Алексей спросил:
— Это как матрешки?
Девочка объяснила:
— Ну если есть кварки из которых состоят элементарные частицы, то могут быть составляющие и у них. Как матрешка, с каждым разом элементы становятся все более мелкими. Пока ученые не придумали термина как называются частицы из которых состоят кварки, но я назвала их преоны. Так что если есть термокварковая реакция, то я верю со временем мы обуздаем и термопреонновую!
Олег теребя рычаги добавил:
— Наша сила все больше и больше будет возрастать!
Алексей спросил с ухмылкой:
— А ведь есть еще вещества из которых состоят преоны?
Светлана хитро усмехнулась:
— Конечно есть, и прогресс не остановить!
Курсант испугано буркнул:
— Но так можно дойти до освобождения энергии, которая взорвет вселенную.
Девочка хотела было ответить, но танк уже вышел на шоссе, причем на встречу им ехала колонная фашисткой техники. Глаза Светланы зловеще загорелись:
— Базар окончен, будем врагов убивать! Круши гадов!
. ГЛАВА Љ 3.
Елизавета чувствовала как погружается в глубокий омут — беспросветно черный, и лишь в вышине зловеще мерцаю выжигающие глаза звезды. По мере погружения, на грудь давит все сильнее, в голове стучат кувалды, и каждый их удар становится все более болезненным и тяжелым! Наконец ее тело касается дна, холодит затылок, девушка хочет вскочить и не может пошевелится. Тут вокруг — одновременно со всех сторон слышится писк, шуршат какие-то мелкие существа. Елизавета чувствует как бешено у нее в груди бьется сердце. На не бросают крысы, крупные как кролики и разноцветные, с преобладанием кровавого оттенка. Они бросаются и начинают рвать. Елизавета вскрикивает и... Приходит в себя.
Два немецких солдата, щупают девушку, потом резко подымают за волосы:
— Шнель! Вставай сука!
Елизавета встает, ее шатает. Девушка крутит головой, он у нее тяжелая. Ух! Но вроде бы все цело.
Немцы строят колонны пленных, мужчин и женщин отдельно. Елена даже удивилась, что столько сдавшихся. Одних женщин, больше полусотни, раненых не видно, похоже фашисты таких просто добили. Подгоняя прикладами девушек, (почти все женщины-военные молодые и недавно призванные), погнали дальше. Было довольно жарко, с некоторых женщин сорвали гимнастерки и они "щеголяли" в рубашках.
Елизавета спросила капитана Валентину Синицу, у нее на лице красовалась пара внушительных синяков:
— Ну и что теперь Валя?
Капитан двадцативосьмилетняя довольно пригожая рыжеволосая девушка ответила:
— Ничего, если ночь будет темная, то сбежим!
Елизавета осмотрела себя:
— Думаю что да! Плен не для советских людей! Вроде повреждений нет, осколки помиловали мое тело! Вот только в голове шумит.
Валентина ответила:
— Тебя похоже оглушило! Брр! Но вот я сама не пойму, как оказалась в плену. Пистолет-пулемет заклинил, а прочие девчата сдались. В результате попалась как последняя дура!
Елизавета кивнула:
— Да хорошее начало войны! Не успела еще даже одного немца убить, как попала в плен. Дикий ужас! А если не успеем сбежать?
Валентина ответила:
— Знаешь ты необычайно красивая! Златокудрая с идеальной фигуркой. Я еще никогда не видала более красивую девушку чем ты!
Елизавета отмахнулась:
— К чему мне эти комплименты! Да и ты не парень!
Капитан заметила:
— Тебя могут попросту изнасиловать!
Елизавета растерялась:
— Как это изнасиловать?
Валентина искренне удивилась:
— Ты что не знаешь?
Елизавета захлопала глазами:
— Теоретически конечно знаю, но...
Валентина прищурилась:
— Ты что никогда не пробовала с парнем?
Елизавета отрицательно мотнула головой:
— Конечно нет! Вообще коммунист не должен, разлагаться морально и заниматься любовь вне брака!
Валентина пожала плечами:
— Как сказать! По моему это личное дело каждого! Кроме того мужчины все разные, и удовольствие от них получаешь по своему. Тут уж так просто не угадаешь, но муж быстро приедается.
Идущая справа девушка-комсомолка возразила:
— Для человека главное духовное общение, а не звериные инстинкты!
Валентина подняла палец вверх:
— Не будем, болтать на неприличные темы! Может лучше поговорим о партии, и построении коммунизма!
Елизавета хотела что-то сказать, как последовал приказ — колоне остановиться.
Они оказались прямо перед бетонированной площадкой, к которой подъехала пара грузовиков и автомобиль. Одновременно появилась еще одна колона гонимых женщин. Судя по одежде это были гражданские лица.
Из немецкого выкрашенного в цвет хаки автомобиля выполз тучный немец. У него было неприятное, плохо выбритое лицо с тройным подбородком, и странный двуствольный автомат за плечами. А вот фуражка на которой блистала эмблема — две молнии, выдавала эсесовца. Фашист вышел перед девчата и скомандовал на ломаном русском языке:
— Равняясь! Смирно!
Девушки машинально вытянулись, сказалась военная выучка. Одна из девиц правда промедлила и получали прикладом по попе.
Эсесовский офицер довольно крякнул, посмотрел на женские ноги и скомандовал:
— Всем снять сапоги!
Девушки вздрогнули, по рядам пронесся гул. Жирный немец демонстративно зевнул и вяло пробормотал:
— Кто ослушается тот будет повешен! — И тут же неожиданно грозный окрик. — Шнель! Шнель!
Девушки принялись разуваться. Елизавета почувствовала как автоматически движутся ее руки. Такое ощущение будто подчиняться фашистским извергам для нее привычно. Сняла один сапог, ощутив голой стопой, приятную теплоту бетонного покрытия. Потом второй, аккуратно поставил еще новые, недавно выданные кожаные сапожки( кирзовые появятся только в конце войны). Тут послышались крики. Юная не старше шестнадцати лет девушка выскочил и заорала:
— Не буду снимать олухи! Пускай уж лучше с меня мертвой снимут!
Немец-боров подал знак, два рослых эсесовца схватили девушку и поволокли на заранее приготовленную виселицу.
Девушки-военнопленные испустили вздох, но возразить никто не посмел, видно сказался шок пленения.
— На крюк ее! — Крикнул жирный фашист. — Пусть не сразу сдохнет! Будет знать чертовка как сопротивляться.
С юной девушки сорвали одежду, эсесовец даже ткнул сигару в розовый сосок красавицы. Девчонка взвизгнула и прокричала:
— Запомните меня зовут Таня! Смерть фашистам!
Эсесовский офицер взревел:
— Вырвать ей язык!
К девушке подскочил мордовор со смятым грязным фартуком и щипцами в руках. Другой гитлеровец сдавил девушке щеки, открыв рот. Она пробовал сопротивляться. но силы слишком уж неравны. Из рта девушки полилась кровь, а сама она от болевого шока лишилась чувств. Фашистский изверг бросил вырванный язык и растоптал сапогом. Обвисшую нагую девчонку, гитлеровцы быстро повесили ребром на острый корабельный крюк. Она вяло вскрикнула, и затрепетала, дополнительная боль привела в себя. На лицах у фашистов было написано блаженство, то невероятное чувство садистского удовлетворения, когда причиняешь боль себе подобному. Даже если это красивая девушка, со светлыми волосами. Тут к садизму примешивается и сексуальный элемент.
Елизавета закрыла глаза, чтобы не видеть подобного произвола. Тем временем к ним подошла колона пленных, гражданских женщин. Их фашисты так же заставили разуться. Женщин подобрали молодых, на вид ни одной не было больше тридцати пяти и младше шестнадцати. Крепкие белорусские бабы, по большей части светловолосые, голубоглазые, приятные на вид, кровь с молоком.
Жирный офицер снова скомандовал:
— Снять верхнюю одежду!
Елизавета вдруг покраснела, а что если фашисты ее оставят и вовсе голой? А пальцы уже расстегивают гимнастерку. Гражданские женщины плачут и стонут, словно идут на казнь. У одной из них в руках младенец. Гитлеровец выхватывает его из рук. Женщина-мать бросается и получает удар штыком в живот. Падает надрываясь истошным криком. Эсесовский офицер побегает к младенцу, бросает его под ноги и начинает топтать. Причем делает так, чтобы он умер не сразу, ломая нежные ручки и ножки.
Мать воет и ее волокут к виселице, для того чтобы еще живую повесить на крюк. По пути рвут на части одежду и лупят прикладами. Потом в конец изувеченную вздергивают, при этом весело смеясь, словно обкурившись марихуаной.
Елизавета прошептала:
— И есть ли их зверству предел! Кто их родила, женщина или волчица!
Валентина произнесла со страстью:
— Мы этого никогда не простим и не забудем! За каждое свое зверство фашисты поплатятся сторицей.
Елизавета ответила:
— На это не хватит всех Германии.
Валентина пошутила:
— Что останется, то на Японию!
Главный гитлеровец все еще не успокоился, в его тупых глазах горело безумие, маленький рот кривился:
— А теперь предупреждаю! Мы поведем вас на территорию Германии. Тех кто будет хорошо себя вести, ждет хорошее место, питание, а в будущем почетное гражданство Великой Германии. Но если кто сбежит, то за каждого беглеца, я прикажу сжечь живьем двадцать заложниц. Вы меня поняли! — Рев негодяя усилился. — А сейчас вы наглядно увидите что значит не слушаться фюрера.
Фашисты бросились в колоне гражданских женщин и выбрали десяток наиболее некрасивых на вид. Их бесцеремонно волокли за волосы, и сбили в кучу. После чего эсесовцы принялись скручивать женщин колючей проволокой. Те отчаянно визжали пробовали вырваться. В ответ получали прикладами по плечам и в грудь(что не потеряли сознание).
Жирный офицер довольно усмехнулся:
— Ну, а теперь факел им! Пусть "насладятся" болью!
И снова идиотские смешки фашистских зверей. Трое эсесовцев с дегенеративным физиономиями выволокли бак с бензинов, отвинтили крышку. Не смотря на расстояние до Елизаветы донесся отвратительный запах топлива. Похоже это был низкооктановый бензин, полученный в результате процесса гидролизации угля. На всю многочисленную технику фюреру не хватало природной нефти, даже с учетом поставок СССР, так что физики Третьего Рейха проявляли изобретательность. У этого бензина была особенность, более низкая по сравнению с обычным температура горения, а также то что он начинал замерзать уже при девяти градусах мороза. В свое время это скажется на ходе войны. Скрученные металлической колючей проволокой женщины отчаянно махали руками( те у кого они были свободными), фашисты улыбаясь и показывая языки что-то выкрикивали по-немецки.
Елизавета отчаянно спросила:
— Неужели их подожгут!
Валентина ответила с гневом:
— Нет отпустят! Да еще пирожных дадут на дорогу!
Елизавета всплакнула:
— И это все-таки так жестоко! Ну ладно мужчины, но женщины почему должны так страдать!
Валентина высказала предположение:
— Немцам нужны славяне, лишь в качестве рабов. А раб должен боятся и повиноваться! Это диктат который стоится на страхе! А чтобы запугать, нужно причинить боль!
Елизавета сверкнула голубыми глазами:
— И чтобы разозлить нужно причинить боль!
Вспыхнуло пламя, огонь распространялся не так быстро, как при обычном бензине, женщины рвались, стараясь порвать проволоку, из их распоротыми иглами тел, капала кровь.
Елизавета казалось что время ползет удивительно медленно, словно змеевик, подул свежий ветер, и телу едва прикрытому легкой рубашкой стало холодно.
Пламя наконец охватило всех женщин-мучениц, их вопли стали намного громче. Кожа на глазах покрывалась волдырями и слазила. Запах паленого становился все сильнее и сильнее. Он него тошнило и из глаз девушек текли слезы. Главный фашист прокукарекал с ехидной ухмылкой:
— Если кто убежит, я вас всех таким образом спалю! Хайль! Хайль Гитлер, величайший правитель вселенной!
Фашистские солдаты достали из-за поясов губные гармошки и весело заиграли на них! Причем видно полным отсутствием слуха гитлеровцы не страдали. Но от этого, музыка казалась еще более зловещей.
Жирный офицер проревел по-русски:
— Льется музыка, музыка, музыка! То печально, то робко дыша! Кто весело пляшет под дудочку, от которой светлеет душа! Льется музыка, музыка, музыка, прочь печаль, хватит немцы тужить! Бесконечная, вечная, юная, от которой так хочется жить!
Его помощник, рыжий офицер прокукарекал:
— Танцуют все! Ну суки танцуйте или я вас всех спалю!
Девушки стали робко перебирать босыми ногами. Главный фашист крепко заорал размахивая руками:
— Живее! Ну сучары и шлюхи, живее!
Девушки стали в разнобой двигаться куда быстрее, но это мало напоминало культурный танец, а скорее было дикой пляской папуасов, побережья Парагвая!
Фашисты подбегали к женщинам и били кулаками по лицу, что-то истошно визжали и хрюкали.
Главный фашист сделал жест. Мальчишка в форме Гитлер-югента поднес ему бутылку коньяку! Жирная свинья потянула прямо из горла, сорока градусная жидкость согрела живот. Боров спросил мальца, в аккуратной форме:
— Тебе уже есть четырнадцать, разрешаю застрелить любую шлюху!
На лице мальчишки возникло разочарование:
— И только застрелить! Это слишком мягко! — Воскликнул он.
Жирный ублюдок хрюкнул:
— А что ты ней хочешь сделать!
Мальчик огрызнулся:
— Запороть до смерти, а потом поджечь!
— Ну ладно давай! Только быстрее, этих телок нужно еще успеть пригнать во время в Германию.
Мальчишка сверкая ослепительными, густо начищенными сапогами, двинулся вдоль строя женщин. Он хищно скалился и жестоко улыбался. Время от времени юный гитлеровец останавливался и пинал ту или иную женщину ногой в живот, но выбора не делала.
Елизавета молилась неизвестно кому — только не меня! Но вот юнец как раз остановился напротив ее и указал пальцем:
— Вот эта шлюха моя!
Елизавета замерла, предательски задрожала, а загорелое личико побледнело. Главный фашист неожиданно возразил:
— Найн!
Мальчик-фашист обиделся:
— Это еще почему?
Боров ответил:
— Слишком уж она красивая! Просто чудесная девушка, ее можно подарить какому-нибудь генералу и выручить большие деньги.
Юный гитлеровец, не хотя согласился:
— Ладно! Только поскольку ты отказал моей первой просьбе я замучаю две шлюхи!
Пацан повернул быстро пробежался и выбрал двух девушек по младше. Он на сей раз спешил опасаясь как бы не вырвали законную добычу.
Девчата выскочили на площадь сами, возможно они надеясь что красивый мальчишка помилует их если они будут покорны. Юнец презрительно фыркнул:
— На колени и целуйте мне сапоги!
Девушки рухнули и поползли. Они уверенно целовали лощеную кожу, ощущая сильный запах дорогой ваксы. Отпрыск Гитлер-югента вдруг резко схватил девчат за волосы и с силой поднял их:
— Что сучки! — Прошипел пацан по-русски. — Жить надоело! А теперь немедленно раздевайтесь!
Девушки лихорадочно скинули одежду оставшись в одних трусиках. Юный садист приказал:
— Ложись! На зажимы!
Девушки покорно легли, а помощники-эсесовцы закрепили руки и ноги в специальных колодках. Мальчишка провел пальцами по соблазнительным, еще не успевшим запылиться розовым пяткам девушек. Он вдруг почувствовал сильное возбуждение и истошно проорал:
