Пару мгновений — и у меня новый план созрел, а спустя ещё несколько, о нём осведомлены уже все бродяги.
Приняв на себя удар йети в лоб, мы заставляем их замедлить наступательный порыв — бежим, отвлекая внимание от тех, кто расположился наверху.
Моя ловушка сработала — врата смерти захлопнулись — оравы йети отрезаны от орды у заставы, и мы методично истребляем их, нанося урон разом с трёх сторон.
Йети обескуражены, они не столько бьются с нами, сколько мечутся в поисках выхода, да из каменного мешка им нет хода, только через нас, но мы, не переставая, валим их с дистанции при применении всего стрелкового арсенала у нас в наличии. Даже камни метаем в заклятого врага. И когда понимаем: йети сломлены и подавлены, окончательно разбиваем их, уничтожая врукопашную, поскольку держимся одним большим отрядом, зато нелюди не предпринимают никаких попыток отказать нам достойного сопротивления.
Мы сломили их боевой дух. Йети больше не мечутся и не пытаются бежать без оглядки — сдаются ватагами. И мы не можем бросить их, как прежних йети, надеясь: настигнет кара в лице шакалов или разбушевавшейся огненной стихии.
А она уже здесь, накатывает на нас. И мы сами лезем туда, где обустроили себе стрелковые позиции иные наши две колонны стрелков. Это больше не бойня, а нечто такое, чему нет объяснения на словах. Хотя одно будет звучать соизмеримо красноречиво — катастрофа.
М-да, сэр Чудак, ты сам знаешь, кто по жизни. А, похоже, и её уже потерял, благо ещё голова на плечах, но такая, что врагу не пожелаешь. Прямо классический вариант — горе от ума! И кого можешь посылать — исключительно себя, а не тех, кто дал тебе второй шанс при обретении жизни в этом мире. Себя и кори за всё, что натворил или ещё успеешь натворить.
В чём лично я не сомневаюсь.
Глава 20
Окраина. Дикий лес.
— Погодь, Кун, — осадил его подельник.
Разбойники шли к водопою, там, где у них была обустроена ловушка для диковинного зверья, высоко ценившегося в Империи, будь то живым или мёртвым. И за живых тварей платили исключительно серебром, иной раз перепадало и злато, а вот за мёртвые туши расплачивались медяками — простолюдины, зато шкуры шли на ура служкам Ордена. Так что проверить охотничью яму лишний раз не помешает: вдруг в неё опять угодил некто из местной фауны?
— Ну и жадный же ты, Кум, — огрызнулся иной разбойник.
Халдеи шли по кромке воды полноводного ручья, не желая оставлять следы на суше, опасались: лесное зверьё выследит их. А оно им надо? Нет, зверьё — конечно, а вот то, что может застать халдеев врасплох — ни к чему.
Оба были в считанных шагах от ловушки, когда поняли: она нетронута. Теперь самое главное самим не угодить туда, поскольку служила ориентиром. От неё, им требовалось пройти где-то сотню саженей с гаком на восход до логова барсага, обустроенного в дупле одного из деревьев.
Задачку задал Олаф ещё ту, но с его слов, она стоила им немало деньги, так что риск казался оправданным. Ну и "охотники" естественно притопали в трущобы не с пустыми руками, вооружились до зубов — у обоих по ручному арбалету, не считая кинжалов на поясе, и прочие короткие засапожные ножи, кои держали каждый из них ещё в рукавах. Да и куда без тяжёлого оружия. У Куна — секира, у Кума — топор. Но ни тот, ни другой, не дровосеки. На них вместо шапок — шеломы с бармицей, прикрывающей шею, и маски на лицах подстать забралу, из-под которых торчали их злобно-напуганные глаза. Тела разбойников покрыты кольчугой, соединяющейся на руках с такими же точно перчатками. А поверх кольчуги надета нагрудная пластина, заменяющая панцирь, и наплечники с наручами. На ногах же толстые кожаные понижи с нашитыми пластинами, и наголенники. И это, не считая сетей и цепей.
Разбойники надеялись скрутить барсага, коли хищная тварь окажется у схрона пленницы.
— Я вот что подумал, Кун, — зашептал еле слышно Кум на ухо подельнику.
Тот прислушался к напарнику.
— А что ежели нам не возвращаться к Олафу?
— Никак собрался подыхать тут, Кум? — оскалился язвительно Кун.
— Почто шибко подыхать? Ежели там изрядно деньги, нам проще сделать ноги, а вместо себя подкинуть пару лапотников: дескать, нас подрал барсаг?
— Хм... — озадачил напарник Куна. И тот в свою очередь решил озадачить Кума: — Не дели шкуру убитой твари! Хабар ещё у неё, а не у нас!
На том и порешили: станут действовать по ситуации.
Оба шли держась ближе к земле, и пробирались вперёд выверяя каждый последующий шаг, чувствуя приближение опасности, не сомневались: схватка с барсагом у них впереди. Тем более что посунулись в Дикий лес с наступлением сумерек, чего никогда бы в иной ситуации не сделали. Да жадность манила их за, казалось бы, сколь лёгкой, столь и доступной наживой. И потом, им следовало лишь уточнить: логово твари в том месте, на которое Олафу указала пленница? Всего-то, а не лезть к хищнику на ужин!
...Самка человека ушла и не возвращалась длительное время, барсаг решил: она покинула его — обманула и бежала, как трусливый грызун. Неожиданно уловил приближающиеся шаги — человечьи — и ни с чьими иными не спутать. Он хорошо знал, как передвигаются двуногие порождения. И то, что это они, и крадутся к нему утайкой — а двое — нисколько не сомневался.
Раны больше не беспокоили его: нет, разодранная кожа на боках саднила, но это не повод для барсага опрометчиво продолжать валяться на месте, подпуская к себе опасного противника. Люди частенько охотились на него, да пока что никому из них не удавалось совладать с ним — он ловко обходил их ловушки с капканами, куда обычно попадали его же лесные враги, и либо сам разбирался с ними, либо уступал двуногим приматам.
Эти же сейчас пожаловали именно к нему и шли прямо к логову.
Неужели самка человека предала его — навела их на него, поскольку барсаг учуял: от "охотников" исходит её запах, и ни с каким иным не спутает. Приготовился к схватке.
— Смотри, — донеслись шушуканья людей до барсага. — Эта тварь лежала здесь — довольно долго.
— Да она ранена, — подтвердил подельник догадку напарника. — Знать далече не ушла! И ежели жива, запросто разживёмся помимо деньги ещё и монетами, Кун!
— Да-да, ты прав, Кум, злато нам не помешает!
Прикрывая один другого со спины, халдеи наконец-то добрались до логова барсага на дереве.
— Вот там, — указал один другому. — Дупло...
Халдеи отвлеклись, и у барсага появилась прекрасная возможность атаковать их с наскока.
— Ку-у-ун... — вскричал подельник.
Барсаг прыгнул халдею на спину, и, ударив когтистой лапой, поспешил скрыться. Своевременно. Вдогонку ему полетел "болт", пущенный из арбалета, впившись с характерным звоном в ствол, всё-таки зацепив краем шкуру матёрого хищника.
Барсаг огрызнулся — и только — снова растворился в зарослях.
— Ты как, Кум?
— Бежим отселя-А-А... — не унимался подельник.
Ему досталось — кольчуга была распорота на спине, и не будь на разбойнике толстого рубища* из той же кожи, из который у него были сшиты поножи — ему не жить. А так отделался лёгким увечьем с небольшими ранами, но они могли загноиться, и разбойник загнуться вскоре от заражения крови.
* рубище — рубаха до колен.
— Да стой ты, пришибленный! — не удалось Куну вразумить Кума.
Тот стартовал с места, улепётывая без оглядки по направлению к водопою, в первую очередь омыть раны, а во вторую — бурлящий полноводный ручей служил прекрасным ориентиром в Диком лесу — следуя вверх против течения можно очень быстро выбраться из трущоб.
— А чтоб тебя... барсаг задрал! — пришлось повернуть Куну за ним.
И новый оголтелый крик подельника, больше подобный на предсмертный выкрик, перекрытый хищным рыком барсага.
— Тварь! — ускорился Кун, выскочив к водопою, где наткнулся на охотничью яму. Она была вскрыта. И вопрос — кем — оставался открытым.
Глянув мельком туда, Кун содрогнулся. На дне ямы лежал Кум с торчащими у него из спины кольями, и вздрагивал в предсмертных конвульсиях.
Вылазка к логову барсага за хабаром пленницы стоила одному из разбойников Олафа жизни. Иной пока не собирался расставаться с ней, кинулся стремглав в ручей.
Барсаг оказался тут как тут, и снова увернулся от болта пущенного в него из ручного арбалета халдеем.
— Скотина! — метнул Кун в довесок в хищника метательным ножом, и дал дёру, уходя по воде. Но толку теперь ему было заметать следы, барсаг продолжал преследование вплоть до окраины Дикого леса, и дальше не остановился, подкравшись к людскому подворью с наступлением сумерек, желая знать наверняка: самка человека предала его или с ней случилась беда?
Он всё ещё сомневался, что она могла поступить с ним подло (подослать убийц) — была обязана ему жизнью. Или все двуногие приматы лживые порождения недостойные снисхождения?
* * *
Окраина. Таверна Ордена.
— Вы где пропадали столько времени, ухари?! — вызверился Олаф на Куна, прежде чем понял, что случилось у них в Диком лесу. — И почему ты один? Где Кум? Что с ним?
Сорвав с головы шелом с полумаской и бармицей, подельник выглядел живым мертвецом.
— Хирд, — выругался он.
— Ты встретился с ним... в наших краях?!
— Нет, атаман, но кое с кем, кому не совладать даже исчадию!
— С барсагом?!
— Да, атаман! Ну и зверюга, доложу я тебе...
— Выходит, вы с Кумом нашли логово этой твари?
— Да, но внутрь заглянуть не успели.
— Я этого и не требовал от вас! А что было дальше?
— Барсаг напал на нас, зацепив Кума, — говорил возбуждённо Кун. — И Кум обезумел от ран, нанесённых ему хищной тварью!
— То был точно барсаг, а не хирд?
— Я слышал его рык, как ныне твой голос, атаман!
— Знать саму тварь не видел?
— Даже стрелял два раза из арбалета, и нож кидал — всё тщетно! Изворотливая она! Нам не забрать у неё из логова хабар без девчонки — ни за что!
Кун ждал, что ему на это ответит Олаф.
Атаман нервно поскрёб гладкую бороду, недовольно хмыкнул.
— Знать бы, что эта сучка не обманула нас, иначе грош цена тогда нашим жизням! Нас, в этом случае, ждёт участь Кума!
— Решайся, атаман, — настоял Кун. — Всё или ничего!
Он жаждал отомстить за Кума — тот приходился ему родным братом. И месть для него — дело чести! Во всяком случае, он не успокоится пока не достанет барсага или хищник его.
— И что мне с тобой делай, Кун, ума не приложу!
— Я бы рискнул, атаман! Девка не соврала — я обнаружил там останки двух наших предшественников! Сдаётся мне, что хабар, о коем тебе заикнулась девка, принадлежит нашему дядюшке.
— Фарбу?!
— Ш-ш-ш, атаман... — почуял опасность Кун.
Разбойнику померещилось: некто подглядывает за ними. Скрытый взгляд леденил кровь в жилах.
— Барсаг!
— Где? — схватился Олаф за арбалет.
— Я не вижу его, но чувствую опасность, как тогда, там, в лесу!.. Тварь явилась за мной!
— Не суетись, мы тут на своей территории — одолеем, — постарался Олаф унять подельника — для начала на словах.
Но Кун потерял в страхе голову ещё до того, как барсаг вознамерился снять ему её с плеч, забыв спрятать под шлемом с полумаской и бармицей — завертел по сторонам.
— Держи, — Олаф сунул ему факел, вооружился сам, сжимая по-прежнему иной рукой ручной арбалет.
Разбойники встали спина спиной в ожидании нападения хищной твари, а она и дальше обходила их стороной.
Внимание барсага привлекли не столько они, сколько запах самки человека, с которой он провёл некоторое время, деля собственное логово, а в нём ложе. Она была рядом, и её запах исходил из человеческого логова. На его крыше и расположился, выискивая вход туда. Человеческое логово запиралось, зато лесной зверь предпочитал держать своё открытым, и в случае опасности мог запросто выскочить, избежав трагедии.
— Ты видишь сию скотину, Кун? — заговорил шёпотом Олаф, не в силах унять дрожь в руках и коленках (и случилась с ним впервые в жизни), знал, чем обычно заканчивается встреча даже хорошо вооружённого человека с барсагом — летальным исходом для родича.
— Нет, но чую запах... смерти, — с дрожью в голосе выдал подельник. И закричал: — Тварь там!
Кун метнул факел на крышу узилища пленницы.
— Ты что, — взревел Олаф на него, и не удержался от рукоприкладства, забил тревогу. — Пожар! Горим!
Из таверны толпой вывалились люди, они были безразличны барсагу, его цель не они, а их самка. И нисколько не озаботились её судьбой — забегали, стремясь затушить возгорание. Да крыша быстро занялась, и потушить разгорающийся пожар уже не удастся.
Наконец, кто-то из них кинулся внутрь, распахнув массивную дверь, куда за ним и скользнул тенью барсаг.
— Кто здесь? — уловила беглянка грохот над головой, оставаясь и дальше в погребе под замком — не поверила, услышав до боли знакомый рык и шарканье когтистых лап по половицам. А вслед за ними удар топора, разбившего в щепу одну из досок на полу.
Метя болтом по барсагу из арбалета, Олаф промахнулся, и вновь не сумел зацепить хищника при ударе топора.
— Я здесь, Фыр! Здесь! — заголосила пленница из пролома в полу. — Спаси меня-А-А...
Самка человека вопила из ямы на манер охотничьей в лесу. Значит, эти двуногие приматы также её враги, как барсага. Теперь он вытащит её отсюда, даже если это будет стоить ему жизни.
Крыша, объятая пламенем, затрещала над головой Олафа.
— Руку, — кинулся разбойник к пролому в полу, обращаясь к пленнице. — Давай руку! Кому говорю! Жить надоело?
Терять ему, кроме собственной жизни, и впрямь больше нечего. Барсаг приготовился к броску, да девица оказалась меж ними, послужив естественной преградой.
— Сюда, за мной, — и не думал выскакивать в распахнутую дверь халдей, куда наружу валили клубы сизого дыма, вновь обрушившись с топором, и на этот раз на окно — вышиб его обухом, и вывалился сам, а за ним вслед девица с барсагом.
Промедли они, и крыша, обрушившаяся внутрь постройки сложенной из толстых и мощных брёвен, погребла бы их там заживо.
— Чего лежим? — вскочил Олаф. — Ходу! Бежим!
Все трое, не сговариваясь, устремились к лесу, сбежав под шумок, пока Фарб со своими людьми и постояльцами занимался тушением пожара; не ведал, что кое-кто позарился не только на пленницу, но и скарб, нажитый им "непосильным" трудом и припрятанный в Диком лесу.
* * *
Тундра. Земли морфов.
Следуя точно на юг, Атрий узрел знакомые очертания походного лагеря корпуса, разбитого на два небольших, и установленных на вершинах холмов. Туда же за ним неслись воительницы на серангах преследуемые горными морфами — оторвались, когда стало очевидно: йети двинут дальше по их следам, и не собьются с указанного ими маршрута.
— То он — командор! Атрий! — возликовали гвардейцы на страже.
Оба лагеря ожили, приветствуя бравурными выкриками военноначальника.
— А кто это там, с ним? — заинтересовала паренька наездница на дракхе по соседству.
Ему бы подзорную трубу, как у Гектрия — и хотелось выхватить её у командира когорты из рук, да устав не позволял. Оставалось ждать, что наездницей окажется...
