Император двух Империй

Слишком хорошо помнил Александр Павлович времена, когда на троне был Николай, и как сам Кутепов приходил просто в отчаяние, видя, как все рушится, а Император выпускает из рук контроль над ситуацией. Так это после двух десятков лет правления, что уж говорить о возможном правлении слабого Павла! Даже представить себе страшно такой ход событий.

Потому так торопился Император с этой свадьбой, так спешит с Наследником, потому что понимает, что если что, то все рухнет и страна немедленно погрузится в пучины революций и гражданской войны.

Причем, насколько остро понимает, что перед отъездом в Крым, даже утвердил на будущее "Особый протокол Омега", в котором на случай гибели Императора уже после ожидаемого рождения Цесаревича, должен быть немедленно созван регентский Совет Правителя при Малолетнем Императоре и в протоколе оговорен его примерный состав. При этом официальным (до совершеннолетия Императора) Правителем Государства и Опекуном Императора должна стать Вдовствующая (не дай бог!) Императрица Мария Викторовна. Впрочем, это-то как раз случится и без всяких "Протоколов Омега", который лишь расписывает выполнение того, что должно быть исполнено согласно законодательства Империи.

Кутепов открыл "Закон о Престолонаследии", нашел этот раздел и перечитал его:

"43. Назначение Правителя и Опекуна, как в одном лице совокупно, так и в двух лицах раздельно, зависит от воли и усмотрения царствующего Императора, которому, для лучшей безопасности, следует учинить выбор сей на случай Его кончины.

44. Когда при жизни Императора такового назначения не последовало, то, по кончине Его, правительство государства и опека над лицом Императора в малолетстве принадлежат отцу или матери; отчим же и мачеха исключаются.

45. Когда нет отца и матери, то правительство и опека принадлежат ближнему к наследию престола из совершеннолетних обоего пола родственников малолетнего Императора.

47. Правителю государства полагается Совет Правительства; и как Правитель без Совета, так и Совет без Правителя существовать не могут.

48. Совет составляют шесть особ первых двух классов, по выбору Правителя, который назначает и других, при случающихся переменах.

49. Мужеского пола особы Императорской Фамилии могут заседать в сем Совете по выбору Правителя, но не прежде своего совершеннолетия и не в числе шести особ, оный составляющих.

50. В Совет Правительства входят все без изъятия дела, подлежащие решению Самого Императора, и все те, которые, как к Нему, так и в Совет Его вступают; но опеки Совет не касается.

51. Правитель имеет решающий голос.

52. Назначение Совета и выбор членов оного полагается в недостатке другого распоряжения скончавшегося Государя, ибо оному должны быть известны обстоятельства и люди".

Вот на этот-то случай Император и составлял предварительный список возможных членов Совета Правительства. Впрочем, последнее слово в этом случае, согласно "Протокола Омега" все равно будет за Императрицей Марией.

Только вот, ничего этого не может случиться, пока не родится Наследник Цесаревич. То есть, как минимум еще девять месяцев Великому Князю Павлу Александровичу придется с ужасом представлять себе тот черный день, в который корона вдруг свалится ему на голову. Впрочем, скорее всего, он тут сразу же откажется от Престола и корона Империи покатится по головам очереди Наследников. Покатится, пока не свалится с чьей-нибудь головы. Вместе с головой. Ибо в то, что кто-то из них сумеет удержать власть, Кутепов не верил.

М-да.

Генерал хмуро закрыл томик Закона и вновь покосился на новость РОСТА, лежащую на столе.

Эх, а он тогда так обрадовался, когда Государь сообщил ему о своем решении назначить генерала Артемьева на должность Командующего Императорской Главной Квартиры. Настолько обрадовался, что тут же подал на Высочайшее Имя прошение о переводе на фронт.

На что Михаил Второй лишь хохотнул, а затем сказал:

— Побойтесь Бога, Александр Павлович! Какой фронт? Вы мне в Москве нужны!

— Нижайше прошу простить, Ваше Императорское Величество, но я боевой офицер, а не штабист и мое место...

Но Император не дал ему договорить.

— Вот что, генерал Свиты Кутепов. Где ваше место в Империи решать мне. И вы мне нужны в Москве. С сегодняшнего дня вы официальный начальник Ситуационного центра и продолжаете исполнять должность Командующего Императорской Главной Квартирой, пока ваш непосредственный начальник генерал Артемьев будет со мной в Мелласе, а затем, даст Бог, и в Царьграде. Вам все ясно, генерал?

Кутепов вытянулся и четко произнес:

— Так точно, Ваше Императорское Величество! Все ясно. Вопросов не имею.

Михаил Второй смягчился и лишь с горечью сказал:

— Эх, Александр Павлович, Александр Павлович. Я ведь точно такой же боевой офицер, точно так же водил на вражеские пулеметы свою конную дивизию, а затем корпус. Я всю жизнь шарахался от штабной и прочей бумажной работы. И что же? Вместо того, чтобы во главе своей Дикой дивизии первым ворваться в Константинополь, я тоже вынужден сидеть в штабе и лишь бумажки перекладывать. Так что давайте делать свою работу там, где мы нужны Империи и Господу Богу.

— Да, Государь!

— И вот что, Александр Павлович. Вы фактически остаетесь в Москве моими глазами и ушами. В какой-то мере, даже моим Местоблюстителем, пока меня нет в столице. И ваша задача не дать меня свергнуть, вам это ясно?

— Так точно, Ваше Величество! Можете быть уверенным — я не подведу!

— Надеюсь на вас, генерал. Сами знаете, какой непростой у нас август в Первопрестольной, сколь тонко и ювелирно нужно все провести. Выиграйте для меня это сражение в Москве. Это приказ и моя личная просьба.

— Все сделаю, Государь. Не сомневайтесь.

И вот теперь Кутепов вел свое сражение. Сражение, на котором не звучали выстрелы, но от исхода, которого во многом зависела история России. Шла подготовка к Съезду аграриев и к Священному Синоду, на котором должны были избрать Патриарха Московского.

И если к Съезду аграриев был повышенный интерес у всякой левой публики и прочих заинтересованных лиц, то вокруг Синода шли нешуточные бои между различными группами духовенства и мирян самой правой направленности, вплоть до махровых черносотенцев.

И на том, и том событии накалялись страсти и ситуация могла пойти в разнос в любой момент. Но, ни то, ни другое не могло быть отложено и должно было состояться до коронации в Константинополе, на волне эйфории от взятия Проливов.

Ситуация осложнялась остротой вопросов. Земельный передел мог вообще взорвать Империю изнутри и обрушить фронт или ввергнуть державу в несколько лет голода, не говоря уж о потере всего экспорта. А выборы Патриарха, непростые сами по себе, проходили на фоне перспектив получения на государственном уровне сразу нескольких патриархий под скипетром русского Императора. А это, как говорится, уже совсем другой коленкор!

К тому же, Государь поставил Кутепову задачу не только провести эти мероприятия точно и в срок, не допустив эксцессов и выплеска страстей на улицы, но и добиться того, чтобы сами заседающие САМИ же и приняли именно те решения, которые нужны Михаилу Второму. Который, кстати, пообещал Митрополиту Макарию поддержать его кандидатуру на выборах Патриарха. А Кутепов же должен был так провести работу, чтобы Макарий вообще не попал в список из трех кандидатов, из которых Михаил Второй будет выбирать патриарха. А сделать это можно было лишь путем того, что Макарию банально не хватит голосов.

Такая вот стратегическая задачка.

Александр Павлович в очередной раз пожалел, что князь Волконский застрял в Италии. Он бы справился лучше с Синодом, как прежде справился с Госдумой. Но, что тут поделать, каждый воюет на своем участке фронта. Италия стратегически нужна России. Неслучайно Государь присвоил князю Волконскому ранг Имперского Комиссара с практически неограниченными правами.

Что ж, Третий Рим хочет завладеть Вторым Римом и сильно дружить с Римом Первым.

Задача не для слабых духом.

Хорошо хоть группировки вокруг премьер-министра Маниковского притаились, явно желая дождаться развязки вопроса с Проливами. Но, с другой стороны, они могут поспешить нанести удар до того, как эйфория не сделает переворот невозможным.

* * *

КРЫМ. ДВОРЕЦ МЕЛЛАС. ИМПЕРАТОРСКИЙ КОМАНДНЫЙ ПУНКТ. 6 (19) августа 1917 года.

— Генерал Каледин докладывает о полном успехе. После бомбового удара по укреплениям противника, 1-я конная армия прорвала османский фронт и развивает наступление, двигаясь вдоль черноморского побережья в направлении на Босфор. По мере продвижения наша конница атакует и берет под свой контроль османские береговые батареи, прикрывающие побережье от подхода наших кораблей. Действия 1-й конной армии поддерживаются авиацией и орудиями черноморской эскадры.

— Сопротивление противника?

— Практически отсутствует. Гарнизоны батарей и небольших городков предпочитает сразу же капитулировать. Крупные очаги сопротивления, которые могут возникнуть, конная армия обходит, не теряя темп.

Да, тем сейчас это самое главное. Очаги мы додушим или они сами сдадутся.

— Хорошо. Что на другой стороне?

— Основные пехотные силы Царьградского фронта начали наступление. В пяти местах силам фронта удалось преодолеть реку Марица и закрепиться на плацдармах. В двух местах река была форсирована силами двух болгарских кавалерийских дивизий, после чего подразделения Императорского Инженерно-строительного корпуса начали сооружение временных мостов для организации переправы.

— А еще в трех местах?

Генерал Артемьев усмехнулся:

— А еще в трех местах орлы Слащева просто купили три моста.

— Купили???

— Да, Государь.

Я заржал и захлопал в ладоши, аплодируя.

— Браво! И кто там такой интересный купец?

— Некто капитан ССО Емец, Ваше Величество. Просто подкупил турецкого майора и пообещал тому, что если он продаст свой мост, то получит жизнь и много денег. И тот на радостях не только не стал взрывать свой мост, но и договорился с командирами соседних мостов. В общем, мосты куплены, а три османских батальона с песнями пошли в наш плен.

— Ай-да, Емец, ай-да сукин сын!

Я был в восторге. Нравится мне подход к жизни у людей Слащева! Каждый раз удивляюсь их выходкам. Где он берет таких? Чутье у него, что ли?

— А много денег — это сколько?

Генерал назвал сумму. Усмехаюсь.

— Хороший купец. Дешево сторговался. В общем так, Василий Васильевич, подготовьте мне бумаги на производство этого Емца в подполковники. Ну, и орден ему, само собой.

* * *

КРЫМ. ДВОРЕЦ МЕЛЛАС. НАБЕРЕЖНАЯ. 6 (19) августа 1917 года.

— Устал?

— Соскучился очень.

Я зарылся носом в ее волосы, вдыхая ставший родным запах.

— Твои волосы пахнут короной.

— Я не сомневаюсь. Думаю, мои прежде локоны пахли лучше. Царские обязанности требуют значимого.

Улыбаюсь.

— Я тебя люблю, мое солнышко.

— И я тебя.

Мы все еще говорили на веселой смеси русских и французских фраз, хотя Маша старательно учила язык и делала все, чтобы скорее войти в полноценную роль Императрицы Всероссийской. Я ее щадил, и когда видел, что она очень устала, говорили исключительно на французском, мы же не на протоколе в конце концов, зачем я буду ее мучить? Хотя она и очень старалась. Я бы так не смог.

Закат бросал свои лучи на водную гладь. Мы стояли, глядя в багряные оттенки. Романтика.

— Как дела на фронте? Я чувствую, что все хорошо.

Усмехаюсь краешком губ.

— С чего такая уверенность?

— Ты не в штабе, а со мной.

Хмыкаю.

— Удивительно, но, действительно, все довольно хорошо. Все бомберы отбомбились, немецкие и прочие крейсера потоплены в Стении, армия Каледина прорвала фронт и движется вдоль черноморского побережья, опрокидывая один форт за другим. Многие форты либо заняты отрядами Слащева, либо выведены из строя. Армии Брусилова просто вспороли оборону 1-й османской армии. Я надеюсь на то, что в ближайшие два-три дня наша армия сможет устранить османскую армию, как серьезную силу в европейской части между нынешней болгарской границей и Босфором. И представь забавный случай, капитан ССО Емец просто купил у турок три моста через Марицу!

— Купил? Серьезно?

Я рассказал эту историю и мы с Машей рассмеялись.

— Миша, этого капитана ведь ты наградишь?

— Разумеется. И награжу, и уже подписал его производство в подполковники.

— Правильно.

Мы некоторое время помолчали, глядя вдаль и слушая плеск волн у наших ног.

— А что тебе снилось сегодня?

— Что?

— Когда я тебя разбудила, ты буквально вскричал: "О, нет. Такой сон!"

— Ах, это...

Я лихорадочно размышлял. Вообще, с этим всем что-то делать было явно надо, ведь я могу думать о чем угодно и шифроваться, как угодно, но я не Штирлиц, а скорее радистка Кэт, и во сне или спросонку могу брякнуть все, что угодно. Как это и произошло сегодня. Да, и, извините, вряд ли умная девочка Маша не замечает каких-то несоответствий или странностей в моих действиях и даже мыслях. Пусть мои генералы и прочие сановники молчат, но... В конце концов они же не спят со мной, а Маша спит.

И, да, кстати, я еще и начал, к тому же, активно ломать сложившиеся стереотипы и правила. Ну, не нравится мне современная женская одежда, и уж, тем более, это жуткое, прости Господи, белье. Да и спать раздельно, как подобает добропорядочным супругам, мне не нравилось. Потому спали мы в одной кроватке и безо всяких там лишних условностей. Да и в постели... А это, в свою очередь, наверняка рождало некоторые вопросы у моей благоверной Маши.

— Мне вроде как снилось будущее. Словно прошло много-много лет, но мы с тобой точно так же молоды, разве что одежда на нас другая. Большой аэродром и здания вокруг него огромные. Все такие из стекла и камня. Мы, вроде как, ждем объявления на посадку, и тут нам ее объявляют. На рейс "Имперских аэролиний" по маршруту Москва-Царьград. Мы выходим из здания и нас ждет красный дирижабль со Звездой Богородицы на борту.

— А в чем я была одета?

Я даже запнулся от такого вопроса. С одной стороны, чисто женский вопрос, а, с другой, как на него ответить? Ты, дорогая, была в легком обтягивающем платье короче некуда?

— Там, во сне, была какая-то другая мода. Люди одеты были очень и очень легко, совсем не так, как сейчас. А многие молодые женщины, видимо, подражали каким-то античным мотивам, во всяком случае на многих были какие-то совершенно короткие туники или что-то похожее. И путешествовали мы совсем не официально, во всяком случае, никаких парадов и прочего там не было. Впрочем, это ведь просто сон, а в них, как ты знаешь, не всегда имеет смысл искать логику.

Маша смотрела на меня странно и, я поспешил добавить:

— Вот только не говори мне сейчас сумасшествии. Я, между прочим, и жив до сих пор, во многом только благодаря таким вот снам. В ночь на 27 февраля сего года приснился мне сон, что брат мой Николай отрекся от Престола, что случилась революция и гражданская война, Россия утонула в крови, а меня самого убили выстрелом в затылок на краю какой-то шахты. И можешь смеяться, но я верю в то, что если бы я не поспешил принять меры, то все бы так и случилось.