Приехали ночью. Лачи выбрал для стоянки место вдали не только от южан, но и от северного прииска. А посланцы Асталы, наверное, уже здесь, подумалось Огоньку — не знал, почему так решил. Он напрягал слух, ловя ночные звуки, пытался вычленить из голосов птиц и цикад хоть что-то, отдаленно напоминающее речь. Но южан слышно не было, и это пугало — будто на другой стороне долины затаился большой бесшумный зверь. Не видно было и света чужих костров. А где-то там в темноте лежал мертвый южный поселок... есть там сейчас люди, или только акольи бродят, надеясь найти пропитание?
— Не отходи никуда от палаток, — приказал ему Лачи. — На всякий случай.
— Как велика долина, эльо? — насторожено спросил Огонек.
— За день пересечешь всю, если тропа не заросшая. Она похожа на полумесяц — мы сейчас стоим в широкой части у основания верхнего "рога", а посланцы Асталы — в крайней точке нижнего.
— От рога до рога короче, чем по изгибу? Там можно пройти, или горы задержат?
— С нашими воинами ты в безопасности, — Лачи не удостоил его даже взглядом, но вот в сторону южного края долины он смотрел часто. Волнуется, понял подросток. Всегдашняя благожелательная невозмутимость почти изменила Соправителю Тейит.
Утром проснулся первым, кроме часовых — те вовсе не спали. Огонек наконец сумел осмотреться. Пасмурно было. Невысокие горы, поросшие кучками деревьев и сердитым кустарником, окружали долину. Она не казалась ровной даже беглому взгляду — ее прорезали канавы, будто следы когтей неведомого чудовища. А еще в кустарнике неподалеку серыми быками застыли валуны, скатившиеся когда-то с горы при землетрясении... Гнев земли разрушил гору, а камни остались.
Неприветливое место.
Вскорости поднялись все, и не прошло часа, как северяне уже были готовы.
Лачи строжайше повторил запрет полукровке: сидеть возле палаток и не высовываться. Напомнил, кто прибыл с южанами... мог бы и не напоминать. А спустя еще короткое время Лачи со свитой покинули собственную стоянку. В лагере осталось несколько стражей и слуги из приисковых рабочих.
Начался дождь, несколько коротких плесков, будто с неба по очереди вылили содержимое лоханей. Потом наконец показалось солнце.
По вышитому подолу полз огромный бронзовый жук — не возражал, когда Огонек погладил пальцем его жесткую блестящую спинку. А после второй порции ласки взлетел с недовольным гудением.
Огонек одернул штаны, расправил складки туники, перехваченной кожаным пояском. "Ну и зачем я тут им понадобился?" недоумевал он, изнывая безделья и непонимания, что к чему.
В тысячный раз огляделся. Ему велели сидеть на месте, но... как усидишь? Конечно, он не собирался мешать разговорам Сильнейших. Но не увидеть хоть краем глаза... хоть людей их свиты посланцев Асталы... ладно, хотя бы рабочих Юга!
Неторопливо зашагал направо, к зарослям гибискуса, не скрываясь; его окликнули небрежно.
— Да приду я сейчас, куда я денусь, — громко и дружелюбно отозвался подросток. За ним никто не последовал — видимо, приказа сопровождать его совсем уж повсюду не было. Старался не спешить, и вести себя как можно тише; один раз показалось — сзади хрустнула ветка, словно кто-то шел за ним, но внимания не обратил. Опасных хищников здесь нет, а чужие — на другом конце долины.
**
Белая натянутая куполом ткань, помогая кронам, защищала людей от дождя. Южане прибыли раньше, но подданные Тейит тут все обустроили, а прислужники, направленные посольством Юга, лишь помогли завершить.
Лачи огляделся — обстановка походная, но несет следы роскоши, без которой Астала не может: золотые кисти над входом, на плетеном столике — чеканный кувшин, украшенный перламутром — произведение южных мастеров. В нем, очевидно, вино, а рядом стоят плошки с фруктами.
Перед столиком замерла жилистая высокая женщина. Рядом с ней — второй посланник, Толаи из Рода Икуи, с широким грубоватым лицом, массивный с виду; подле спутницы он смотрелся, как большой туалью рядом с водяным ужом. Оба встретили Лачи приветственным знаком. Третий человек, больше всего интересовавший Главу Хрусталя, стоял в углу шатра.
— Приветствую, Халлики-дани, — со скупой улыбкой проговорил Лачи.
— Мое имя Тумайни. Халлики — моя сестра.
— Вестники вечно что-нибудь перепутают, — не скрывая насмешки, чуть поклонился Лачи. Затем приветствовал и Толаи — менее почтительно, как младшего, и указал на изготовленные наспех деревянные сиденья. Полог надежно защищал от мороси, но под натянутой тканью казалось еще более душно, чем снаружи — не было ни ветерка.
— Хорошо, что прислали тебя, аньу. Вспоминается моя соправительница, и начинаешь чувствовать себя... почти по-домашнему.
Та не успела ответить — лишь губы дрогнули, готовясь произнести вежливую фразу. Наверное, вежливую — нет причин начинать с оскорблений.
— Вас целых трое. Неужто побоялись отпускать меньшим числом? — спросил Лачи. Он сказал правду — Тумайни напомнила ему Лайа, хоть в них не было ничего общего. А Лайа он любил дразнить. Южанка произнесла холодно:
— Если считать по северным меркам, нас, напротив, слишком мало. Ведь ты — целая половина вашего... союза. Но к делу.
— Что ж, я с радостью выслушаю тебя.
Тумайни переплела пальцы — тонкие, смуглые, со следами от узких колец; сейчас — сняла, решила, что могут помешать. Она драться, что ли, собирается? Прямо руками?
— Между Асталой и Тейит был заключен договор. Вы не приходите на наши земли, мы — на ваши. На срединной земле все общее, если затеян спор, его решают обе стороны. Когда наши разведчики встретились тут, в долине, договор был подтвержден и долина поделена. Но все наши люди погибли.
— Что делать. Земля живая и порой ее дыхание смертоносно.
— Почему же не пострадали северяне? Или ты сговорился с землей?
— Полагаешь, мне подвластна природа? — с улыбкой спросил северянин. — Конечно, мне лестно подобное предположение, но не стоит так обделять себя. Погляди — листва на ветвях кустарника еще не успела опасть и целиком обновиться, ты увидишь и желтые листья, и зеленые.
Тумайни заговорила, выдвигая все претензии Юга, голос ее, резковатый, был, как у всех южан, громким и богатым оттенками, но Лачи почти не слушал, и без того знал все наперед.
Он исподволь смотрел в сторону Кайе, который так и не шевельнулся. Не так его представлял. Скорее кем-то вроде этого Питона, Толаи, только еще крепче... с буграми мышц, массивным, очень высоким. И лицо, похожее на морду. Чудище, одним словом. А этот... выглядит на свои годы, не старше, ладный и явно боец неплохой, судя по телу и движениям, но все-таки мало вяжется со страшными сказками об астальском пугале. Ничего такого особенного. Только мнит себя невесть кем, это по нему за три полета стрелы читается. Какова его Сила на самом деле?
Лачи смерил Кайе взглядом нарочито равнодушным.
— Он слишком юн. Почему его отправили сюда вместе с вами?
— Пусть учится. Он из сильнейшего Рода Тайау. И уже почти год как достиг совершеннолетия, — ответила Тумайни.
— Или он — намек на то, что с вами сила? Не попытка ли намекнуть, что переговоры должны закончиться так, как угодно вам?
Юноша дерзко взглянул Лачи в лицо:
— "Он" — это я. Если что-то интересует эсса, могут спросить у меня!
— Обязательно спросим. Весьма любопытно, можешь ли ты думать — не только убивать.
Южане переглянулись. Тумайни спокойно, нарочито спокойно проговорила, продолжая прерванное:
— Ты говоришь, наших людей погубило дыхание земли? Я успела расспросить местных. Пара охотников — свидетелей говорят иное. Они говорят, что неизвестные принесли чаши, из которых веяла смерть, и расставили их подле лагеря, зная, куда направится ветер. Неизвестные эти не были простыми рабочими — хорошо таились от взглядов.
— И твои охотники могут указать лица?
— Нет. На людях были маски.
— Право, мне очень жаль.
— Толаи владеет навыками расспроса и распознавания лжи — он допросит рабочих долины. Кто-нибудь наверняка видел тут пришлых, даже если сам не причастен. Думаю, ты не будешь препятствовать.
— Не буду, — сказал Лачи, не в силах сдержать улыбку. Значит, Толаи — уканэ. Не похож. — Но, убедившись в невиновности рабочих Тейит, вы поверите наконец в нашу искренность?
Кайе не выдержал:
— Долго ты еще будешь лить воду, Тумайни? Он же издевается!
— Мы приехали узнать истину, — сказала Тумайни, не повернув головы. И обратилась к Лачи, поняв, что пока ее не намерены больше перебивать, продолжила прежнюю мысль:
— А то, что "колодец" с Солнечным камнем оказался пуст — тоже прихоть земли?
— Не думаю. Вероятно, разведчики просто ошиблись — они приняли за богатую жилу обманку. Разозленные, выкопали большую яму, пытаясь все же найти камень — ты знаешь, почва в долине довольно мягкая. И земля вздохнула, убив людей.
— Наши разведчики весьма опытны. Они не спутают орла с колибри, — сердито проговорила Тумайни. Лачи развел руками в показном смирении.
— Я рад был бы сделать приятное Югу. Я рад был бы сделать приятное тебе — ты яркая, умная женщина. Но я не собираюсь брать на себя вину за содеянное землей. Меня сотрут в порошок на родине, и мое имя будет долгие годы равно слову "глупец". К тому же... — он выдержал паузу, будто собирался говорить о чрезвычайно неприятном:
— Заложники, отправленные к вам. Есть сведения об их гибели.
— О гибели юноши. Сестра, не сомневаюсь, уже у вас. — Тумайни вернула усмешку:
— Вы обещали, что наши рабочие не пострадают. Если виной их смерти — земля, что ж, спросите с нее, и впредь договаривайтесь. Мы всего лишь сделали то, что сделать были вправе.
Лачи смерил ее внимательным взглядом.
— Ты можешь доказать, что они... он погиб после того, как смерть нашла рабочих в долине? А до тех пор дети ни в чем не знали нужды?
— Разумеется.
Тумайни поручилась бы, что ответ Лачи и не интересовал. То есть северянин уверен был, что она скажет все правильно. И даже ей верил.
— Что ж, хорошо. Тогда я признаюсь — моя племянница после невероятных лишений добралась до Тейит. Я, к сожалению, застать ее не успел. Но голубь принес письмо, где рассказывалось обо всем. Этле поведала, что их разлучили сразу, не давали встречаться, что с Айтли обращались ужасно, издевались над ним, да и она жила в страхе. И только угроза смерти толкнула ее на побег.
Со звоном кувшин слетел со стола, вино растеклось по земле и подолу одежды Кайе, такое же красное. Юноша почти вылетел из шатра.
— Любопытно, — сказал Лачи, провожая его взглядом. — Толаи намерен взять его с собой, когда отправится к рабочим?
— Я не знаю, — раздраженно сказала женщина. — Я еще не решила. Встретимся завтра утром в лагере ваших добытчиков камня.
— До встречи, Тумайни. Нам еще будет, о чем поговорить, — северянин простился с посланницей несколько быстрее, чем рассчитывал изначально, и чуть более быстро покинул палатку.
Солнце, уже заходящее, поблескивало на металле дротиков, пряжек и на лаком покрытой коже поясов. По дороге обратно Хараи нарушил негласный приказ — поравнялся с Лачи.
— Эльо, ты намеренно дразнишь их?
Лачи остановился, всмотрелся в Хараи:
— По-твоему, я сказал что-то не соответствующее действительности?
— Об этом не мне судить, — чуть смутился молодой воин. — Но ты же видел — южанка с трудом удерживала мальчишку. А ты еще подливал масла в огонь.
— Пожалуй, мне нравится, что ты говоришь все, что придет в голову, невзирая на положение и старшинство, — с едва заметным укором сказал Соправитель. Хараи остановился на полушаге, но в следующий миг так же размеренно и широко шагал вперед.
— Я больше не забудусь. Но ради всего дорогого, ответь мне, эльо — что ты затеял с найденышем — полукровкой?
— Скоро узнаешь. А пока я надеюсь, что он и нарушил мой приказ, и уцелел.
Он действительно нарушил приказ. Описав по зарослям большую дугу, подросток выбрался на широкую утоптанную тропу, которой уехал Лачи со свитой. Идти по ней можно было с завязанными глазами, и Огонек, несколько раз обернувшись — не следует ли кто — побежал размеренно, стараясь сохранять силы. Тропа сворачивала то вправо, то влево, ныряя под сень рощиц и выходя из них. Низко летали птицы — ловцы мошек, сырой воздух придавливал к всех к земле — птиц, мошкару и даже само дыхание.
Наконец он увидел вдали полотняный полушатер-полунавес под сплетенными кронами деревьев, фигурки стоящих и сидящих людей подле него. Тут Огонек остановился. Шатер охраняют наверняка, не то что внутрь не проскочить — и сильно ближе не подобраться. Только смотреть отсюда. Может, удастся взобраться на дерево — среди ветвей затеряться проще, и не маячишь как дорожная стела.
Подходящее дерево Огонек выбрал быстро, но залезть на него не успел. Кто-то стремительно вышел — почти вылетел из шатра и направился в его сторону. Не совсем, к с частью, и Огонька он не видел. Шагов тридцать их разделяло.
На нем была одежда посла — длинная, багровая, с широким янтарного цвета поясом без всякой вышивки. Ткань одеяния закрывала руки до локтя, а на предплечье Огонек заметил темно-красный браслет — не мог припомнить такого. Бывший товарищ раньше старался избегать украшений. Или это знак совершеннолетия, раз он в числе послов?
Меньше полутора весен прошло с их последней встречи. Кайе вроде как не слишком изменился... и стал совсем не похож на себя прежнего. Постарше стал выглядеть, казался немного выше и сильнее, но это неважно. У него теперь взгляд был другим, и то незримое, что его окружало — Огонек различил даже издалека. Этот человек вряд ли мог смеяться, валяясь в ворохе листьев, устроить с полукровкой шуточную потасовку или учить его ходить на руках. Этот человек прихлопнул бы любого, как мошку лишь за неосторожное появление на пути.
Кто-то из высших сил подслушал мысли Огонька. Рядом с Кайе возник кто-то из южной свиты, судя по одежде — простой сопровождающий. Что он сказал, Огонек слышать не мог, но юноша отбросил его коротким ударом — тот сполз спиной по стволу. Перевалился на бок, пытаясь подняться, а Кайе не попытался помочь. Даже не удостоил взгляда.
Огонек пожалел, что здесь появился. А ведь Лачи предупреждал...
Он начал потихоньку отступать назад, благо, умел ходить так, что не хрустнула бы ни одна веточка.
Кайе обернулся и посмотрел в его сторону. Огонек нырнул за ствол дерева и перевел дух. Он так и не понял, остался ли незамеченным. Сам успел заметить только, как гримаса ненависти исказила лицо былого приятеля. Но, возможно, причиной тому были слова южанина — провожатого.
...Его подхватили, зажали рот — мальчишка успел лишь коротко замычать, и вскоре был уже на значительном расстоянии от шатра.
Огонька отправили в лагерь под надежным присмотром.
— Тебя привязать? — рявкнул один из охранников-северян, испуганный предстоящей взбучкой.
