| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Видимо христианство тут также есть, — тихо сказал Борис, — надо бы с ним поговорить.
Тем временем, всадник спешился, отцепил от поклажи, громоздившейся позади седла, кожаное ведро, размотал веревку, заменявшую ему пояс, привязал ее к ведру и наклонился над колодцем. Первое ведро с водой он вылил в желоб, куда немедленно сунул свою морду мул. Затем он достал еще одно ведро воды и прильнул к его краю губами. Пил он жадно и не заметил друзей, которые вышли из-за дерева и приблизились к колодцу.
— Доброе утро, падре, — поздоровался по-французски Константин.
От неожиданности монах выронил ведро и, схватившись за висевшее на груди распятие, что-то забормотал на латыни. Секунд через пятнадцать, разглядев, что подошедшие путники не держат в руках оружия и, вроде как, не собираются покушаться на его жизнь, он успокоился и перекрестил обоих распятием. Затем, взглянув на посохи в руках молодых людей, он разразился длинной фразой, из которой Борис практически ничего не понял. Константин, однако не растерялся и начал, хоть и запинаясь, что-то монаху объяснять. Тот кивал и задавал новые вопросы.
— Слушай, на каком это вы, — тихо спросил Борис, дождавшись паузы, — а то я только пару слов разобрал. Вроде на французский и похоже, но не совсем. И латинские слова вроде проскакивают.
— Это осситан — провансальский диалект. На юге Франции на нем многие говорят, а мы здесь уже три года отдыхаем, вот и я нахватался, — пояснил Костя, — он предположил, что мы паломники и идем поклонится мощам святого Сеприена. Я сказал, что да, мы идем именно туда и, что мы издалека, поэтому ты мол совсем языка не знаешь, а я знаю, но плохо. Он спросил откуда мы, а я сначала хотел сказать, что из России, а потом вспомнил, что там католиков не любят и сказал, что из Литвы. Он еще спросил в каких еще святых местах мы были, так я сказал, что ты мол был в святой земле, а потом мы вместе поклонялись ченстоховской богоматери, а потом мощам святого Морица. Это в Магдебурге, я случайно вспомнил, мы с Динкой в свадебное путешествие по Австрии и Германии ездили, так нас на экскурсию возили в это место. Он впечатлился, но не очень верит — говорит, что одеты мы больно странно и еще, что мы недостаточно поизносились для такого путешествия. Так я ему на твои джинсы, потертые показал. Это его немного успокоило, а также то, что имена у нас христианские.
— Получается, что географически мы примерно в том же месте где и были, — Борис почесал голову, — давай расспроси его еще. У тебя вроде неплохо получается. Надо же понять куда мы попали.
Пока друзья объяснялись, монах одел мулу на шею торбу с отрубями и достал из седельной сумки несколько слегка зачерствевших лепешек и приличный кусок козьего сыра. Борис набрал в ведро свежей воды, и путники уселись на траву. Едва Борис вытянул ноги, как монах, выпучив от удивления глаза, начал тыкать пальцем в рифлёную подошву кроссовок и что-то спрашивать. Оказалось, что он интересуется из шкуры какого зверя сделаны эти подошвы. Он мол видел и слоновую кожу, но даже она не такая толстая. Константин, не растерявшись, начал впаривать ему басню про морского зверя — моржа, который водится далеко на севере и спит на льду, а потому ему нужна такая толстая шкура, чтобы не замерзнуть. Тот только восхищенно ахал и качал головой.
Монах оказался очень общительным и совсем не жадным. Друзья перекусили хлебом с сыром, запивая его колодезной водой и за это время узнали, что его зовут брат Антонин, что он второй помощник келаря бенедиктинского аббатства святого Сеприена и возвращается он из Авиньона, куда его посылал настоятель с письмом к епископу. На вопрос, почему дорога такая пустая, инок ответил, что сегодня воскресенье и все добрые католики сейчас в храме слушают мессу. Он тоже должен был вернуться еще вчера, но его мул расковался и, вообще упрямая скотина идет только с такой скоростью, с какой сама хочет. А в аббатстве у них более семидесяти братьев и еще две дюжины послушников и хорошо, что последние три дня он был в дороге, так как путешествующим пост соблюдать не обязательно, а настоятель с этим очень строг и кроме хлеба и воды по пятницам братьям ничего не позволяется. Еще они узнали, что Антонину сорок один год и всю жизнь он провел в монастыре. Сначала, конечно, в приюте при монастыре, поскольку мать его умерла при родах. А отца он своего не знает и знать не желает, поскольку это был один из богопротивных английских солдат, который снасильничал честную девушку в самом конце войны. И вообще жизнь в последние годы лучше стала, а то, после искоренения альбигойской ереси и начавшейся вскоре войны, Лангедок совсем запустел. Но сейчас крестьяне стали возвращаться. Разводят коз и овец, закладывают виноградники. С тех пор как парламент Тулузы получил право назначать баронов и, соответственно снимать тех из них, кто не наводит порядок в своих землях, разбойников в основном повывели, хотя из Баскии иногда еще набегают довольно большие шайки, да пираты тунисского бея шалят вдоль побережья.
— Слушай Костя, — Борис, выслушав перевод последней сентенции монаха, был серьезно обеспокоен, — он действительно сказал про "альбигойскую ересь"? Но это же было в 12-м веке, или начале 13-го, насколько я помню. Неужто нас в прошлое занесло. Надо срочно выяснить какой сейчас год.
— Сейчас попробую, — Константин дождался пока монах на секунду замолчал, чтобы перевести дух и влез с вопросом, — Падре, а кто же у вас здесь правит? Нежели парламент, как в языческом Риме?
— Что ты, что ты, — замахал руками монах, — как можно сравнивать христианнейшую Францию с погаными язычниками. Наш король Шарль VIII Валуа был помазан на царство по всем правилам в Реймсском соборе пять лет назад. А до него правил больше двадцати лет его отец Луи XI. Правда король еще очень молод и пока ему не исполнится 21 год регентом при нем его сестра, Анна Французская с мужем. А парламент подчиняется графу Тулузы и решает в основном земельные и налоговые вопросы. В Париже тоже парламент есть, и он подчиняется королю.
— Прошу прощения, падре, — Николаев извиняюще развел руками, — до наших мест эти новости не доходят, да и вообще, мы уже почти год как путешествуем по святым местам, так что даже счет времени потеряли. Не подскажете какой день нынче?
— Странные вы паломники, — монах преисполнился подозрительности, — как же молитвы-то святым возносите, не зная дней праздничных. Грех это. А день нынче воскресный, августа последний день и год от рождества спасителя нашего тысяча четыреста восемьдесят восьмой.
Борис, который понял числительные без перевода, только присвистнул.
Тем временем, монах собрал остатки еды, заново перепоясался и явно вознамерился продолжать свой путь. Пока он подтягивал упряжь своего мула друзья тихонько обсуждали полученную информацию.
— Да-а-а Костя, попали мы с тобой в средневековье, — Борис был явно шокирован, — ни фига себе. Вот уж не ожидал.
— Война фигня — маневры главное. Придумаем что-нибудь, обмозговать только это дело надо. Как бы нам сейчас еды раздобыть, да и отдохнуть где-то надо. А то загнемся. Давай с ним сейчас до города дойдем, а там и решать будем.
— Принимается, давай договорись с ним.
Бенедиктинец не возражал против попутчиков. Видно путешествие в одиночку не радовало его общительную натуру. Через несколько минут он вывел мула на дорогу и влез в седло. Молодые люди пристроились по сторонам и чуть сзади.
Глава 5
(Сент-Сиприен, 31 августа 1488г. )
Мул двигался неспешным шагом, не обращая внимания на понукания монаха. Друзья шли молча, краем уха слушая разглагольствования брата Антонина. Константин тосковал об оставшейся в будущем семье и прикидывал, сумеет ли жена справиться без него с бизнесом. Борис чесал в затылке, пытаясь вспомнить все что он когда-либо читал о средневековой Европе.
— Слушай Костя, получается, что война, про которую он говорил — это столетняя война. Она как раз где-то в середине пятнадцатого века закончилась.
— Это что, та в которой Жанна Д'Арк геройствовала?
— Она самая. Надо бы Антошу спросить знает ли он про нее. Не мешало бы выяснить насколько этот мир от нашего отличается.
Константин прервал инока, который пересказывал, неизвестно кому, какие-то подробности из жизни святого Сеприена, и начал задавать вопросы. Монах охотно поведал, что война действительно продолжалась больше ста лет, и что Орлеанская Дева действительно способствовала перелому в ней и была сожжена на костре пособниками англичан по обвинению в колдовстве. А также то, что его святейшество позднее отменил приговор в колдовстве и полностью оправдал ее.
Тем временем, вдоль дороги появились кое какие поля, с которых уже собрали урожай, огороженные камнями пастбища с козами, овцами и редкими коровами. Между ними виднелись крестьянские домишки с тростниковыми крышами. Впереди показалась церковная колокольня. Бенедиктинец показал на нее рукой и объявил, что они уже почти пришли и как раз успеют к обедне.
Сент-Сеприен оказался совсем непохож на город. Так — не очень большое село. Меньше сотни не слишком презентабельных домишек за глинобитными заборами беспорядочно сгрудились вокруг немощёной площади на которой стояло единственное здание из тесанного камня — церковь. Чуть дальше, за окраиной, однако виднелось каменная стена высотой метров восемь, за которой была видна еще одна колокольня. Это и было аббатство ордена бенедиктинцев. Мул, почуяв родную конюшню, сам повернул к воротам и ускорил ход. Друзья последовали за ним.
Подъехав к тяжелым деревянным воротам, крест-накрест окованным железными полосами, брат Антонин стукнул, потемневшим от времени бронзовым кольцом. В воротах открылось маленькое окошко, в котором показалось лицо еще одного монаха. Увидев собрата, он молча кивнул и окошко закрылось. Минуты через две заскрипели плохо смазанные петли и одна створка ворот слегка приоткрылась, пропуская путников. Пройдя ворота, они оказались под каменной аркой. По обеим концам ее, на ржавых цепях висели железные решетки, а в потолке арки были оставлены отверстия с равномерным шагом. Из ниши у ворот выступил монах-привратник и заговорил с братом Антонином.
— Это, наверное, чтобы смолу горячую лить или кипяток, если враги прорвутся через ворота, — Борис кивнул в сторону отверстий, — серьезное оборонительное сооружение по нынешним временам. Кстати, Костя ты с курением воздержись пока. Табака в Европе еще не знают, испугаться могут.
Тем временем монахи закончили свой разговор и Антонин, махнув друзьям следовать за ним, провел их во двор аббатства. Прямо перед ними возвышался собор, раза в два больше деревенского. Справа за галереей просматривались многочисленные двери монастырских клойстеров. Однако Антонин показал им на узкое одноэтажное здание слева от собора и пояснил, что им туда. Это мол странноприимный дом, сиречь общежитие для паломников и там они могут заночевать всего за один денье8 с носа. А еще за обол9 они могут получить по миске каши или супа утром и вечером.
— Блин, Костя, — Борис озадаченно повернулся к другу, — у нас же денег местных нет. Что делать будем? Эти денье — они как, медные или серебряные?
— Да, — Константин почесал в затылке, — боюсь, что ни Визу, ни Мастеркард они не примут. Мелочь наличная у меня кое-какая есть. И российская и в евриках. Может сойдет?
— Мелочь у меня тоже есть, — Борис расстегнул молнию на маленьком часовом карманчике у пояса и выудил оттуда несколько монет. Глянул на них и быстро сунул обратно, — Боюсь не пойдет. На них же год явно выштампован.
Константин повернулся к монаху и принялся объяснять, что они за время паломничества поиздержались и нельзя ли как-то обойти этот момент с деньгами. Может быть можно отработать плату за постой. Монах в ответ разразился целой проповедью и раздраженно ткнул пальцем сначала в сторону Бориса, а затем указал на Костину правую руку.
— Его опять подозрения одолели, — Костя перевел другу, — мол какие-то мы неправильные паломники. Он мол с нами в пути хлебом поделился, так как Христос делиться завещал, а мы не то, что пожертвование в храм не хотим сделать как все нормальные католики, но даже за ночлег и еду мылимся не заплатить. И не такие мы мол бедные, если ты на шее сарацинский амулет носишь, в котором серебра не меньше чем на пять ливров10. И мое кольцо обручальное помянул — золота мол там на два-три экю11. Он бы, мол, еще понял бы, если бы это у тебя было распятие. Еще и про одежду с обувью упомянул, что очень даже не дешевая. А я, кстати и не заметил, что у тебя там что-то на шее.
— Это он мою хамсу12 разглядел, — Борис потянул витую серебряную цепочку из ворота рубахи, — действительно, если другого выхода нет, то можно ее продать, хоть и жалко — это Надин прощальный подарок. Как бы только сделать, чтобы нас не очень надрали. Ты ему скажи, что нас обокрали, а потому с наличностью туго.
Константин повернулся обратно к монаху и помогая себе жестами стал объяснять, что у них был полный кошель серебра, но на рынке в Тулузе, куда они зашли купить провизию, у них этот кошелек украли и потому у них ни монет, ни хлеба. Но если уважаемый Антонин подскажет, кто может дать хорошую цену за приносящий удачу амулет из святой земли, то они с радостью пожертвуют монастырю пару ливров. Сменив гнев на милость, Антонин поведал друзьям, что здесь в округе монастыря никто у них такую вещь не купит. Поселок бедный и жители сами серебра не имеют. Разве, что у содержателя таверны пара ливров найдется. Даже за крестины или отпевание расплачиваются сырами, вяленой рыбой или, в лучшем случае, вином. Ближайшая ювелирная лавка находится в Перпиньяне — полдня пути верхом, но хорошую цену там тоже не дадут, потому как владелец лавки Хьюго — отменный пройдоха и может вообще обмануть. Вызовет стражу и заявит, что это вы у него украли. А за хорошей ценой надо ехать либо в Каркасон, либо в Марсель, но туда хорошо если за неделю доберешься. Кроме этого продать или заложить серебряные, или золотые вещи можно у портовых менял в Канэ или у ломбардцев, но эти только на вес серебра возьмут. И вообще, с тех пор, как прадед нынешнего короля изгнал евреев из Франции, ювелиров стало совсем мало и хорошие украшения только из Италии или Андалузии привозят. Ничего больше он посоветовать не может, но может быть брат келарь подскажет что-либо путное.
Келарь оказался коротконогим толстяком с лиловым носом — явным поклонником Бахуса. Он долго разглядывал серебряную, украшенную цветной эмалью хамсу, удивленно цыкал и качал головой, но посоветовать ничего нового не смог. Однако, его лично заинтересовала цепочка. Он повосхищался витым плетением и потом предложил за цепочку десять су. Борис уже хотел было согласиться, но тут инициативу перехватил Константин.
— Ты что, сдурел, — он схватил друга за руку, — цепочка весит столько же, сколько и твоя хамса. Он нас за лохов имеет.
В результате получасовой торговли, цепочка перекочевала к келарю, а друзья разбогатели на два ливра и шесть су.
— Ну ты здоров торговаться, — Борис спрятал хамсу без цепочки в часовой карманчик, — прямо как цыган на ярмарке.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
