Дом на краю

Глава 5

Вы когда-нибудь видели ангела? Я видела. Он спустился за мной в темноту, чтобы вынести на свет Божий. И слышала его проникновенный голос: "Не оставляй меня, пожалуйста, не оставляй".

А потом налетели черти и трясли, и били по лицу, и кричали: "Очнись! Очнись! Очнись!"

Сфокусировав взгляд, я узнала склонившегося ко мне Владимира. На уровне шестого чувства поняла, что тот чем-то страшно взволнован, но уверенности не было. Разглядеть выражение его лица не получалось, слишком темно и близко.

— Что с тобой? — Я попыталась озвучить назревший вопрос, но гортань свело, и речь превратилась в хрип. Так мне послышалось.

Вовка же понял.

— Со мной — ничего. Ты как? Все цело? Ничего не болит? — в голосе друга явное облегчение. — Господи, Ярило, ну и напугала ты меня! Пальцами шевелить можешь?

Я вдруг осознала, что мои телеса последовательно, сантиметр за сантиметром ощупывают. Сперва плечи, потом правую руку, левую...

Добраться до остального я не позволила.

— Хватит уже! Со мной все в порядке! — На этот раз голос не подвел, вот только в голове зазвенело, словно кто-то весьма недобрый вздумал ударить в бубен.

Просвещать Вовку я не стала, побоялась нового приступа паники с его стороны. Вместо этого поинтересовалась:

— Где мы?

— Думаю, в погребе. — Друг помог мне принять вертикальное положение. Практически вертикальное — посадил. — Похоже, доски основательно прогнили и не выдержали нашего веса, — предположил он, указывая на потолок. Над нами зияла большая дыра с рваными краями, сквозь которую и поступал свет.

— Весело, — я потерла лоб, в попытке избавиться от боли. — Ты сам как? Цел? — наконец разглядев царапину на его лице — длинную, кровоточащую, рассекающую люб от виска до полосы волос над бровью.

— Нормально. Мое падение замедлила лестница, — успокоил меня Владимир, указав на останки своей спасительницы — тетива да нижняя ступенька.

— Как выбираться будем? — Я огляделась. До потолка однозначно более двух метров — Вовке не дотянуться. Вокруг пустующие стеллажи. Свалившийся вместе с нами лом в расчет принимать не стоило: из него не то, что подмости не соберешь, куча — мала не сложишь! — Есть идеи?

— Если только одна... — Как и я, он безрезультатно рыщет по сторонам взглядом.

— Какая?

— Залезешь мне на плечи, и я подниму тебя. Должна дотянуться.

— А ты?

— Я? Я на твоей милости, — Владимир хохотнул. Видимо, нервное. — Захочешь вытащить, найдешь способ.

Очутившись на поверхности, я первым делом кинулась на улицу звать подмогу. Но спокойная озерная гладь и безучастный лесной массив вокруг нее охладили мой пыл. Должно было очень повезти, чтобы хоть кто-то оказался поблизости и услышал мой призыв. Сникнув, я побрела обратно.

Для начала поинтересовалась у Вовки, как он там? Живой? Друг ответил, что ничего не изменилось — протирает штаны и попросил меня не беспокоиться попусту, а заняться делом. Я послушалась.

Бродить по старому дому в поисках непонятно чего — то еще занятие. Я осторожно переступала через всякий хлам, нанесенный ветром мусор, следы животных трапез, экскременты различного происхождения и задавалась вопросом, что если вновь свалюсь в какую-нибудь яму, найдут ли нас вообще? И кто? Люди, звери?

Трижды обследовав все помещения, я решила подняться на чердак, не смотря на протесты Вовки, время от времени окликавшего меня из глубин подвала. Было страшно. А еще то и дело накатывало что-то, от чего кожа покрывалась мурашками, а сердце начинало ухать в груди, словно большая, глазастая сова.

Здесь все выглядело гораздо приличнее, нежели внизу. Отсутствовала порушенная мебель, не было следов присутствия животных — только птичий помет и перья, с подстропильных балок свисали пучки засушенных трав, а у дальней стены стоял целехонький, закрытый на амбарный замок сундук.

— Вов, похоже, сюда кто-то наведывается, — сообщила другу ради собственного успокоения.

Тот не ответил — далеко все же, да и я не кричала.

Вошла внутрь, лелея тайную надежду, что этот кто-то припас канат или, на худой конец, крепкую веревку, и чуть не взвыла от ужаса, когда с громким хлопком дверь за мной встала на место.

Справившись с испугом, я вновь начала осматриваться. Рядом с дверью буфет — колченогий, запылившейся, без дверок, с жестяными баночками внутри. Любопытство взяло вверх, и, открыв одну, я осторожно принюхалась — фиалка, кажется, но уверенности не было. Зато в следующей, однозначно, находился раскрошенный мел. Вдруг взгляд зацепился за что-то в углу на верхней полке. Я потянулась, чтобы достать, и едва не схватилась за сердце, поняв, что это связка высохших от времени куриных лапок.

Вопрос: "Какого черта здесь происходит?" — заклокотал внутри, а ему тревожным набатом вторил голос бабушки: "Нечего тебе там делать! Увижу — выпорю!"

Я невольно попятилась. Взгляд, испуганным воробьем, метался с одного на другое, пока не остановился на приставленной к буфету лестнице. Как я могла сразу ее не заметить?!

Схватив находку, я заторопилась вниз, совершенно не думая о том, что она явно коротка. Что в ней от силы полтора метра. Что ее длины не хватит, чтобы вытащить Вовку из подвала. А оказавшись рядом с проломом, обессилено рухнула на пол, ощущая, как стекают по щекам горящие ручейки.

— Ну что там? Нашла чего-нибудь? — взволнованный голос друга заставил меня встряхнуться.

Я отерла слезы прежде, чем ответить.

— Лестницу, но она нам не поможет.

— Почему?

— Короткая.

— Насколько?

— Ниже меня. — Я судорожно вздохнула.

— Ничего. Спускай. Я тут тоже кое-что придумал, пока ты ходила.

— Что?

— Какая разница, Яр. Спускай, попробую выбраться.

Я послушалась. Внизу что-то скрипнуло, застонало, и вот уже Владимир протягивает мне руку.

— Помоги.

Распластавшись на дощатом полу, я дотянулась до его кисти. Конечно же не держала, да и не смогла бы удержать, но он, тем не менее, поднимался и, вскоре, смог ухватиться за край пролома. А чуть позднее и вовсе растянулся рядом со мной на полу.

— Живая?

Я кивнула и шмыгнула носом.

— А чего ревешь?

— Неправда! Не реву! — зажмурившись и вновь шмыгнув носом.

— Дурочка... Радоваться надо, — Вовка сел и, подняв меня, притянул к себе. — Испугалась?

Я закивала и с облегчением уткнулась носом в его плечо, думая о том, как же хорошо иногда оказаться в крепких объятьях сильного мужчины. Пусть даже он всего лишь твой друг.

— Господи! За каким дьяволом вы вообще туда поперлись? Ему же сто лет в обед! На ладан дышит! Туда даже ребятня уже не суется после всех этих случаев! — кипятилась Ольга, обрабатывая рану на лбу у Владимира.

Меня Вовка к себе не подпустил, а вот сестре отказать не смог. Впрочем, она разрешения не спрашивала. Усадила на стул, велела, чтобы не дергался, и за дело.

— Каких еще случаев? — За нас обоих спросил Владимир.

Я вообще предпочитала помалкивать: после падения и слез голова чугунная, едва соображает.

— Как каких? — Ольга искренне удивилась и принялась перечислять, загибая пальцы. — Ваньку Васина крыльцом придавило — ногу сломал. Пашка Сторожцев на вилы ржавые напоролся — в Саратов с заражением увезли. Пол кишок отрезали. Шурочку Пестову чуть собака насмерть не загрызла. Теперь вот вас, едва живьем не погребло. Не зря говорят — проклятое место, — подытожила сестра и, закончив с мужским лбом, отправилась убирать йод в аптечку.

— Что еще говорят? Помимо того, что проклятое? — Когда Ольга вернулась, Вовка решил возобновить разговор.

Я же мечтала только об одном, поскорее отправиться в постель залечивать раны. Пусть зримые повреждения на мне отсутствовали, но синяки вскоре обещали расцвести в полной мере. Самой себе я казалась порядком измочаленной тренировочной грушей.

— Чей это дом-то вообще? Кому принадлежал? Или ты тоже не знаешь? — тем временем говорил Владимир, потирая тыльную часть руки, также украшенную небольшой ссадиной. Ему, однозначно, повезло меньше, чем мне.

— Почему не знаю? Знаю! Бабушка говорила, — сестра выдержала многозначительную паузу прежде, чем огорошить. — Нам.

— Кому? — у меня даже голос прорезался от неожиданности.

— Ну, не совсем нам, конечно. Нашей семье, прапрабабке — Аксинье Герасимовне Елагиной. — Ольга щелкнула пальцами, явно довольная собой.

— Не может этого быть! Почему я не знаю?! — Я накинулась на сестру, вмиг позабыв о собственном разбитом состоянии.

— Ты у меня спрашиваешь? Я-то тут причем?

Ольга обиженно насупилась. Владимир также глянул с удивлением, но меня не остановить.

— А у кого мне, по-твоему, спрашивать? У Вовки? Он, вроде, небылицы всякие не рассказывает!

— Я, значит, рассказываю?!

— Елагины — те, что родственники купцов Пчелинцевых? — встрял Владимир, но его вопрос проигнорировали.

— А кто? Я ничего подобного от бабушки не слышала!

Мы с сестрой окончательно перешли на повышенные тона.

— И что?! — огрызнулась Ольга, а меня, как в детстве, разобрала обида: в те времена единственный камень преткновения между нами — близость к бабушке.

— То самое! Если бы это была правда, я бы тоже знала! Но мне бабушка ничего подобного говорила!

— Может, ты не спрашивала?!

— А ты, значит, спрашивала?!

— Именно!

Ольга в запале вскочила на ноги. Я последовала ее примеру.

— И с чего вдруг такой вопрос возник?!

— С того самого! Альбомы нужно внимательнее смотреть!

— Какие еще альбомы?!

— Семейные!

Я задохнулась от несправедливости сестринского обвинения, но поставить ее на место не успела. Вовка вмешался.

— Брейк! — громогласно он положил конец нашим препирательствам. — Да, что с вами такое?! Подеритесь еще! — предложил, когда мы с сестрой, в момент отрезвленные, потупили виноватые взгляды. — Успокоились? Или может по углам развести для надежности? — теперь уже с усмешкой.

— По углам. Желательно в "темной", — согласилась я, опускаясь обратно на табурет.

Было нестерпимо стыдно. Бабушка наверняка в гробу перевернулась от такого моего поведения. И что нашло, спрашивается? Сцепились, как дети малые!

— Лель, прости. Это стресс, наверное, — являясь зачинщицей ссоры, я принялась извиняться. — Сама не понимаю, из-за чего завелась. День какой-то дурацкий. Все наперекосяк. — Не придумав ничего лучше, я протянула сестре мизинец.

— И у меня тоже, — зацепившись за мой палец, призналась Ольга. — Мир?

— Мир.

— Вот и славно. Только, чур, не реветь. Я плавать не умею! — замахал руками Владимир, словно и вправду шел ко дну. В купе с нарочито испуганным взглядом выглядело забавно. Мы с сестрой рассмеялись.

— Не боись! Ярка отличный пловец. Вытащит, — успокоила мужчину Ольга и, вновь поднявшись на ноги, предложила. — Может по стопочке? Запить ваши приключения? Да и мой денек тоже. С начальницей сегодня вдрызг разругалась, — пожаловалась она, открывая дверцу холодильника. — Честное слово, дождется у меня эта скряга. Сама за прилавком стоять будет!

* * *

Сны — странная штука. Зачастую настолько реалистичная, что, даже проснувшись, ты продолжает воспринимать их реальность, как должное. Живешь в ней. Осязаешь. Дышишь ею. Так было и со мной.

Пробудившись среди ночи, я долго не могла понять, где нахожусь. Ноздри продолжал щекотать запах ладана, слышался тихий плач, всхлипывания, напевный речитатив молитв. Глаза щипало от слез, щека стыла от прикосновения к окоченелой коже. А еще эти боль, тяжесть и распирание в груди, точно я заготовленный к рождественскому столу гусь — ощипанный, выпотрошенный и до отказа набитый яблоками. И хочется выть волчицей, и рвать на себе волосы, словно лишившаяся дитя мать, и кричать — кричать так, чтобы вся вселенная узнала о моей скорби!

* * *

Я исследовала содержимое нижнего отдела буфета, когда в дверях "общей" комнаты появился невесть где пропадавший с утра Владимир. На нем синяя футболка с надписью "Sale", джинсовые бриджи цвета хаки, белые спортивные носки. В руках пузатая папка для документов, на плече фотоаппарат. В голосе ирония, а на губах всепонимающая ухмылка.

— Дай угадаю... Сыскные мероприятия в полном разгаре?

Я покосилась на часы прежде, чем как-то отреагировать — половина первого. Ну конечно, как штык к обеду!

— А ты, никак, с распродажи. Манекеном подрабатывал? — убирая на место коробку с вышивками — моими незаконченными, сестринскими творениями, бабушкиными шедеврами.

— Скорее уж вешалкой, раз никто не клюнул! — Вовка хохотнул и, бросив папку с бумагами на диван, присел рядом со мной на корточки. — Как успехи?

Я с сожалением покачала головой:

— Наверное, стоит у Ольги спросить. Не знаю, куда она все подевала.

— Так набери...

Я снова покачала головой:

— Не горит. Вечером узнаю.

— Смотри сама. — И вновь этот тон "я все понимаю". Даже не по себе как-то.

Захлопнув дверцы буфета, я, поднимаясь, спросила:

— Так, где ты был, мистер всезнайка? — не удержалась от сарказма. -Решил переквалифицироваться? Заняться профессиональной фотографией? — Пусть я не особо разбиралась в фототехнике — нужды не было, аппарат, свисающий с плеча друга, явно выходил за рамки обычной мыльницы.

— Весьма сомнительно. — Вовка последовал моему примеру, лишив столь редкой и приятной возможности взирать на него свысока. — Боюсь, на этом поприще путь в профессионалы мне заказан. Хотя, пощелкать объективом люблю, и, бывает, недурно получается, — несколько смущенно. — А ходил я к озеру. Вчера, как ты помнишь, толком осмотреться не получилось.

— Вовка — ты идиот?! — я испугалась и разозлилась одновременно. — А если бы опять что-нибудь...

— Никаких "опять", — он посерьезнел или скорее даже посуровел. — Как видишь, я здесь, и ничего страшного не произошло. — Кстати, почему ты не рассказала мне про чердак? — теперь в его голосе сквозило обвинение.

— Забыла. — Я заторопилась.

— Забыла? Мы вчера сколько эту тему мусолили? Часа полтора? Больше?

— Какая разница?

— Никакой, конечно. Просто было время вспомнить.

— А я, вот, не вспомнила.

— Это я уже понял, только не догоняю — почему?

Друг следовал за мной по пятам — из "общей" в "теплую", из "теплой" в кухню, из кухни в "холодную", в процессе избавившись от фотоаппарата. Стоял над душой, пока я наполняла сахарницу песком. Проводил обратно к столу. И я, в конце концов, не выдержала.

— Господи, Вов, ну что тут не понятного?! Это же очевидно — испугалась!

— Чего?

Святая наивность? Или прикидывается?

— Ни "чего, а "за кого"...

— За меня?

— Естественно! Ты же сдвинутый на своих исследованиях!

— Неужели? — Этот зараза довольно скалился, словно ему пуд изюма отвесили, вместо ложки дегтя!

— Ужели! Так и знала, если упомяну, обязательно попрешься! А там гнилые полы, любители куриных лапок... и Ольга со своими проклятьями!

Выплеснув эмоции, я на мгновенье спрятала лицо в ладонях. Стало стыдно за нервный срыв, язвительность, не свойственную мне истеричность. Видимо, кому-то следует запастись успокоительным. И снотворным. Если я нормально не высплюсь в ближайшее время, окончательно слечу с катушек!