Беглецы. Исход

— Что?

— Иди отдохни, поешь, посмотришь на город. Серый сказал, до темноты на месте будем.

— Понял.

Короткий кивок на прощание, и я исчезаю в быстро рассеивающейся темноте... Хм, грамотно! Кусты переплетены ветками над старым, полуобвалившимся окопом, скрывая его сверху. Этакое импровизированное убежище, поскольку срезанные кусты очень густые. В разведённых ветках — просветы, в которые уставились объективы цифровых камер с длинными объективами. Это Серый грамотно придумал! Глаза, конечно, важны. Но тут, во-первых, расстояние. А во-вторых — у каждого своё восприятие увиденного. Да и убедить скептиков, а таковые, естественно, найдутся, проще будет...

— У-у-у-у!

Доносится далёкий заунывный гудок. Паровоз? Вряд ли. Слишком сильный для обычного свистка. Скорее, фабричный или заводской. А над водой звук разносится далеко...

— Что думаешь дальше делать?

Толкаю Серёгу в бок. Он убирает от глаз бинокль, и я откровенно улыбаюсь. Серый обиженно спрашивает:

— Ты чего?

Окуляры, которые он прижимал к глазам, оставили круглые красные отпечатки, так что смотрится он, что твой вампир из голливудских сериалов. Жалею, что мой нож чернёный. Но только миг. Зато в темноте не выдаст.

— Видок у тебя сейчас...

Он тоже улыбается. Потом спохватывается:

— А ты что предлагаешь?

— Ты уже успел образцов надёргать, как я понял?

В ответ следует утвердительный кивок. Он, зачем то оглянувшись, и убедившись, что практически все спят на дне окопа на специальных ковриках, практически неслышно шепчет:

— Я тут уже полгода шастаю. Правда, одному тяжеловато, но вот результаты сам видел. Даже речь их чуть-чуть понимаю.

— Значит, нужен 'язык'...

...Внезапно позади нас вздрагивает земля, спустя пару мгновений доносится грохот, и я вижу, как по небу плывёт чёрное облачко. Обстрел?! Спустя несколько секунд убеждаюсь в правоте мысли — разрывы мощных снарядов следуют один за другим. Но наши то ли умаялись, то ли просто подсознательно ощущают себя в безопасности, так что спокойно спят. Серый на этот раз говорит, а не шепчет, правда, в половину голоса:

— Теперь до обеда будут гвоздить. Потом — сорок минут на приём пищи. Ну и дальше, часов до семнадцати.

— А наш проход?

Я напрягаюсь, но тот успокаивает меня:

— Проверено, не волнуйся. Не первый день, и не первый раз.

— Надеюсь...

Тут явно что-то нечисто. Или сверхтехнологично. Короче, не моего ума дело...

К моему удивлению, Серый лезет в свой мешок и извлекает советский Б12Х30. Надёжная, несмотря на устаревший с точки зрения Голливуда дизайн и непревзойдённое и ныне качество изготовления. Стёкла приближают расстилающийся за рекой город, и я словно оказываюсь на его улицах. Просто... В общем, эмоции зашкаливают, и я словно погружаюсь в хаос улочек и строений, а так же кипящую, несмотря на грохочущую совсем рядом, по нашим меркам, войну... Меня интересует всё: поведение, одежда, внешний вид и повадки аборигенов, их техника... На улицах очень много военных, если судить по однообразной одежде военного образца. Пролётки, набитые пассажирами, нечто вроде омнибуса, вспоминаю, что это называется 'конкой'. Вот же! Иностранное слово сразу всплыло в уме, а родной предшественник трамвая — с некоторым трудом. Влияние нового 'образования'... Беззвучно ругаюсь про себя, но тут меня толкают в бок, отрываюсь от линз — дочка.

— Что, Ир?

— Дай глянуть.

От волнения она облизывает губы. Нехотя отдаю ей прибор, и дочь прилипает к окулярам. Судя по её реакции — подрагиванию ног, плотно сжатых губ, а иногда и тихим восклицаниям, она полностью там, на улицах города. Серый, увидев, что я, наконец. освободился от созерцания делает знак и мы уползаем немного в сторону, где устраиваемся на обычном туристическом коврике.

— Считаешь, нужно взять 'языка'?

— Да. Без знания местных реальностей и обстановки наши планы не стоят доллара по истинной цене.

Удивлённый взгляд на меня — сравнение нетипичное.

— И...

Тянет он. Я успокаиваю:

— Легко. Только дотащим ли? Проход узенький.

— Сам побежит.

— Тогда не вижу сложностей. Гляди — они шастают не боясь.

Показываю привычно большим пальцем в сторону города.

— Там — дорога.

Новый жест в ту сторону, где мы преодолевали препятствие.

— Полчаса, ну час — наверняка будет какой-нибудь припоздавший из города. Иначе я не знаю офицеров.

Серый улыбается на все тридцать два зуба.

— Ну и...

...Характерное движение при захвате за горло...

— И откуда же у тебя, папочка, такие знания и умения?

Надо мной нависает лицо дочери. Она пышет гневом.

— Значит, на стройки ездил? Народного хозяйства?!

— Матери не вздумай брякнуть. А то сама знаешь, чем дело кончится.

— И ты молчал?!

Серый пытается её успокоить:

— Тише, Ирина! Услышат же!

— Да?!

Характер у неё мамин, так что проще потушить огонь бензином, чем успокоить мою дочку раньше, чем та выговорится. Народ начинает шевелится, смотрит в нашу сторону с любопытством. Но бушующему урагану под именем Ирина на всё плевать. Наконец я не выдерживаю тоже:

— Дома поговорим! А тут не хватало, чтобы всех спалила!

Это действует холодным душем, и она затихает, но злые взгляды в мою сторону говорят сами за себя. Серёга вопросительно глядит в мою сторону, но я на мгновение прикрываю веки, и он успокаивается. Я продолжаю разговор:

— Тут вещь такая, что, как я понимаю, обратного хода у нас уже не будет.

— Именно. Поэтому надо сразу решать, куда податься. К этим...

Он машет в сторону города.

— Или к тем.

Жест в противоположную сторону, а я напрягаю память и вспоминаю атлас. А если...

— Или вообще ни к кому.

— То есть?!

Он и Иришка восклицают это слово одновременно.

— Не лучше ли организовать своё? В смысле — государство. Насколько я помню, даже у нас была куча относительно свободных земель. В той же Африке, на Востоке, даже янки, и те осваивали свободные земли аж до двадцатых годов прошлого века, не говорю уж об Амазонии...

Серый чешет затылок:

— Но это же... Потянем ли?

...Он лихорадочно просчитывает варианты. Мозги у него — ого-го!

— Надо Инженера озадачить.

Кидаю небрежно эту фразу, и рот Сергея приоткрывается — тот у нас голова, как говорил один мультипликационный персонаж. Высшее образование, затем — самостоятельная разработка электроники, его даже в Китай приглашали из-за этого. Словом, если уж говорить откровенно, то из нас всех он самый-самый. И просчитать наивыгоднейший для нас вариант внедрения-переселения ему что сложить два и два в уме. Вижу, что он загорелся идеей, и безжалостно обрываю мечты:

— Но — дома. И после допроса языка. А того ещё взять нужно...

...Хотя по поводу последнего я спокоен, как удав. Народец здесь, как я вижу, непуганый. А после двух лет войны — год на отдыхе, для меня это... Дочь толкает в бок, шепчет:

— Хватит. У тебя глаза такие, что у меня мурашки по спине бегают.

Отвечаю ей тоже шёпотом:

— Как тебе новое место?

Он корчит рожицу, и я невольно улыбаюсь:

— Примитивные они.

— Так это и хорошо. Значит, нам не соперники. Тут можно таких дел наворотить — ого-го!

— Думаешь, мать на это пойдёт?

— А ты считаешь — нет? По крайней мере, тут хоть сможем жить нормально, а не в ожидании неизвестно чего и от одной подачки до другой. Да и мне уже не так много осталось деньги в командировках зарабатывать. И Вовку надо к настоящему делу пристраивать. Хватит с него. А то так и жизни не увидит. А тут...

Обвожу коротким жестом вокруг себя, и дочка улыбается. Она помалкивает, но мне как то раз по пьяному делу поведала о тех нравах, что творятся у них в полиции... В общем, тоже не сахар, и тоже не очень. Словно пауки в банке... Остаток дня пролетает в мгновение ока: наблюдение за аборигенами, сон, дежурство. К пяти вечера, как и обещал Серый, артподготовка за нашими спинами затихает, так что будем возвращаться назад без риска попасть под 'чемодан' или схлопотать осколок...

— Интересная у них тут война.

Говорит Эсминец. Инженер зло отвечает:

— Джентльменская. Всё по правилам, по уложениям, благородно. Только от этого меньше крови не становится.

— Всё.

Серёга смотрит на часы.

— Тридцать минут глубокого отдыха, потом выдвигаемся назад. Миха, на тебе с Врединой то, о чём говорили.

Киваю головой, машинально трогаю рукоятку '78-ого' на поясе. Нет, резать пленнику я не собираюсь. Ни в коем случае. Тут своя фишка, отработанная на доброй полусотне прежних 'языков' в куда более жестоких местах. Дочка косится, но молчит, протирая перчаткой начинающий запотевать вороненый ствол 'СВД'.

— Тогда мы пошли.

Серый кивает. А чего народ задерживать? Пока они доберутся, мы своё дело сделаем...

...На ловца, как говорится, и зверь бежит. Едва мы с дочерью приблизились к дороге, переведя дух, поскольку рванули бегом, как услышали негромкие возгласы на совершенно непонятном языке. Понятно почему — мир другой, и, соответственно, всё иное. Вряд ли тут будет что-то общее, несмотря на совпадение названий стран. Осторожно раздвинув кусты, я сразу заметил сгорбленную фигуру, оттирающую обувь большим листом чего-то вроде лопуха. Она то и чертыхалась, судя по интонациям. Чуть другого оттенка плащ-шинель, большая кобура на поясе с местным образцом пистолета или револьвера, длинный клинок на боку в ножнах светлой кожи, всё говорило о том, что это явно не рядовой. Рука легла на рукоятку ножа, расстегнула клапан, удерживающий его в ручных ножнах. Я примерился — подходяще. Дочка с некоторым страхом следила за моими действиями, напрягшись, словно струна. Сделал привычный жест, мол, смотри по сторонам. Теперь только дождаться, пока абориген выпрямиться... Есть. Резкое движение, и... С тупым стуком рукоятка '78-ого' врезалась ему в затылок. Тушка беззвучно кувыркнулась в глину. Готово. Взгляд на Ирину — в ответ короткий кивок. И я, неожиданно для себя, громадным прыжком оказываюсь рядом с ним. Мать! Забыл, что тут явно сила притяжения меньше земной! Адреналин бушует в крови, но руки действуют чётко. Выдёргиваю из кармана брюк обычный пластиковый хомут, рывком затягиваю на запястьях. Подхватываю его на плечо и скрываюсь уже на другой стороне. Следом бесшумно скользит тенью дочь, держа винтовку настороже и озираясь по сторонам. Углубляемся метров на двадцать, и я сваливаю пленника на землю. Извлекаю всё 'холодное и горячее', тщательно обшариваю карманы: большой неуклюжий кошелёк натуральной кожи. Пара писем, или чего там, в нагрудных карманах. Россыпь патронов в другом. Складной нож, вроде садового, довольно грубой работы с деревянными щёчками. Всё? Похоже. Теперь подождать. Грудь пленника мерно вздымается, и жилка на виске пульсирует в такт слабому дыханию. Обычно такой бросок гарантирует минут тридцать отключки. Но это у людей. А здесь — кто его знает? Ирина задумчиво смотрит на аборигена.

— Он симпатичный.

И верно — черты лица правильные, относящиеся к давно утерянному у нас фенотипу, который ещё можно иногда увидеть в глухих местах страны и на старинных фотографиях и дагерротипах. Равнодушно пожимаю плечами в ответ.

— Па... Давно ты этим занимаешься?

— Как сказать... В армии научили. Знаешь же. где я служил...

— Да ты почти не рассказывал. Только пару фотографий и видела.

Ухмыляюсь в ответ:

— Так их и так всего две. Остальные так, уже дома снимался, после дембеля. Меньше знаешь, лучше спишь. И маме только не говори, что видела.

— Как?!

— В смысле — про меня. А про переселение ещё ничего не решили. Идею я вбросил, ребята тоже наверняка свои мысли имеют. Так что обсудим дома, и решим, что и как. Тогда, как я понимаю, всем и скажут.

Дочка молча чертит пальцем по земле, потом поднимает голову, поправляя выбившийся их-под тактической шапочки локон, а я невольно любуюсь ей — она у меня красавица... В маму.

— Не знаю я, пап. И дома ловить уже нечего, и сюда как-то стрёмно.

— Понимаю. Но сначала послушаем господинчика. А там уже решим.

Она согласно кивает. Тем временем из кустов подтягиваются наши. При виде мирно спящего рядом с нами 'языка' они удивлённо рассматривают тело.

— Чего? Как заказали — так и получите.

— Ну ты...

Владыка Войны завистливо цокает языком. Я машу рукой:

— Они тут непуганые. Ничего сложного. Будь кто из наших — пришлось бы попотеть...

Быстро срезаем шест, стягиваем пленнику ноги, заклеиваем на всякий пожарный скотчем рот, Тролль и Эсминец подхватывают его, словно охотничью добычу, и мы спешим к точке перехода. Хвала Богам, пленник вскоре приходит в себя, и по тоннелю шагает на своих двоих...

...На этот раз путь под землёй даётся мне легче. Дочка вообще цветёт и пахнет, перехватывая уважительные взгляды взрослых мужчин в свою сторону. Королева! Я улыбаюсь краешком губ. Серый открывает крышку люка, и мы выбираемся в его палатку. С облегчением усаживаюсь на стул и вытягиваю ноги. Оружие оставлено к подземной камере, только нож на поясе. Дочка плюхается рядом. Серый облегчённо машет рукой:

— Уф! Наконец то...

— Что с пленником будем делать?

-Как что?!

Серый даже подскакивает на своей табуретке.

— Сейчас чайку попьём, и будем допрашивать!

— А кто его язык знает?

Серёга хмурится:

— Ну, не скажу, что хорошо. Но понять сумею...

Со вздохом поднимается с места, шлёпает к кулеру, стоящему в углу. Вода в бутыли булькает, набирая воздух. Я делаю себе крепкий кофе с лимоном, Иришка пристраивается рядом, жадно осушая кружку с чаем. Разные у нас вкусы. Я — кофейник. Она — чайник. Хвала Богам — не водочник... Серый что-то неразборчиво говорит в стоящую на столе 'моторолу', и вскоре полог палатки распахивается. Нам приносят пышущую жаром еду. Общий довольный возглас, и вскоре со всех сторон слышится размеренное чавканье. Аппетитом никто не обижен, ну а я, кроме еды, анализирую свои ощущения после возвращения. Такое ощущение, что со мной что-то происходит. Только вот что? И в какую сторону? Но явно чувствую некие процессы в организме... Вскоре посуду и подносы забирают дежурные, а мы, кто курящие, перекурив по быстрому возле входа, приступаем к допросу. Слегка помятого пленника извлекают из-под земли, и начинается беседа. Нас интересует всё. От цвета трусов среднестатистического жителя, до того, носит ли он таковой предмет одежды вообще. И, конечно, самое главное на настоящий момент — политическая обстановка в мире...

...Супруга встретила нас с дочерью насмешками:

— Сутки пробегали, и никакой добычи! Эх, вы! Горе — охотники!

Ирина вспыхнула, но я успокаивающе положил ей руку на плечо:

— Мы же не виноваты, что всю дичь распугали до нас?

— И стоило сутки лазить? Вернулись бы сразу, как увидели, что пусто!

Развожу руками:

— Ну, извини. Народ решил поискать хоть что-нибудь. Не будем же мы одни возвращаться? Да ещё через ночной лес.

Она хмыкает, потом задумчиво говорит:

— Тоже верно. Леса тут дремучие. Пойдёшь — не вернёшься.