Петя, неотрывно смотря на телефониста, поднял правую руку вверх и застыл в ожидании. На батарее разлилась тишина. Молчали орудийные номера, затихли зрители.
'Надо сказать им, чтобы закрыли уши и открыли рты. Впрочем, не важно! Уже все не важно!' подумал прапорщик и уловив начало движения губ телефониста крикнул:
— Орудие!
Гаубица извергла из себя неровный язык пламени, сопровождая чудовищным грохотом выстрела. Мучительное ожидание команды подполковника с поправками. Зрители трясли головами, словно стараясь очистить уши от 'ваты'.
Глядя на быстро тающее относимое ветром в сторону облако шрапнельного разрыва, подполковник Марков подумал: 'Да-а-а! Тут не суша, надо гранатой, пристреливаться. Но я же не морской артиллерист, и в береговой артиллерии не служил. Но марку держать надо, господин подполковник Марков!'. Уставное название 'бомба', после появления новых снарядов, подполковник не употреблял, предпочитая заимствованное из легкой артиллерии название — граната. И снова милая сердцу артиллериста 'молитва'.
— Стой!
— Третье!
— По кораблю противника!
— Гранатой!
— Заряд первый!
— Угломер тридцать ноль!
— Уровень ноль пятнадцать!
— Прицел двадцать!
— Взрыватель фугасный!
И снова Петя азартно махнул рукой, командуя 'Орудие!'. И снова оглушающий грохот.
Находившееся вместе с подполковником на наблюдательном пункте, морские и артиллерийские офицеры севастопольцы разочарованно смотрели на результаты пристрелки. Сначала безвредный хлопок выше и в стороне от вражеской батареи деловито вставшей на якоря, теперь высоченный столб воды опять же в стороне.
Третье орудие, с лучшим наводчиком батареи ефрейтором Федоровым, выстрелило еще два раза.
Первый снаряд вздыбил столб воды дальше броненосца, второй дал недолет.
— Вилка! — Удовлетворенно воскликнул подполковник.
Но вот среди зрителей, было недовольство. Вместо впечатляющего утопления французского броненосца, упоминание столового прибора, словно дело сделано и пора обедать. Не все присутствующие, побывали на лекции по артиллерии и знали о способе стрельбы с закрытой огневой позиции. Марков расслышал в общем гуле голосов:
— И все?
— Нельзя попасть в цель не видя ее в прицел!
— Господа, это только пристрелка!
— Самоуверенность никогда не доводила до хорошего результата!
Подполковник усмехнулся, он был не только самоуверенным, но еще и очень хорошим артиллеристом, что и решил доказать. Следующий снаряд даст накрытие, а там помолясь богу, можно и утоплением супостата заняться. "Не будем тратить снаряд попусту если результат известен" — подумал Алексей Филиппович, удовлетворенно опустил бинокль и скомандовал младшему унтер-офицеру передававшему данные на батарею:
— Батарее веер сосредоточенный. Гранатой, заряд первый, угломер тридцать ноль, уровень ноль пятнадцать, прицел восемнадцать, взрыватель фугасный, три очереди, беглый ...огонь!
Глава 34. Первый бой броненосцев. Под огнем
— Коммодер!
— Да, сэр.
— Французы выходят на позицию, вы можете сказать, в каком порядке идут эти 'черепахи'?
— Да, сэр, головным идет"Тоннант", мателоты кажется "Лавэ" и "Девастасьон".
— Как Вам удается их различить?
— По осадке, сэр.
Разговор происходил на мостике девяностопушечного линейного корабля Ее Величества 'Агамемнон' между адмиралом Лайонсом и его флаг-капитаном коммандером Роджером Филсом.
Адмиралтейство после ухода части кораблей оставило в Черном море семь кораблей линии, три второго класса, остальные были почтенными ветеранами вроде 'Корнуэлла' или 'Эдинбурга', спущенными на воду в тысяча восемьсот одиннадцатом и тринадцатом годах соответственно. Считалось, что этого будет достаточно. Сейчас, английские и французские корабли в соответствии с диспозицией стояли на якоре в двадцати кабельтовых от берега.
Ничто не мешало наблюдать за разворачивающимся действием.
— О! Русские начали обстрел, сэр!
Чуть в стороне от концевого французского корабля, на высоте мачт, вспухла серая шапка разрыва.
— Их чертова гранатная картечь, совершенно не опасна для французов, не так ли Филс?
— Да, сэр, у французов палуба толщиной двадцать дюймов. Эти шарики, не смогут ее пробить. Но почему не видно порохового дыма русских выстрелов?
Рядом с французским кораблем встал столб воды.
— А это что?
— Похоже, сэр, что это уже не картечь. Это скорее те самые бомбы, которые уничтожили ...
— Ого!
Водяные столбы высотой никак не менее сорока футов, вздыбились с коротким промежутком у бортов 'Девастасьона'. Французы тоже открыли огонь. Но они стреляли залпами, клубы дыма потекли клочьями в сторону.
— Ветер благоприятствует прицеливанию, сэр.
— Все равно я не хотел бы оказаться на батарейной палубе. У них на верхней палубе всего два люка, да и те во время боя должны быть закрыты. Чем они там дышат?
— Плата за прогресс, сэр.
— Тьфу!
Водяные столбы стали появляться около батареи с периодичностью в пять секунд. Коммодер принялся считать:
— ... шестой, седьмой, ... Попадание, сэр!
Над французским кораблем появился куст разрыва русской бомбы, над морем прокатился тяжелый грохот, из пушечных портов не стреляющего борта стало выплескиваться пламя. Над кораблем появился дым.
— Минус один. — Флегматично буркнул контр-адмирал.
* * *
Снаряд, проломивший взрывом дубовую пятидесятисантиметровую палубу батареи, дал массу раскаленных осколков. Часть бесполезно разлетевшись в стороны поразила деревянные конструкции корпуса плавбатареи, часть попала в тела артиллеристов, меньшая часть зажгла пороховые заряды приготовленные для стрельбы. Батарейную палубу мгновенно охватил огонь. Гул пламени поглотил крики заживо сгорающих людей, фонтаны огня выбрасывало в пушечные порты, уцелевшие моряки не предпринимая мер к тушению судна прыгали за борт.
Следующей жертвой русской артиллерии стала плавбатерея 'Лаве'. На этот раз, из-за порохового дыма для того, чтобы нащупать цель, подполковнику Маркову понадобилось пять снарядов.
'Лаве' выдержал четыре попадания. Железные полосы, покрывавшие его палубу, после разрывов шестидюймовых гранат рвались и продавливались внутрь. На батарейной палубе было много раненных щепками. Наконец два снаряда шестой очереди попали практически в одно место. Носовая часть корабля была разрушена по ватерлинию, корабль стал садиться носом, приобретая плавучесть топора. Капитан, вовремя осознав, что корабль не спасти, дал команду 'Экипажу спасаться по способности!'.
* * *
Охваченные боевым азартом артиллеристы 'Тоннанта', задыхаясь в пороховом дыму при свете боевых фонарей, накатывали после зарядки орудия к портам. Капитан Жером Роше находясь в боевой рубке обшитой дюймовой толщины железными полосами и обложенной мешками с песком видел, как русские расправились с "Лавэ" и "Девастасьоном".
'Теперь наша очередь' подумал капитан, глядя на дым от горящего корабля. Когда у борта корабля вырос первый фонтан взрыва, а следующая бомба русских попала в фальшборт, капитан Роше приказал сниматься с якоря.
— Прекратить огонь! Механикам выжать из машины все, но чтобы броненосная батарея убралась отсюда чем быстрее, тем лучше!
— Есть, мой капитан! — Вахтенный офицер, опрометью бросился выполнять приказание.
'Тоннант' густо дымя из поднятой трубы, направился в Камышовую бухту.
* * *
— Представление окончено, сэр.
— Да, Роджер, я говорил, что эта идея с бронированием, не принесет пользы. Прикажите поднять сигнал, 'Эскадре следовать в Балаклаву!'
— Слушаюсь, сэр!
* * *
Запись в дневнике лорда Мэмсбери
'Замечательное дело, из двух адмиралов, командующих флотом, один в Черном море, а другой в Балтийском, один постоянно молится, а другой — постоянно ругается, и только в одном они оба сходятся: ни тот ни другой не сражаются'.
* * *
Верный себе Павел Степанович Нахимов, не смог усидеть на главном наблюдательном пункте, расположенном на башне Морской библиотеки. Получив сообщение о попытке противника применить броненосцы против укреплений правого фланга на приморском участке, адмирал верхом на неизменном Ваське, отправился своими глазами посмотреть на происходящее.
Появление начальника обороны Южной стороны на десятой батарее, естественно не осталось незамеченным. Командир батареи капитан-лейтенант 29-го флотского экипажа Андреев подал команду:
— Смирно! Господа офицеры!
Нахимов махнул рукой, жестом указывая 'Вольно!'. Подойдя к капитан-лейтенанту и недовольно оглядев собравшееся общество, адмирал спросил:
— Ну-с, какие у нас дала?
— Ваше высокопревосходительство, неприятель выдвинул свои броненосные батареи для обстрела приморских укреплений, но не преуспел. Артиллерийским огнем гаубичной батареи подполковника Маркова, один вражеский корабль утоплен, второй догорает, а третий — извольте видеть, — Андреев показал рукой на уходящий 'Тоннат', — уходит.
Не удержавшись от радостной улыбки, капитан-лейтенант добавил, обращаясь к адмиралу:
— Эта батарея, да и вся Сибирская бригада, просто подарок для нас!
Павел Степанович опустил зрительную трубу, в которую смотрел на уходящий французский корабль и неожиданно желчно проговорил:
— Не надобно-с нам подарков! Нам плеть надобна-с! Плеть, милостивый государь, у нас порядка нет-с! Я про вас господа офицеры! Приказ о нахождении на позициях лишних людей разве не читан вами-с?
Словно в подтверждении слов адмирала об опасности нахождения на валганге батареи, вокруг стали посвистывать пули.
— Ваше высокопревосходительство! Давайте спустимся с вала, — обратился к Нахимову командир батареи после того как офицеры разошлись по местам.
— Не всякая пуля в лоб, — произнес адмирал, снова поднимая зрительную трубу, — француз то, похоже, останавливается.
Пуля неведомого стрелка впилась в мешок с землей лежавший на бруствере.
— А они сегодня метко стреляют!
* * *
Капрал, вернее бывший капрал, а сейчас солдат второго класса Роже Сантен, после недели отсидки под арестом, был направлен в штрафную команду на левый фланг. Копая траншеи под выстрелами русских, он по определению дивизионного суда, должен был уяснить, что можно брать с убитых врагов, а с чем не стоило попадаться.
Могли и расстрелять и сообщить тому сердитому русскому генералу, как во французской армии относятся к мародерам. Первоначально так и хотели, да спасла медаль. Медаль оставили и штуцер выдали новый. Кстати очень не плохой штуцер. Метко бьет. Роже испытал его в тот же вечер, после суда.
Находиться в траншеях, с помощью которых французы крались к русским укреплениям без оружия, было запрещено. Уже неоднократно, после того как траншеи продвинулись на расстоянии в двести пятьдесят метров от валов бастионов и редутов, русские устраивали вылазки. Так что без оружия никак. Была еще у рядового мысль, подкараулить какого-нибудь русского генерала, подстрелить его при свидетелях и тем самым реабилитировать себя.
Пока достойной цели не находилось. Постоянные перерывы в работе для того, чтобы высунувшись осмотреть русские позиции на предмет 'дичи' привели к тому, что Роже получил обещание от начальника команды отправить его к англичанам, для порки. Сантен однажды видел, как это происходит. Провинившегося солдата привязывают за руки к двум врытым столбам и хлещут плетью. Бр-р-р, дисциплина и методы ее поддержания такие, что не позавидуешь. Правда, кормят англичан лучше. И форму им поменяли, чтобы не мерзли промозглой крымской зимой. Не дай бог, лейтенант осуществит угрозу. Но Роже не унывал и строил радужные планы. Стрелок-то он отличный!
Сегодня, кажется повезло, на море что-то творилось, били русские пушки, слышен был звук залпов морских орудий со стороны берега, а на валу в самом углу где смыкались валы батареи появились русские офицеры. Землекопы взялись за оружие, но стрелки из них аховые. Никто никуда не попадал. Сантен дожидался достойной цели. А вот и она! Не иначе русский генерал. Золотые эполеты с бахромой так и сверкали на солнце. Роже прицелился. Выстрел! Промах! Какая досада! Но русский не ушел, а словно дразня алжирского стрелка, остался стоять на прежнем месте.
— Сейчас я тебя приголублю, сейчас, подожди, пожалуйста!
Отсыпав пороху в ствол, забив пулю и поставив капсюль, предтеча снайперов впечатал приклад в плечо, и стал выцеливать генерала. Выстрел! Пуля, взметнув пыль, впилась в мешок с землей.
— Да что со мной такое?! Тут всего метров триста! Ветер не учел? На таком расстоянии не критично, попробуем еще раз!
Русский генерал скрылся за бруствером.
— Ушел! Господи ушел! Гад! Сволочь!
Горькая обида на весь свет! И вдруг русский снова показался, приложил к глазу зрительную трубу и уставился в сторону моря.
— Пресвятая Дева Мария, помоги мне!
Выстрел!
* * *
Прапорщик Андрей Снесарев, считал себя опытным фронтовиком. Окончив гимназию с золотой медалью в четырнадцатом году, он готовился поступить на математический факультет Казанского университета. Война поломала планы. Отца, ратника ополчения первого разряда мобилизовали почти сразу. Андрей решил поступать в Константиновское артиллерийское училище в Петрограде. Не зря же математика была его любимым предметом! Вместо трехгодичного обучения, училище перешло на ускоренный восьмимесячный курс. Через четыре месяца, алые погоны, с черной выпушкой и желтым вензелем великого князя Константина Николаевича в виде буквы 'К' у молодого юнкера украсились нашивками младшего портупей-юнкера. Первый по успеваемости, отличный спортсмен, прекрасный товарищ.
Австро-Венгрия и Германия, сменив приоритеты, в пятнадцатом году, обрушились на русский фронт. 'Снарядный голод' русской артиллерии, вынуждал войска в попытках остановить продвижение противника бросать вперед живую силу. Потери были очень велики. В апреле, пришло извещение о гибели отца под Горлицей.
Андрей рвался на фронт. Наконец в мае, после выпускных экзаменов последовал Высочайший указ о производстве, офицерские погоны, шашка, занесение на мраморную доску училища. Но на фронт сразу молодой офицер не попал. Несмотря на убыль офицеров и желание прапорщика распределиться в любую фронтовую артбригаду, его отправили в формируемую. Знания и недостаток кадровых офицеров, позволили ему занять должность старшего офицера батареи, и хотя для прапорщиков военного времени, перспективы производства в следующий чин были туманны, но человек предполагает, а Господь ... Как говаривал генерал Драгомиров: "Честолюбие у офицера, оно ведь как, ... хм, не иметь его нельзя, только показывать стыдно".
Только в ноябре, бригада встала на позиции. Хотя Андрей и был против, но командир батареи, подполковник Епанчин, пятидесятисемилетний отставник, выбрал именно это место. Когда он закончил служить, с закрытых позиций еще не стреляли. Через четыре дня, при контрбатарейной стрельбе прилетел снаряд, и Андрей вполне закономерно получил свое.
Двенадцать нижних чинов погибли, семнадцать человек, вместе с Андреем и взводным офицером получили ранения, две трехдюймовки разбиты, еще одна повреждена. Оставшийся невредимым второй взводный офицер увел полубатарею на позицию, про которую прапорщик Снесарев говорил с самого начала.
