжать в страхе голову в плечи.
Нет, перехватывать в горячке длинную и красивую шею гордячки, он не торопился, она требовалась ему живой, иначе бы её сразу пустили в расход — ещё при захвате.
— Зачем я потребовалась вам? — молвила узница, затаив дыхание, едва с рук спали путы, перерезанные одним резким взмахом клинка надзирателя, убравшего его в ножны.
Срезать путы с ног, он пока не собирался, делая намёк: всё одно не сбежишь — даже и не пытайся — оставь надежду!
Вместо этого надзиратель молча грохнул на пол кадку с жидкостью и вышел.
Проводив его испепеляющим взглядом, узница ринулась к вожделенному источнику влаги. Повеяло тлетворными зловониями.
— Мерзавец! — зашлась неистово она, не видя и не слыша, как надзиратель, удаляясь по коридору, усмехнулся самодовольно про себя, притащив ей вместо воды кадку мочи.
Узница едва не развернула её в сердцах, спохватилась, понимая: зальёт пол, и тогда негде будет лежать. В узилище даже подстилка отсутствовала как таковая — ни в одном углу на полу не было даже сена или сухого мха. Да что там — намёка на охапку. Она оказалась заперта в каменном мешке без окон, а потолок терялся во тьме замкнутого пространства.
На узницу снова нахлынуло уныние, доведя её до отчаяния. Некоторое время спустя она собиралась завыть, когда вновь открылась треклятая дверь, и на пороге объявился истязатель.
— Уже умылась?
Не ожидая ничего хорошего, узница не удосужилась поднять на него ни то что голову, но и глаза.
На пол опустилась что-то твёрдое. И дверь затворилась. Шаги надзирателя стали удаляться. На мгновение узнице показалось, что с издёвками покончено, подползла к новой посудине.
Рука угодила в липкую и тягучую массу. Истязатель подсунул ей нужник*.
*нужник — горшок.
Что ещё можно было ожидать от него — не миску же с едой! Ведь от неё добивались покорности. Ну что же, она сделает вид, будто уступила им — он сломал её — и только-то, не более того. А дальше...
Дальше будь, что будет, но она не останется тут, и при первой же возможности попытается бежать, даже если эта попытка окажется в последствии сущей пыткой и её ждёт дыба — значит, так тому и быть! Она не сдастся, не сломится, будет драться, даже царапаться и кусаться, если понадобиться — пойдёт на всё, лишь бы стать вновь свободной. Даже если свобода в случае с ней — смерть!..
* * *
Земгор. Ставка Кесаря.
— Собирайся, полетели! — услышал неожиданно диктатор от триумфата.
— Вот так сразу?! — изумился Иерарх Ордена на предложение Кесаря.
— А чего тянуть кое-кого за то самое? Ты не у себя в Ордене и не в цивилизованной части Империи, здесь Окраины — промедление означает смерть! — напомнил Ил-ла-Рих, не позволяя братцу осмотреться у себя в Земгоре и ненароком подсмотреть кое-что, чего не следовало бы вообще когда-либо узреть в будущем. — Дождись меня — никуда не исчезай!
— Да куда я денусь, братец, — усмехнулся Ир-ра-Рих наиграно, ожидая удобного момента остаться в одиночку в покоях конкурента за абсолютную власть в Империи.
Кесарь лишний раз затеял проведать братца на вшивость: как тот поведёт себя?
Едва он покинул его одного, тот завертел головой по сторонам — уставился на постель. Там кто-то прятался.
Диктатора разобрало любопытство. Одёрнув покрывало, Ир-ра-Рих отскочил стрелой к стене, оказавшись загнанным в угол.
— Тва-а-арь... — услышал Кесарь вопль, разнёсшийся по коридорам башни.
Встретить захра вместо наложницы-телохранительницы в постели у Кесаря, Иерарх Ордена точно не ожидал, как и то: брат занимается скотоложством.
Намерено задержавшись подольше подле стражей, Кесарь посмеялся на пару с ними над Иерархом Ордена.
— А ежели зверюга порвёт диктатора? — спросил сквозь смех ветеран.
— Если бы... — вздохнул тяжело Кесарь, — а то самую малость и... Корона не дождётся от него наследников Трона!
— Ха-ха... — зашлась громче прежнего от гогота разудалая команда стражей.
Посмеявшись с ними больше для виду, Кесарь торопился к советнику, желая отписать шпионке при Чудаке послание с требованием задержать его на день-два до прибытия Атрия. Ведь именно из-за него в Северную диктаторию и примчался на дракхе диктатор, вознамерившись навести шороху на Окраинах Империи. Соответственно ему тоже кое-что требовалось от него, а что именно — Кесарь не сомневался, также рассчитывая самолично на это же.
Вскоре терпение братца закончилось, и он попытался привадить цепную тварь Кесаря — сунул руку за пазуху и... захр сомкнул на клыки на уровне паха.
— А... а... — застонал от испуга Иерарх, опасаясь стать евнухом. — Хо-о-орошая собака-А-А...
— Как-как, ты обозвал его? — услышал Иерарх голос Кесаря.
— Что за издевательства, Ил-ла-Рих, а? — мгновенно изменился голос и тональность произношения у диктатора. — Сей же час убери от меня сию тварь!
— А она не моя — подослали...
— К-кто?! — полезли глаза на лоб у Ир-ра-Риха.
— Я так думаю: враги!
— Мне не гони!
— Сам! Что ты тут вынюхиваешь, а?
— Ничего! Просто стало интересно, что за прелестница согревала тебе ложе?
— Теперь убедился, что она представляет собой?
— Выворотня**?!
— Ты думаешь: она с тобой заигрывает — собирается облизываться, исходя слюной от постельных игрищ? Когда голодна, и ничего не жрала два дня!
— Мама!
— Не поминай её имя! Она недостойна того, чтобы ты осквернял её, как наш отец в своё время!
— Тогда бы мы не появились с тоб...Ой на свет, братец! Убери её! Оттащи! Смилуйся, ради родственных уз!
— Ты пойми меня правильно, братец: она всё равно урвёт от тебя кусок — так или иначе! На то захр — тварь, как ни крути, а отхватит всего-то самую малость! Никто ничего и не узнает: я — могила!
— Ты раньше загонишь в неё меня-А-А...
Уяснив, что с Иерарха будет вполне достаточно сего поучительного действа на данный момент, Кесарь уже готовил ему очередной сюрприз.
— Брысь! Кыш! — прикрикнул он на цепную тварь.
Та исчезла, забившись под ложе, откуда продолжала злобно сверкать очами, наблюдая за гостем с хозяином.
— А полетели, — поспешно согласился Ир-ра-Рих на предложение Ил-ла-Риха. — Только у меня вопрос — куда?
— В шакальи земли — куда же ещё! Ты ж хотел поглазеть на легендарный корпус Атрия, а там и базируется — на границе с ними!
— А это неопасно, брат?!
— Отнюдь — ничуть! Я гарантирую твою безопасность и даже полную неприкосновенность!
— Как здесь, сейчас, или...
— Или, брат! Помчались!
— Пожалуй, что я рискну, Ил-ла-Рих. Но если что...
— Так бате и отпишу: мол, пал смертью храбрых наш неугомонный Ир-ра-Рих! Хи-хи...
— Не смешно! — вздрогнул Иерарх Ордена.
— Да это я так... для поднятия настроения, — соврал Ил-ла-Рих, и глазом не моргнул.
Клёкот дракхов, встретившихся столь же неожиданно, как и братьев, заставил их поторопиться к ним. Оседлав крыланов, они помчались на перегонки в направлении шакальих земель, принадлежащих псам-шакалам, особо не задумываясь о последствиях в дальнейшем. Для диктатора было важно то обстоятельство, что триумфат дал слово, а значит, сдержит его любой ценой, даже собственной жизни.
