Зачистка

Пойти выпить таблетку от головной боли и возвращаться на пост. Ружье нужно всё-таки зарядить. Пододвинул картонную коробку полную цилиндриков-патронов и занялся делом, ещё бы вспомнить как это правильно делается.

Рана на плече тоже не давала забыть о том с чего все началось. Тот странный мужик, который чуть меня не зарезал, зато оставил тавро. Та старуха, которая не заметила меня тогда, зато теперь волочится за мной как попрошайка у церкви.

Так я и сидел всю ночь на стуле, вздрагивая от каждого стука и хватаясь за ружье время от времени. Никто не пришел. Обманула старуха.

Глава 5

Из дремы вырвался как из плена. Дернулся, чуть не упал со стула, вскрикнул и по сторонам таращился пару минут ничего не соображая. Потом сфокусировался на окне перед собой, на солнце, которое нагло светило напротив и на картонной коробке у стены. Потом я вспомнил..

Не пришла? Старуха не пришла? Никаких признаков: окно закрыто, как и форточка. Постель не застелена, но и не измята. Ружье лежит у стены, коробка с патронами рядом — никто их не взял. Дверь за спиной закрыта и белый круг не нарушен. Голова дико раскалывается, черт еще хуже чем вчера. Стоп. Что за круг и кто его нарисовал? Пытаюсь сообразить, но вступает боль в плече и хочется рвать порезанную кожу когтями, зубами, засыпать рану солью чтобы боль перебить. Что это за белый кусок фигни валяется рядом? Встаю со стула и и облегченно выдыхаю, мягкое место тоже болит и забирает часть страданий на себя. Мел. Кусок белого мела на бумажке, вот что лежит там.

Круг, почти идеальный вокруг стула — вспоминаю зачем я его рисовал. Точнее вспоминаю как, на коленях, пыхтя, оглядываясь на окно чертил круг, стараясь чтобы он вышел цельным и более менее ровным. И главное чтобы не было обрывов в линии, как в том старом фильме. Потому что всякое может прорваться сквозь неполноценную защиту.

* * *

Чего только не придумаешь ночью, когда сила воли борется с бессонницей, а страх с рациональным мышлением. Солнце. Солнце уже высоко. Паника набрасывается, накрывает с головой как черный мешок, мешая соображать и оттеняя на время боль. Я хватаю телефон и смотрю на чертов экран, который неумолимо показывает время. 15.53 и три пропущенных с неизвестного номера. Я проспал работу, не прошло и недели. Бригадир наверное звонила, а я трубку не взял. И что самое главное — старуха на войну не явилась.

Возвращается боль в плече соревнуясь с головной болью и я выползаю пошатываясь в ванную. Стены скачут вокруг устраивая дикие танцы и хороводы, пол предательски пускает волны и двери не открываются в нужную сторону. Мысли о работе уходят на третий план, что-то мне совсем не хорошо. Кажется я заболел.

Мутит. Кружится воздух вокруг. Достаю аптечку и раскидывая таблетки по полу нахожу активированный уголь, шесть таблеток будет достаточно. Проглатываю их и запиваю водой уже на кухне. Да что же это со мной?

Опять звонит телефон и я как моряк во время шторма от стены к стене перемещаюсь в комнату.

— Алло?— Иван, ты почему на работу не вышел?

Это бригадирша. Молчу, пытаясь сообразить, как правильно ответить.

— Заболел?— Да. Плохо мне.— Завтра принеси справку от врача. Сходи в больницу.

Выключаюсь, потому что таблетки неожиданно начинают действовать и вылезаю по стенам обнимать унитаз

* * *

Не помню как я оказался на улице, все в тумане, но в голове цель держится как маяк — попасть в больницу и побыстрее. Там что-то выпишут, там работают спецы.

У подъезда дежурит такси, за рулём знакомое лицо восточной национальности. Сначала плыву к нему, но вспоминаю что с собой только нож и разворачиваюсь. Ни денег, ни паспорта не взял. Ничего, помогут, только бы добрести. Пару остановок автобуса от моего дома. Пешком минут двадцать. Меня изрядно шатает, со стороны наверное кажется, что пьяный в лысину.

Точно что-то мне этот мудак в рану занёс, вирус какой-то. А ещё его нож с собой таскаю. Нож — мертвеца.

"Молодой человек! Смотрите куда идете!"

Чуть не врезался в молоденькую мамашу с коляской, случайно понесло в ее сторону. Бормочу извинения и уплываю в сторону. Я уже иду по дороге, стараюсь держаться ближе к обочине, но тянет постоянно к центру под колеса проезжающих иномарок.

Сзади крякает специфично сирена и я оборачиваюсь, прищурившись от света. Полиция. Бело-синяя машина едет медленно, прижавшись правее. Мент рядом с шофером машет мне, что-то пытаясь приказать. Опять крякает сирена и я через газон бегу в ближайшие закоулки. Ныряю в густые кусты, вырываюсь с другой стороны, ещё раз срезаю через проход и ещё. Сирена завывает далеко, хрен вы меня возьмёте. Спотыкаюсь, чуть не падаю, снова бегу. Сволочи не отстают.

Ищу глазами проход, где машина не проскочит и бегу туда. Вой увеличивается и приближается, еще один рывок и все.

Пенсионеры на лавках удивленно таращатся на эту мини погоню. Ныряю в узкий проход между домами и вижу силуэт, очень знакомый силуэт скачет на четвереньках и это не собака. Тень выгибается и увеличивается в размерах когда у меня в голове взрывается тьма. Лучше бы сдался полиции.

* * *

На этом закончилась одна погоня и началась другая, но не сразу. Сначала я очнулся в дребезжащем, кричащем и воняющем бензином тесном пространстве. Рычит мотор, громко играет музыка и трясет, чтобы понять где я понадобилось время. Все эти скачки из одного состояния в другое уже сводили с ума. То спишь, то бодрствуешь, то теряешь сознание, то возвращаешься в реальный мир, но не там где выпал из него, а совсем в другом месте.

Теперь я трясся на заднем сидении машины, под восточные мелодии, а за рулём сидел армянин, который подозрительно часто попадался мне на глаза в последнее время. Да, тот самый белозубый шофер. Он заметил, что я ворочаюсь сзади и улыбнулся, оглядываясь.

— Здорова, брат! Как ты? Хорошо тебе? Как чувствуешь себя?

Я бросил взгляд в окно, мы ехали по дороге уже явно за городом, но где точно не понятно.

— Эй, ара не волнуйся, по лицу вижу переживаешь. Сейчас в Зазимье доставлю, там тебя подлечат.

В голове помутилось и я уже дергаю за ручку изнутри, пытаясь выскочить на ходу. Вернулась головная боль и боль в плече а с ними трехкратно увеличенный страх переходящий в панику.

"Ээээ!"— кричал злой шофер армянской наружности, — не ломай, да? Я тебя сейчас сломаю, молодой!"

А потом треск в голове и опять забытье.

* * *

Зазимье. Знакомое слово. Название которое крутится в голове не вызывая ассоциаций, но и не оставляя в покое. Тогда, в машине, я почему-то подумал, что меня везут в психбольницу, которая расположена где-то там, в Зазимье.

Я был не прав и понятно это стало уже при следующем пробуждении. Оп и нырнул в забытье в машине, оп и вынырнул в телеге.

Мороз ударил резко по лицу и я с трудом открыл глаза. Белый туман вокруг хлестал жгучими пальцами. Завывал ветер и по небу бежали наперегонки тучи. Обледеневшее лицо и жар в груди сочетались не органично, а трясло здесь ещё хуже чем в старом "москвиче".

— Не дергайся молодой, а то из саней вылетишь, а там упыри схватят!

Господи! Да что происходит наконец?

Там, впереди, сидел уже знакомый армяшка и вожжами бил по крупам лошадей. Так это называется вроде? А ещё он успел переодеться из традиционной кожанки и белой рубашки в такой себе толстенный тулуп и смешную шапку с ушами. А ещё снегом покрыться успел, как ёлка игрушками.

— Ты извини, брат, что я тебя вырубил! — кричал сквозь шум таксист. — Не было времени играться, печать тебя убивает а ты не чешешься! А башка у ваших крепкая, заживёт! Привыкай вообще! Ой, бл…

Он неразборчиво выругался увидев что-то и развернувшись начал хлестать лошадей с дикими воплями. Полный сюр, как в прошлый век попал. Меня, кстати, тоже нарядили в тулуп, воняло от которого псиной, как минимум. Да если бы не он, вылетел бы я уже в белую морозную даль.

— Волчары позорные! — надрывался тем временем таксист. — Это же в ваших интересах ловчего откачать ! Пусть я до Зазимья доберусь! Все расскажу!

Его было еле слышно из-за нарастающего воя ветра и свист пурги. А у меня промелькнувшее слово из головы не выходило. “Упыри”. И, кажется, по нашему следу шли они. Красные огни глаз мелькали, то пропадая, то появляясь. Если бы не снежная буря я бы точнее разглядел, что хочет меня сожрать. Надеюсь, что это всего лишь волки.

* * *

“Опять вырубился! В санях! Еле ушли, брат!”

“Зачем ты его приволок сюда? Он еще не готов.”

“Он скопытится скоро, печать его убивает. А я смотреть на такое не согласен, брат”.

“Ольга не явилась?”

“Не видел я ее, а парень уже на грани был”.

“Ладно, укладывай здесь. Нож он взял?”

“Да.”

“Не оставил ты мне выбора, ара, впрочем, чему я удивляюсь?”

Такой разговор отметился в памяти, пока я в себя приходил и пока меня таскали взад-вперед, как вещь ненужную. Но дальше стало еще хуже.

"Я пойду за сгустком. Остался один недозревший последний. Давай ему нож и подготовь морально, что ли"."А почему я? Я не умею объяснять, слушай. Давай ты лучше все сделай, брат"."Нет. Ты его привёл, ты и объясняй".

Открылась дверь и завыла непогода, пробирая холодом. Я изо всех сил постарался притвориться мертвым и даже когда рука вцепилась в плечо и трясла изо всех сил, я лежал по стойке смирно.

"Эээ!!! Вставай. Я вижу, что ты слышишь. Вставай, нож бери, лечить тебя будем. Ээ, ну не шути."

Дверь опять открылась и я только сильнее глаза зажмурил. Да ну вас нафиг, ребятки.

— Принес?

— Да, сопротивляется сильно. Закончим быстрее с этим и дальше сами.

Меня рывком посадили и сунули что то в руку.

"Открой, глаза,— прошипел в ухо армянин, — если хочешь жить, дурак, прими свою судьбу".

И я открыл глаза. Ну конечно я узнал голос, хоть и слышал его только раз, да и запах этот ни с чем не перепутаешь. Последний раз мы общались в моем подъезде, а куда меня занесло на этот раз…. Зазимье, говорили они. Подготовьте морально, — говорили они.

Дед уже открывал сундук и доставал из него источник противнейшего на земле звука. Оно пищало, визжало, раздражая все нервные окончания, что существуют в нормальном мире и еще оно выглядело “ничем”. Сгусток чего-то нематериального, нереального и воздушного. Сгусток отвратительной энергии, ярости и отчаяния. Оно трепыхалось пытаясь вырваться и верещало, но старик ловко менял руки и удерживал его.

— На, — сказал таксист и протянул мне кинжал. Он сильно потел даже в распахнутом кожухе, но не раздевался, — убей его если хочешь жить.— Вы шутите. Я не могу убить человека, даже бомжа. Не буду.

Они вытаращились на меня и переглянулись. Таксист беспомощно пожал плечами.

— Слушай, это не его. А "его".

Нечто в руках деда затрепыхалось ещё быстрее, усиливая крик и я с силой вцепился в рукоятку кинжала. Потом кисть ещё долго болела.

Они предлагали мне убить облачко. Было бы смешно, если бы не было так абсурдно.

— Убить?

— Да.

— Вот это облачко?

Пауза...

— Чего? Ты жить хочешь или нет, новичок? Печать не беспокоит?

Шрам на плече мучил, но не настолько, чтобы строить из себя идиота. Я еще надеялся, что мне все это снится.

— Я не удержу долго, — старик встряхнул облачком у себя в руках, вверх-вниз и оно на секунду замолкло а потом затянуло снова — Давид, да покажи ты ему.

Давид вдруг взял меня мягко за руки и посмотрел нежно в глаза, я даже отшатнулся на всякий случай.

— Послушай, брат. Мы не учителя и рассказывать не умеем. Но сейчас ты должен взять клинок и прирезать вон ту сущность. Ты не бойся. Оно нечистое. Оно еще не вылупилось и не имеет разума. Только инстинкты. А тебе нужно подпитаться, иначе ты умрешь. Ты батарэйка и ты разряжаешься, понимаешь?

— Не

— Не разрядись до суха. Иначе плохо будет.

Старик молча смотрел на меня, а я смотрел на крутящееся нечто в его руках. Почему-то я тогда поверил словам таксиста, то ли во взгляде прочитал правду, то ли просто все равно стало, лишь бы быстрее все закончилось. Да и не жалко было эту “тучку”. Кого тут жалеть?

— Ладно, давайте попробуем.

— Ай, молодец! Ай, хороший мальчик, мужик настоящий.

Старик кивнул мне и встал, все еще удерживая странную штуку в руках. Армянин засуетился и столик деревянный приволок и рядом поставил. Старик шагнул к нему и тучку двумя руками к поверхности “пригвоздил”.

— Давай!

"Я тучка тучка тучка. Я больше не медведь"

Я взял кинжал двумя руками и встал по ту сторону столика.

"И как приятно тучке по небу лететь"

Занес кинжал и замер.

"А в синем-синем небе порядок и уют"

— Бей, — негромко сказал старик, — вытяни из него все, что можешь.

Оно трепыхалось как живое, обволакивая его пальцы и пытаясь просочиться сквозь дерево...

— Бей или я отпущу!

"Поэтому все тучки так весело поют!"

Я закрыл глаза и опустил кинжал. Как только клинок врезался в дерево, пройдя сквозь тучку, оно завизжало от боли.

— Не отпускай! Выкачивай!

"Аааа! Не могу смотреть!" — закричал таксист и открылась-закрылась дверь, впуская холодный воздух Оно продолжало кричать и кинжал дергался в руках, я открыл глаза.

Лезвие плотно вошло в субстанцию и застряло в столике. Вверх по нему тонкой струйкой текла синяя полоска. Из тучки, по желобку на лезвии, как лиана опутывало рукоятку и терялась в моих ладонях.

"Виии!" — скрежетало оно и пыталось вырваться.

— Держи, держи! — кричал бомж, а оно усиливалось. В крике не было ярости, не было жажды мести или ненависти, только страх и желание выжить.

— Блиин! — вырвалось у меня, — Хватит!

— Держи!

— Я не могу!

— Не отпускай его!

"Виии! Пожалей меня!"

— Оно говорит!

"Виии! Пожалей меня! Не убивай!"

— Не слушай его!

"Виии! Пожалей меня! Не убивай! Я хочу жить!"

— ААА! Не могу больше!

— Держи! Неет!

"Спасибо!"

Я вырвал кинжал одним рывком, да так сильно, что чуть не упал.

"Спасибо. Я тебе пригожусь."

Старик сделал шаг назад и и поднял руки, что-то затрещало и бахнуло, на секунду ослепив и остались только я, да безумный старик у перевернутого столика... или разбитого корыта.

— Однако, — сказал старик, — инквизиторам это не понравится.

* * *

Вскоре я уже сидел в санях закутанный в тулуп и смотрел на удаляющиеся избы деревни. В проеме открытой двери одной из них стоял старик и смотрел нам вслед. Давид погонял коней молча, только вожжами работал и изредка цокал языком. Со мной он не разговаривал и злой был очень. Я даже спрашивать не стал, почему.

"Если упыри появятся пугнешь их кинжалом", — только и выдавил один раз. А потом я заснул.

Проснулся на заднем сиденье такси, когда оно резко затормозило у подъезда.

— Выходи, — сказал таксист и протянул руку, — Давид.

— Будем здоровы, — пробормотал я и вылез, — Иван. О, сразу с доставкой.

— Шутишь, — грустно сказал Давид, — мы своих не бросаем. Хотя такого как ты у нас еще не было.