"Пиря" — Перикл Ставропуло (1895-1955), малоизвестный одесский поэт, впоследствии эмигрант. Ниже цитируется (с небольшими оговорками) его стихотворение "Кинематограф" (впервые опубл. в журнале "Бомба", 1917).
Вячеслав Иванович Иванов (1866-1949) — русский поэт-символист, когда-то чрезвычайно популярный в кругах искателей духовного знания. Вот пример "типично-ивановских" стихов:
Познай себя, кто говорит: "Я — Сущий";
Познай себя — и нарекись: "Деянье".
Нет человека; бытие — в покое;
И кто сказал: "Я есмь", — покой отринул.
Познай себя: свершается свершитель,
И делается делатель; ты — будешь.
"Жрец" нарекись, и знаменуйся: "Жертва".
Се, действо — жертва. Все горит. Безмолвствуй.
Стихотворение Вячеслава Иванова "Да, сей пожар мы поджигали...", в котором есть строчка "Всё грех, что действие", датируется 1919 годом. Вряд ли одесские литераторы могли о нём знать.
γνῶθι σεαυτόν — "познай себя" (др.-греч.)
ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ КЛЮЧИК, БИМЕТАЛЛИЧЕСКИЙ. ДЕНЕЖНАЯ СИСТЕМА СОВРЕМЕННАЯ.
Читать можно, в общем-то, с любого места. Если ну очень хочется какой-то определённости — то с Действия Тридцатого второго тома.
Энциклопедический словарь "Цитрус". Том 28. Дарвин — Дефолт.
ДЕНЕЖНАЯ СИСТЕМА СОВРЕМЕННАЯ.
Мы не знаем, что служило заменителем денег, и существовали ли таковые вообще в последнюю эпоху существования человеческой цивилизации. Несмотря на большое количество сохранившихся артефактов, ничего похожего на наличные деньги — металлические, бумажные или какие-то ещё — никто не находил. Не обнаружены и "кредитные карточки" и прочие подобные вещи, упоминаемые в произведениях, найденных в Сундуке Мертвеца. Известно лишь, что в ходе эстоно-румынской войны, особенно на последней стадии, среди военнослужащих и гражданского населения получили распространение натуральный обмен и меновая торговля.
После Хомокоста и вызванного им хаоса началось создание новых политических образований — доменов и анклавов. Возник и вопрос о денежном обращении.
Первые зафиксированные попытки ввести собственные деньги относятся к тридцатым годам п.Х. К тому моменту уже существовал Город (впоследствии — Директория), и его руководством был выбран вектор развития — регулируемый рынок. Деньги представляли собой кредитные билеты Генерального банка и имели хождение только в Директории. Первоначально выпускались билеты номиналом 10, 50 и 100 кредитов, но впоследствии из-за прогрессирующей инфляции правительство было вынуждено выпускать билеты номиналами миллиард, сто миллиардов, потом триллион и даже стопяцот триллионов кредитов. Регулярные финансовые реформы и обмен купюр на новые пользы не приносили. Кредитные билеты были окончательно отменены во времена Демократической Трудовой Политии, когда они были заменены на продовольственные карточки, обеспеченные овсом и маргарином.
В пятидесятых годах Подгорный Король предпринял попытку введения золотого динара. Это была гуртованная монета весом 7,2 граммов. Эти деньги были слишком дорогими и использовались в основном для подарков от имени Короля, для крупных сделок и как средство тезаврации. Попытка введения серебряного дихрема в 72-м году была более успешной, но через несколько лет Подгорный Король отказался от дальнейшей чеканки дихремов без объяснения причин. Вместо этого Король разрешил использовать в качестве денег любые предметы, представляющие ценность, руководствуясь определением имама Малика ("Аль-Муатта"): "деньги в Исламе — это любой товар, добровольно избранный уммой как средство обмена". Как правило, в качестве таковых использовалось весовое золото и серебро. В дальнейшем Подгорное Королевство признало законным средством платежа сольди и соверены, формально не отказываясь от заявленных принципов. Что касается динаров и дихремов, сейчас они редки и ценятся существенно дороже номиналов.
Также в пятидесятые и шестидесятые годы было осуществлено ещё несколько попыток выпуска золотых монет — разными доменами и даже анклавами. Они отличались разносортицей, низким качеством чеканки и нестабильным весом.
Особняком стоит история финансовой системы Хемуля. В сто десятом году домен выпустил оригинальную разновидность платёжного средства — так называемые "хемульские злотые". Они представляли собой свинцовые коробочки, внутри которых находилось от трёх до двенадцати граммов золота в виде золотых шариков с пробой. Свинец использовался для решения проблемы с аурой. Тем не менее, хемульские хемули были неудобны и за пределами домена распространения не получили.
Интересным поворотом в истории денежного обращения стали так называемые "альпийские икры" (вып. 121 — примерно 150). Это были деньги Восточно-Альпийской Империи, управляемой Гипножабой — мутантом непонятного происхождения, на сорок лет объединившей под своей властью часть земель Южной Европы. Платёжное средство представляло собой высушенные икринки Гипножабы. Они могли храниться весьма долго и имели самостоятельную ценность, так как содержали смесь наркотических и стимулирующих веществ, повышающих самочувствие и работоспособность и выделяющихся при разжёвывании. Альпийские икры были весьма популярны как средство обмена вплоть до истощения фертильности земноводного. Икра её потомства не обладала столь ценными свойствами и была быстро забыта.
Что касается нужд электората и необеспеченных свободных, они удовлетворялись меновой торговлей. Универсальными средствами обмена служили самогон, табак и насвай. В сельской местности они в ходу и сейчас.
Первой попыткой введения биметаллизма стали так называемые "московитские чеканы", впервые выпущенные в Московии Государыней Елизаветой Горностайкой Первой (црств. 208 — 239). За неимением в Московии золота выпускались серебряные и медные монеты. Они были гуртованными и отличались хорошим качеством чеканки. Эти монеты получили довольно широкое распространение, особенно мельчайшая из них — грош. Он оказался настолько популярным, что имел хождение почти до конца двухсотых годов.
Однако все эти монеты, особенно золотые, обладали рядом неустранимых недостатков. Прежде всего, с них можно было снимать золото гальваническим методом. Взвешивание подручными средствами не позволяло отследить потерю, пока не становилось слишком поздно. Эмпатическая чувствительность тоже не позволяла отследить гальванику — так как потери составляли незначительные доли процента и аура почти не менялась. На мелких монетах эффект проявлялся лучше, но мелкие золотые монеты быстро истирались естественным путём, к тому же чеканка мелких золотых монет повышала из себестоимость.
Шагом вперёд стало появление золото-титановых монет из сплава Ti3Au (бета-форма), впервые отчеканенных в Хемуле в 241 г.о.Х. Малоистирающиеся, относительно лёгкие, они могли бы иметь отличные перспективы, если бы не низкое долевое содержание золота, а также высокая аурическая ёмкость: сплав хорошо поглощает ауру, так что опытный эмпат может проследить по одной монете двадцать, тридцать, а в некоторых случаях и пятьдесят переходов из рук в руки, с возможностью распознавания прежних владельцев. По какой-то причине это свойство, очень удобное для полицейских нужд, вызывало неудовольствие крупных финансистов и госслужащих.
Все эти проблемы были решены с появлением соверенов и сольди.
Как ни странно, но не существует единого мнения относительно того, когда и где они появились. Известно, что уже в районе 260 года соверены и сольди были в ходу практически повсеместно, за исключением Московии, Лапландии и ряда мелких анклавов. Соверен — мелкая (8 мм) монета весом 0,798 г. с содержанием золота не менее 0,732 г. Остальное приходится на сложную смесь металлов, куда входит платина, палладий и ещё ряд присадок. Монетные заготовки изготовляются методом спекания под воздействием так называемого "ульмотронного излучения", которое меняет структуру вещества. Правильно изготовленные соверены не истираются, очень прочны, а главное — обладают нулевой аурической ёмкостью. Как выражаются эмпаты, "деньги как дерьмо, только не пахнут" — то есть, изучая эмпатическими методами золотые соверены, практически невозможно определить по ним даже предыдущего владельца. Это свойство, делающее бесполезным обычные следственные процедуры, почему-то сильно способствовало распространению соверенов по всей Стране Дураков, а также и в Директории.
Что касается сольди, это серебряная монета из стерлингового серебра, отличающегося от классического составом лигатуры. Она не подвергается ульмотронному воздействию и неплохо держит отпечатки ауры.
Эмиссия соверенов может производиться кем угодно — достаточно иметь необходимые материалы и оборудование. Однако древние ульмотроны (точнее, так называемые ульмотронные проекторы, являющиеся лишь частью устройства) — достаточно редкое изделие. Они имеются в Директории, Тора-Боре, Хемуле, у хаттифнаттов, а также в небольшом, но весьма развитом анклаве Лихтенштрудель. Данные о том, что эмиссию соверенов осуществляют поняши, не подтверждены, хотя и не опровергнуты.
Сеньориальный доход эмитентов невелик и не может быть увеличен, так как он растёт с ростом номинала, а изготовление и хождение монет номиналом более соверена в Стране Дураков не благословляется.
ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ КЛЮЧИК, ФОЛЬКЛОРНЫЙ. ЧЕШСКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
Читать после Действия тридцать четвёртого Второй книги. Ну или чуть попозже.
Давно это было. Может, и сто лет назад, а может, и все триста. Старые люди те дела помнят.
Жил в далёкую пору в чешской земле, под Бржецлавом, человек. Звали его Кароль. Бывали у него деньки весёлые, бывали и не очень. Жизнь-то, она неровная: бывает, что в горочку идёт, а бывает, что и под горочку.
Но были у того Кароля три вещи, что и в самый грустный день радовали.
Первая — скрипочка голосистая, что от отца Каролю досталась. Уж такая это была скрипочка, что сама играла. Возьмёт кто в руки смычок, проведёт по струнам — ноги сами в пляс идут.
Вторая — яблонька медовая, что мать Кароля посадила. Уж такая это была яблонька, что круглый год яблоки рождала. Возьмёт кто в руку яблочко, откусить кусочек — рот сам жуёт.
А третьей была жена-жёнушка, что Кароль сам сосватал. Уж такая она была бабёнка справная да ладная, всё и в поле, и в доме делала, и в поле, а красота её от работы не убывала. Посмотрит кто на её личико весёлое да плечи белые, даже если старый человек... а дальше тебе, сынок, знать не надобно. Подрастёшь — сам поймёшь.
Жил тот Кароль честно, от людей сраму не имел и сам греха не делал. Но была у него страстишка: очень уж любил в картишки раскинуть. Знал он это за собой, и старался себя в руках держать.
Как-то поехал Кароль по делам в Бржецлав. Дела сделал, едет домой, видит харчевню придорожую. Дай, думает, поснедаю, ну или пива выпью. Привязал лошадь, зашёл. Заказал горячей похлёбки, пива. Ест и чувствует: грусть одолевает. Доехал бы до дому, взял бы скрипочку, поиграл бы — прошла бы грусть-печаль. А так — прямо за сердце держит, проклятая.
И тут заходит в харчевню господин в немецком платье. Заходит и сразу напротив Кароля к столу подходит. Берёт себе пиво, да и говорит: здравствуй, Кароль, не грустно ли тебе? Давай-ка повеселимся!
Тот не успел и спросить, откуда он его знает. Потому что достал тот господин карты и мешочек с золотом. Высыпает всё золото на стол да и говорит: ну, Кароль, давай в картишки перекинемся, ставлю золотой против твоего медного гроша.
Загорелись глаза у Кароля. Сел он играть. Долго ли, коротко ли, а проиграл он все свои деньги. Тот господин ему и предлагает:
— Я ставлю все деньги, что на столе. А ты — свою скрипочку.
Очень хотелось Каролю отыграться. Поставил он на скрипочку — и проиграл. А господин в немецком платье захохотал и исчез со всеми деньгами, будто и не было его.
Приезжает Кароль домой, а жена нерадостная. Говорит: сломалась твоя скрипочка, сколько ни чинили — не играет.
Подосадовал Кароль, да ничего не попишешь.
Через год снова поехал он по делам в Бржецлав. И опять по дороге назад заехал в харчевню. Заказал пива, и чувствует — скучно ему. Доехал бы до дому — съел бы яблочко, прошла бы скука-тоска. А так — прямо за сердце держит, проклятая.
И опять заходит в харчевню человек в немецком платье. Садится напротив Кароля., заказывает пиво и тут же достаёт карты и мешочек с золотом, вдвое больше прежнего. Высыпает всё золото на стол да и говорит: не скучно ли тебе? Давай, Кароль, в картишки перекинемся, два золотых ставлю против твоего гроша.
Знал Кароль, что не надо ему садиться играть, да страсть проклятая одолела. Сел он играть. Долго ли, коротко ли, а проиграл он все свои деньги. Тут господин ему и предлагает:
— Я ставлю все деньги, что на столе. А ты — свою яблоньку.
Очень хотелось Каролю отыграться. Поставил он на яблоньку — и проиграл. А господин в немецком платье захохотал и исчез со всеми деньгами, будто и не было его.
Приезжает Кароль домой, а жена в слезах. Говорит: засохла твоя яблонька, сколько ни поливали — не родит.
Покручинился Кароль, да чего уж теперь-то.
И на следующий год снова поехал он по делам в Бржецлав. И опять в ту харчевню завернул. И захандрил он. И опять явился господин в немецком платье. Снова сел напротив, вынул мешочек, ещё больше прежнего. И опят высыпает всё золото на стол да и говорит: давай, Кароль, в карты перекинемся, три золотых против твоего гроша.
И опять Кароль проигрался. Тот господин ему и предлагает:
— Я ставлю все деньги, что на столе. А ты — свою жёнушку.
Проигрался Кароль. Исчез немец. Вернулся Кароль домой — а жена в гробу лежит. Напала на неё какая-то хворь и в могилу свела.
Долго горевал Кароль, да делать нечего.
И в четвёртый раз Кароль по делам в Бржецлав поехал. Опять завернул в харчевню, а там его уже немец ждёт с картами. Давай, говорит, перекинемся. А Кароль ему в ответ — нет, говорит, я через твои карты всего лишился.
Немец ему и говорит: ну хоть разок. Вытащил мешок золота и говорит: ставлю всё против твоей души.
Согласился Кароль. Начали играть. Долго ли, коротко ли, а немцу всё карта прёт. Тут Бог и вразумил Кароля: взял он да и перекрестил колоду. Видит: у немца вся карта плохая, а у него тузы да короли. Тут-то и выиграл Кароль.
Немец ему тогда в ноги кидается. Говорит, золото у него не своё, а казённое. Даёт ему то золото сам Сатана. И ежели не возвернёт он его, гореть ему в аду. И запросил немец у Кароля пощады.
Но Кароль не из таковских был. Ты, говорит, меня не пощадил, всё отнял — и скрипочку, и яблоньку, и жёнушку, а теперь и вовсе душу бессмертную отобрать задумал. Отдавай, говорит, золото, не то и тебя самого перекрещу. А как покинет тебя сила дьявольская, я с тобой всё то сделаю, что добрым людям с немцами делать надлежит.
Видит немец: дело худо. И поклялся он самой страшной клятвой: ежели отпустит его Кароль и не возьмёт золота, наградит его так, что будет он предоволен и больше ничего не захочет.
Грех верить немцу, да Кароль поверил. Не взял золота.
