Ковчег Полдня

Через некоторое время он появился снова, неся стопку пластиковых судков. Еда. Это было очень кстати. Олег снова попытался завязать разговор, но ничего не получилось.

Еда была холодной, но довольно питательной — гороховая похлебка (можно было бы и погуще), два куска белого хлеба, несколько кусков черного хлеба из грубой муки, на второе — каша из какой-то непонятной мелкой серой крупы и кусок рыбы. Рыба при ближайшем рассмотрении оказалась местной — у нее был хрящ вместо позвоночника и ромбовидные бляш­ки с острыми шипами вместо чешуи, а по вкусу и структуре мяса она была больше похожа на кальмара, только еще более резиновая. Кроме того, полагался компот странного вкуса и запаха, по-видимому из каких-то местных ягод или фруктов. В нем плавали и ягоды, по виду и разме­рам похожие на яблоки-дичку. Еда показалась Олегу скорее армейской, чем тюремной — без изысков и, если честно, невкусно, но без осознанной цели сэкономить на продуктах.

Поев, Олег осмотрел палату внимательнее. Садиться ему было тяжело, начинала кружиться го­лова. Палата была изнутри обшита некрашеной фанерой из незнакомого, по-видимому — местного, дерева. Под потолком висела на проводе лампа накаливания. Нары тоже были из местного дерева, оно было рыхлое, с сильно выраженными редкими годовыми кольцами и многочисленными сучками — как, кстати, и верхний слой фанеры на стенах. Простыня была поношенной и явно не хлопковой, и вообще, похоже, не из натурального волокна, скорее из чего-то больше похожего на низкокачественный лиоцелл. Из похожего материала, только еще более грубого, были сделаны чехлы тюфяков и арестантская одежда. Интересно, на юго-восто­ке они захватывают субтропики, да и лето здесь длинное. В юго-восточных населенных регио­нах должно быть можно выращивать хлопок, во всяком случае с температурной точки зрения. Либо хлопок здесь не прижился, либо с юго-востоком они не торгуют... что согласуется с мили­таризацией.

За окном темнело. Вставать Олегу было тяжело, а лежа делать было нечего. Материалов для размышления было недостаточно. Он откинулся на подушку и постарался заснуть, надеясь, что завтра уже все выяснится.

Назавтра ничего не выяснилось. К нему пришел врач в военной форме под халатом, померил давление (цифры на тонометре он Олегу не показал), послушал грудную клетку, взял кровь на анализ, посмотрел язык — и этим все кончилось. Разговора с ним на старорусском тоже не по­лучилось. После завтрака Олег почувствовал себя лучше, встал и дошел до туалета (с медбра­том в коридоре пришлось объясняться очень неприличными жестами). Туалет вынудил Олега накинуть планете десяток-другой баллов — это был теплый ватерклозет, только вместо унита­зов стояли странные емкости в виде желобов с подставками для ног по краям, предназначенные для сидения орлом. Но там были смывные бачки и вообще было довольно чисто, даже висели рулоны бумаги — правда, желтой, грубой и со щепками, но на фоне всего остального можно было рассчитывать на гораздо худшее. Умывшись, Олег пошел к медбрату требовать зубную щетку. Эта просьба вызвала немалое удивление, медбрат даже позвал врача, но в итоге щетка нашлась — новая, завернутая в целлофан, с синтетическим ворсом. Зубной пасты, однако, не выдали.

Олег провалялся в этом заведении еще три дня. Первый день ему два раза ставили капельницу, потом перестали. Подсмотреть цифры на экране тонометра так и не удалось. Кормили неплохо, главным образом кашами, но зато из разных круп — был и рис, и пшенка, и даже гречка, но больше всего горох — по-видимому, бобовые были важной частью местного севооборота. Были даже салаты из капусты и какой-то местной зелени. Давали и земное мясо, только очень жесткое, как будто его долго и неаккуратно хранили в замороженном или сублимированном со­стоянии. На второй день его припрягли к уборке сортира — он счел за лучшее не сопротивлять­ся. По вечерам Олег пытался выглянуть в выходящие на юг окна в надежде увидеть движущую­ся по небосклону звезду, но территория вокруг больницы ярко освещалась прожекторами, а окна были не очень-то чисты, так что звезды разглядеть не получалось — ни движущиеся, ни неподвижные. На улицу его не выпускали.

Наутро четвертого дня Олега накормили завтраком, а через некоторое время медбрат жестами велел ему собираться. Из вещей у Олега были только арестантская роба, карточка с фотографи­ей и теперь вот зубная щетка. Почему-то он опасался, что за щетку придется воевать, но ее поз­волили засунуть в карман без возражений. У дверей больницы Олега ждал конвой из автомат­чика и офицера. Офицер подписал какие-то бумаги, Олега засунули в машину и повезли. Через мутное забранное решеткой маленькое оконце можно было разглядеть только мелькающие вер­шины деревьев. Чувствовалось, что дорога неровная и ухабистая. Везли его относительно недолго, не больше часа.

Когда Олега вывели из машины, он оказался на территории лагеря, очень похожего на тот, через который он проходил на второй день пребывания на этой планете, только тот был заброшенный, а этот выглядел вполне обжитым. Окна бараков были застеклены и зарешечены, на столбиках по периметру была натянута в четыре ряда колючая проволока на изоляторах (знаков "высокое напряжение" Олег не заметил, поэтому он решил, что изгородь просто оснащена емкостными датчиками), а на внутреннем ряду столбиков весело поблескивала лезвиями спираль Бруно. На пулеметных вышках скучали часовые. В определенном смысле это было добрым знаком — даже если его и приняли за дезертира, это явно не была передовая. Какое-то время он тут поси­дит, а там все-таки ребята им объяснят, что к чему. Наверное.

При подготовке они все-таки обсуждали сценарии, связанные с попаданием в концлагерь. В ка­честве консультанта привлекали Олегова прадеда, деду Витю — он во время войны за независи­мость летал хвостовым стрелком на ракетовозе. В пятьсот восемьдесят четвертом, во время рейда на Мумбай, их сбили, точнее, подбили — повредили раздаточные коробки левого крыла — но перетянуть Гималаи они не смогли. Около года они всем экипажем сидели в лагере в райо­не Бангалора, потом устроили побег на рывок с еще десятком бедолаг и захватили на аэро­дроме какой-то транспортник, по счастью оказавшийся заправленным. Папуасская ПВО к тому времени уже была изрядно дезорганизована, поэтому они перелетели Гималаи и их сбили уже наши (активировать рацию и объяснить, что к чему, они не смогли). К счастью, транспортник удалось посадить на брюхо, некоторые в грузовом отсеке поломали руки-ноги, но все остались живы. Дед больше любил рассказывать про побег и последующие приключения, но все-таки информации, которую сочли полезной, про сам лагерь из него удалось вытянуть довольно много. Интересно только, насколько эта информация пригодится здесь.

У Олега сверили отпечатки пальцев с записанными в смарткарте, потом его обшмонали с метал­лоискателем, потом загнали в устройство, более всего похожее на рентгеновский томограф, а потом отвели в душ. Мочалку не выдали, зато дали кусок невероятно вонючего мыла и изрядно поношенное вафельное полотенце. Потом Олегу выдали постельное белье и повели к одному из бараков. Сопровождавший его офицер нажал кнопку звонка. Через некоторое время на пороге возник человек в арестантской одежде, по-видимому дневальный. Офицер что-то объяснил ему и подтолкнул Олега к двери — дескать, иди внутрь.

Дневальный начал что-то говорить, все больше и больше раздражаясь. Олег только разводил руками и говорил на старорусском "Извини, я по-вашему не понимаю". Наконец, дневальный понял, что это безнадежно, отвел Олега за руку в спальное помещение — оно было довольно большим и заставлено двухъярусными нарами. Там было пусто, но все койки были заправлены бельем — видимо, весь барак был на каких-то работах (для обеда было еще рановато). Потаскав его некоторое время по проходам, дневальный ткнул рукой в верхнюю койку — типа, будет твоя. Олег пожал плечами и стал заправлять постель. Как и в больнице, простыни были похожи на низкокачественный грубый лиоцелл. Дневальный исчез и вскоре вернулся со шваброй, кото­рую настойчиво всучил Олегу в руки. Начинать пребывание в лагере с мордобоя Олегу вовсе не хотелось, поэтому он послушно пошел за дневальным и так же послушно начал драить указан­ный кусок пола. Впрочем, делать все равно было больше нечего — осматривать лагерь ему в любом случае не позволили бы...

День прошел без заслуживающих внимания событий. Барак был рассчитан примерно на сотню человек и, кроме большого спального зала, имел несколько вспомогательных помещений, в том числе теплый сортир, такого же типа, как и в больнице. Для отопления была предназначена большая кирпичная печь, судя по золе — топившаяся дровами. Но летом ее топить явно не со­бирались. Кроме Олега в бараке были только двое дневальных, которые сидели в "комнате отдыха" (не зная здешнего языка и не понимая табличек на дверях, Олег вынужден был приду­мывать названия для помещений самостоятельно) и играли в самодельные карты. За обедом они пытались отправить Олега, но быстро отчаялись объяснить, что от него требуется. Один из дневальных ушел и через некоторое время вернулся с такими же пластиковыми судками, какие были в больнице. Еда тоже напоминала больничную, только рис был чуть хуже проваренным и, на вкус Олега, недосоленным.

Ближе к вечеру вернулось — судя по всему, с каких-то работ — основное население барака. В заполнившей центральный проход толпе Олег уловил какое-то дополнительное движение. Несколько крепких ребят — они были одеты в арестантскую одежду, покроем такую же, как у всех остальных, но она выглядела новее, заметно чище и была подобрана или аккуратно подши­та по размеру, а кроме того они имели на руке красные повязки — о чем-то говорили с дневаль­ными, и наконец один из дневальных показал пальцем на Олега. Красноповязочники напыжи­лись, подбоченились и один из них — на его повязке был еще какой-то дополнительный знак — ткнул в Олега пальцем и что-то сказал. Голос его звучал неестественно, как будто он нарочно старался говорить как можно противнее. Олег обвел глазами остальных. Красноповязочники выстроились неровным полукругом, поставив обладателя дополнительного знака в центре. Весь их язык тела недвусмысленно говорил, что этот помеченный тут за главного. Дневальный что-то негромко и подобострастно сказал "главному", и, не поднимая руки, поманил Олега к себе и показал пальцем на "главного". "Главный" прокаркал что-то другое, громче и с явным раздра­жением.

Олег подошел, подавляя рефлекторное стремление встать в боевую стойку. Один из советов деды Вити, который они сочли полезным, звучал примерно так — не связывайтесь с капо. Даже если будет очень хотеться набить кому-то из них морду и даже если физически будет такая воз­можность — лагерная администрация на их стороне, вас просто убьют, если что.

Разговора с оберкапо, как и следовало ожидать, не получилось. Он что-то каркал, накручивая сам себя, переходя на визг, скрипя зубами и время от времени, но все чаще, сплевывая сквозь них. Жестикулировал он бурно, но как-то странно, стараясь не поднимать при этом руки выше груди. Олег только разводил руками и на разные лады говорил на старорусском "извините, я вас не понимаю". Капо это быстро надоело, он схватил Олега рукой за затылок, подтянул к себе (тот легко мог уйти из захвата, но это было бы воспринято как слишком уж явный вызов) и стукнул лбом в лицо. Он был на полголовы ниже, поэтому удар приходился по зубам. Олег все-таки смог чуть-чуть повернуть голову и принять удар подбородком. Почему-то он не дове­рял здешней стоматологии.

Подручные капо уронили Олега подсечкой на пол и попинали, однако без большого энтузиазма, так что он смог подставить под самые сильные из ударов локти и бедро. Можно было считать, он дешево отделался. Когда пинки закончились, Олег полежал еще некоторое время, изобра­жая, что ему сильно досталось и думая при этом, что, наверное, полезно было бы включить в курс подготовки изучение вопроса, как минимизировать ущерб при побоях, не слишком раздражая при этом капо.

Красноповязочники с важным видом удалились, сохраняя полукруглый строй. Олег встал, про­должая изображать, что сил у него нет, и двинулся в сторону сортира. Губу ему все-таки разби­ли, так что умыться не помешало бы. Остальные заключенные смотрели на него искоса, явно не желая открыто демонстрировать сочувствие или как-то иначе ассоциироваться с ним.

Настоящий сюрприз ожидал Олега, когда он вернулся к своему месту на нарах. Сюрприз имел вид совсем молодого пацана — явно недокормленного, невысокого, но жилистого. Пацан этот некоторое смотрел на Олега, явно теряясь и подбирая слова, но наконец-то решился и спросил на чистейшем, без малейшего акцента старорусском — "Скажите, вы правда с Земли". У Олега подкосились ноги и он сел на нижние нары — к счастью, их хозяин где-то отсутствовал и к до­полнительному конфликту это не привело.

Пацана звали Иерофан. Для своих Фаня. На карточке в нагрудном кармане было написано Фаня Фаня, но у него, как и у остальных сектантов, были нормальные фамилия и отчество. Сектанта­ми они сами себя называли, на "городском" языке это звучало примерно как "отщип". Он уви­дел Олега на дороге на подходах к брошенному концлагерю, отметил странный сверток за спи­ной и решил проследить за ним. Когда он заметил, что Олег спрятал свой сверток в бараке и ушел, то он залез в барак, выкопал сверток и изрядно... — он некоторое время подбирал слова, потом сказал "удивился" — обнаружив скафандр. Логики дальнейших событий Олег так и не понял. После десятиминутной беседы он сделал вывод, что Фане просто не хватает словар­ного запаса.

— Подожди. — спросил он Фаню. — Вот ты пришел к ним в скафандре, и что было дальше?

— Так понятно, что было. Я когда подошел поближе, и они скафандр разглядели, они тоже удивились и встали с открытыми ртами. А потом сержант говорит — "твою мать, это что ж получается, предыдущий-то настоящий землянин был?". Лейтенант еще помолчал и говорит — "да, получается". Потом они еще постояли, лейтенант и говорит — "Слышь, Миха, тебе неприятности нужны?" — тот отвечает — "нет, не нужны конечно". А лейте­нант и говорит — "Так и давай сейчас этого сдадим как простого сектанта, скафандр заны­каем, и никому про это не расскажем". Сержант в затылке почесал и отвечает — "ну да, давайте так и сделаем".

Олег одним махом аннулировал все баллы, которые он начислил было этой планете за чистые сортиры и приемлемую кормежку. Такой сценарий им при подготовке даже в голову прийти не мог, хотя для настоящего тоталитарного режима он, наверное, был вполне логичен. Олегу опять стало страшно. Он почему-то очень живо представил себе картину — спасатель выходит на низкую орбиту, и к нему медленно приближается местный корабль. Олег невольно визуализи­ровал этот корабль как что-то наподобие ракеты организации "СПЕКТР" из древнего фильма про Джеймса Бонда — покрашенный в грязно-зеленый цвет конус с огромными красными звез­дами, а вершина конуса раскрывается, вроде как клюв. Подлетает эта ракета к спасателю, а в ней сидят лейтенант с сержантом, смотрят они друг на друга и лейтенант спрашивает — "Слышь, Миха, тебе неприятности нужны?" — ...