Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Да где тама, тишина. Почитай каждый день постреливают.
Офицер досадливо поморщился и поторопил замолчавшего денщика.
— Давай все по порядку, с того времени, как я отъехал из Олькуша.
Слушая Савву, князь без аппетита ковырялся вилкой в остывшем омлете, а потом и вовсе отложил ее в сторонку. Новости не радовали, одним словом. Ротмистр Розуваев (чтоб его "контрабасы" залюбили насмерть) воспользовался подвернувшейся возможностью (один офицер отсутствует, второй во всем подчиняется) и навел таки порядок. Свой. И даже добился заметных результатов: например, строевая подготовка у нижних чинов поднялась на должную высоту, позволяющую в абсолютно любой момент и без особых проблем провести маленький парад или хотя бы смотр. И несение караульной службы стало почти образцовым, с точки зрения действующего устава. Особенно радовала и ротмистра, и каптенармуса заметная экономия патронов, появившаяся, разумеется, не на пустом месте, а после приказа стрелять только в случае самой крайней необходимости, то есть когда нарушитель совсем уже распоясался и на словесные уговоры не реагирует. Про то, что большинство этих самых нарушителей при виде дозора вначале стреляет, а потом убегает (это если их было немного), или подбирается поближе, чтобы попасть уже наверняка, ротмистр, видимо, не знал. А может и не хотел знать. Зато он не ленился лично расследовать каждый случай "необоснованного перерасхода боеприпасов" и отправлять виновников на трехдневный отдых в отрядную гауптвахту, расположенную в холодном и сыром погребе. Особенно часто там отмечались ветераны и старший унтер второго взвода. Командиру заставы не понравилось то, что они на личные деньги приобрели две сотни патронов и пытались пользоваться ими по назначению, отстреливая обнаглевших несунов. Последние же, не сразу поверили в свалившееся на них счастье: сначала исчез непонятно куда обладавший мрачноватой славой поручик Агренев, затем новый командир заставы приказал в них не стрелять, вернее, приказал не стрелять в сторону сопредельного государства, но разница была невелика. А поверив, стали все больше наглеть, безнаказанно обстреливая дозоры и свободно шастая по приграничной полосе. Пока солдат сильно выручал устроенный в прошлом году "ландшафтный дизайн": все удобные подходы к линии дозоров были или завалены буреломом до полной непроходимости, или представляли собой отлично просматриваемое место, и чтобы подобраться вплотную, требовались незаурядные способности к маскировке или мимикрии, что практически было одним и тем же. Так что раненые хоть и были, но всего двое: у одного пуля застряла в плече, и все кончилось благополучно, а второй — конный объездчик, неудачно спрыгнул с подстреленного коня, заработав сильный ушиб копчика и легкое, но болезненное растяжение.
"Что не смогли сделать купцы-делавары и контрабандисты, легко сделал Григорий свет Анатольевич. Одним росчерком пера на тексте приказа перечеркнул все мои старания".
— Ладно. Пора мне уже и в канцелярию отправляться, наверняка ротмистр порадуется моему возвращению на службу.
И точно — командир заставы так воодушевился, увидев штаб-ротмистра Агренева, что невольно поперхнулся своим утренним чаем и минуты две надсадно кашлял, заглушая тем самым негромкий голос своего так неожиданно объявившегося комвзвода-два. Не обращая внимания на такие мелочи, Александр спокойно закончил доклад, радушно поприветствовал вытаращившегося на него корнета Дымкова (вот уж кто обрадовался по настоящему), после чего уселся за стол и подтянул к себе поближе подставку с чернильницей и нетолстую пачку писчей бумаги. Одинаково удивленные ротмистр и корнет с все возрастающим недоумением разглядывали князя, пока тот быстро что-то выводил на белой глади листа. Наконец, молчание нарушил молодой офицер.
— Александр Яковлевич, от всей души поздравляю вас очередным званием! Не поведаете ли нам, как вас приняли на конкурсе? Как все прошло? Каков результат ваших странствий?
— Благодарю, Игорь Владиславович, и надеюсь, что вы непременно вскоре меня догоните в чинах. Прошло все хорошо, винтовку мою довольно быстро приняли на войсковые испытания.
Говоря это, штаб-ротмистр закончил писать и поставил последнюю точку, еще раз перечитал, кивнул сам себе и расписался. Не успел корнет спросить, над чем же таким срочным трудился его сослуживец, как тот встал, сделал два шага и положил перед непривычно молчаливым ротмистром Розуваевым оформленный по всем правилам рапорт с прошением об отставке с действительной военной службы, после чего продолжил рассказ.
— Собственно, я думаю, через полгода станет известен явный фаворит конкурса. И очень надеюсь, что им будет...
Краем глаза Александр наблюдал за командиром. Тот сперва не поверил собственным глазам (даже зажмурился на мгновение), но после того, как в третий раз перечитал прошение, медленно и неторопливо, до него все же дошло, что он держит в руках. После чего, видимо опасаясь, что поручик... штаб-ротмистр Агренев передумает, ротмистр не прощаясь вышел из канцелярии, бережно укладывая драгоценный лист бумаги в специальную папку для официальных документов.
— Капитан Мосин, Сергей Иванович, и его винтовка МАг.
— Как?! Вы желаете победы не для себя, а для соперника?
— Ну какой же он мне соперник, Игорь Владиславович? Скорее соавтор. Винтовка системы МАг означает — винтовка системы Мосина-Агренева, так что...
Полюбовавшись спиной командира заставы, мелькнувшей в воротах отрядной конюшни, Александр невинно поинтересовался.
— Ежели не секрет, а куда это Григорий Анатольевич так заторопился? Или ему сегодня велено на доклад?
— Признаться, в точности не уверен. Да нет, сегодня по плану были очередные экзерциции на плацу. Право, я сам в недоумении. А как вам столица?
— Вы знаете, я почти все время провел вдали о нее — то на полигонах Офицерской стрелковой школы в Ораниенбауме, то в оружейных мастерских. Вот разве что успел приобщиться к высокому искусству балета?
Через час князь закончил общение с изнывавшим от неожиданного приступа любопытства (приправленного самую малость завистью, но не черной а, так сказать, белой) корнетом и вышел на крыльцо, направляясь в "свою" казарму. Каждый встреченный им солдат очень четко отдавал воинское приветствие и так искренне радовался его возвращению, что у Александра даже немного защемило на сердце. Офицер в очередной раз задумался: правильно ли сделал, что подал в отставку? Здесь он свой, знает всех и все знают его.
"А там — большой мир и большие возможности. Тем более, что почти все ветераны рано или поздно уйдут за тобой и к тебе! Так что не распускаем сопли и помним правило: сделал — не жалей. Однако и расставаться с ротмистром просто так нельзя, мусор за собой надо будет убрать обязательно. Время есть, что-то да придумается. Пускай строевой подготовкой каких-нибудь поляков или чухонцев радует, колобок на ножках".
В казарме второго взвода на него, поначалу, не обратили никакого внимания: дверь отрылась-закрылась без скрипа и шума, в прихожей было темновато. А потом у одного из солдат при виде своего любимого командира от неожиданности разжались руки, и на пол громко брякнулся тяжеленный утюг из чугуния, битком набитый багрово рдеющими угольками.
— Яго благородия вернулися!
Недоверчиво-счастливое лицо Григория, довольные улыбки солдат и радостный гомон подтвердили Александру то, что он и так знал — его здесь ждали.
Нормально поговорить с Гришей удалось только вечером, на квартире у князя. Пока денщик суетился, расставляя многочисленные тарелки, Александр распотрошил пару свертков и достал давно заготовленные подарки. Усадив всех за стол, чему никто и не сопротивлялся, он начал раздачу "слонов".
— Савва! Вот Марысе твоей отрез на платье, а это конфеты шоколадные дочке. Ну, а тебе табаку привез хорошего, крепкого да душистого — "Капитанский" называется. А то от твоей махры даже мыши в подполе кашляют. Ну, а ты, Григорий примерь давай, обновку-то!
Унтер ненадолго скрылся в соседней комнате, откуда вышел походкой зомби. Вместо привычной формы на нем оказалась одежда... гражданского образца. И выглядел он в ней очень даже неплохо — как работник какой-нибудь конторы в столице, вполне преуспевающий на службе и имеющий возможность позволить себе потратить целых тридцать пять рублей на хороший, добротный темно-серый костюм-тройку. Вот только борода немного портила вид, но ее ведь и подровнять чуток недолго?
— Эт чего, мне?
— Ну не мне же? Садись давай.
Милосердно подождав, пока его собеседники и некоторым образом собутыльники (Григорий для обретения утраченного душевного равновесия выпил стаканчик хлебного вина словно простую воду, а потом и повторил процедуру разок) ощупают, огладят и даже укусят свои подарки, князь объявил.
— Я подал в отставку.
В отличие от недоверчивого ротмистра, Савватей и Григорий ему поверили сразу. Только отреагировали по-разному: денщик открыл-закрыл рот, после чего заметно сгорбился и приуныл, а унтер покосился на графинчик с водкой и невозмутимо уточнил:
— А мы теперь как?
— Вы? Вы за мной. Дел много предстоит сделать, а кому мне верить, как не вам?
— Ну... это оно конечно. Куда ты, командир, туда и я — вот и весь мой сказ!
— Ну а ты, Савва?
От волнения тот пошел красными пятнами по лицу, но все же смог выдавить из себя обреченно-угрюмое:
— А Марыся с Улькой?
— И их не забудем, и к хорошему делу пристроим — будут работать твоей женой и дочкою.
— Тогда по гроб жизни я вам... Христом богом клянусь!
— Все-все, я понял. Тогда так. Подавайте в отставку, вам все быстро устроят. Это мне невесть сколько ждать. И готовьтесь навестить родню. Ты, Савва, говорил как-то, что из Вологодской губернии будешь родом?
— Так точно, из села Опалихино, что в Грязовецком уезде.
— Вот там и будешь жить и выполнять мое поручение. Подробности позже узнаешь. Но, думаю, что тебе все понравится.
— С тобою, Гриша, потом поговорим. Может и мне с тобой поехать удастся, на родных твоих поглядеть, житье-бытье казацкое.
На следующий день, прямо с утра, на заставу прибыл подполковник Росляков, сходу попросивший-приказавший оставить его наедине со штаб-ротмистром Агреневым.
— Александр Яковлевич, ваш непосредственный командир вчера меня изрядно озадачил вашим рапортом. Вы не раскроете причины вашего... столь неожиданного решения?
Пока князь пересказывал (почти слово в слово) то, что он до этого уже успел повесить на уши начальнику штаба бригады, его собеседник задумчиво кивал и непроизвольно подкручивал свои усы, а дослушав, деликатно уточнил:
— Это все причины? Вы знаете, до меня дошли слухи о некотором недопонимании между вами и ротмистром...
"Ну надо же, и у этого есть свой дятел на заставе! И наверняка — писарь, больше никто тот наш разговор не мог услышать. Нда. Интересно, а кому каптенармус постукивает? Толкушкину или таможенникам? Надо скорее своей СБ обзаводиться, пока на фабрике все тайными агентами полиции не стали".
— Ну что вы, Валериан Петрович, это к делу никоим образом не относится! Уверяю вас, что мое решение принято под впечатлением от общения с членами Комиссии по выработке нового оружия. Особенно с его превосходительством генерал-лейтенантом Чагиным. Николай Иванович неоднократно выражал свое неудовольствие сложностью конструкции и изрядной тяжестью творения господина Хайрема Максима и обещал мне некоторое содействие, если я решу заняться этим вопросом.
"Вернее это я "случайно" проговорился в присутствии трех генералов, но интереса так и не дождался. Вот интересно, если бы я выкатил уже готовый "станкач" и пригласил их всех в соавторы — чтобы мне на это сказали? Что-то я отвлекся".
— Вот как? Александр Яковлевич, а ведь ваш чин дает право на командование заставой. Вы и от этого хотите отказаться?
С заставы подполковник уехал слегка раздраженным: все его попытки оставить на службе молодого и очень перспективного офицера потерпели полное фиаско. А князь, спустя полчаса после отъезда Рослякова, отправился в компании с унтером на заросший травой полигон — отвести душу. Еще спустя полчаса и две сотни патронов, туда заявился румяный (или несильно багровый?) ротмистр Розуваев.
— Штаб-ротмистр, потрудитесь прекратить! Ежели вы запамятовали, я наложил запрет на проведение здесь любых стрельб.
— Каюсь, господин ротмистр, забыл. Но исключительно потому, что приказ был отдан в устной форме. Возможно, во избежание недоразумений, он появится в письменном виде?
Розуваев покачался на каблуках и процедил сквозь зубы:
— Появится.
— Как только он появится, я сразу же начну его выполнять. А пока... унтер!
Григорий сделал три гигантских шага и оказался напротив своего командира.
— Здесь, ваше благородие!
— Установить новые мишени!
— Есть! Разрешите приступать?
Приказ появился уже через сорок минут — именно столько времени понадобилось ротмистру, чтобы добраться до канцелярии, наорать на писаря, составить приказ и послать вестового на полигон — ознакомить своего подчиненного с ним под роспись. Спустя день появился приказ о запрете на обучение грамоте нижних чинов — Александр стал страдать избирательной амнезией и не помнил ничего, что ему приказывали на словах. Затем еще один — и личные тренировки по рукопашному бою пришлось прекратить. Рядом с заставой. И продолжить в подходящем леске, в двух верстах от Олькуша и семи — от границы. Солдаты второго взвода ничего не понимали, но всей душой болели за своего командира: князь первым же делом отправил своего денщика в Ченстохов за патронами и лично оборудовал десяток надежных тайничков, с тремя боекомплектами в каждом, и набором для чистки оружия. Кажется мелочь, а вот контрабандисты были очень недовольны. Как и ротмистр: вроде и стреляли, а лядунки! у солдат полные, нагара в стволах нету и глаза у солдат какие-то... наглые, что ли? Корнет Дымков смотрел на все происходящее и откровенно не понимал, чего добивается его более опытный товарищ, но тоже поддерживал (и не забывал появляться на всех занятиях — даже в ущерб делам службы). В то, что Александр решил просто позлить командира заставы, Игорь не верил и, выбрав удобный момент, поинтересовался:
# # 1 Лядунка (польск.) — подсумок.
— Александр Яковлевич, развейте мое недоумение? Чего вы добиваетесь своими действиями?
— Да вроде ничего такого? Ну хорошо, сдаюсь: уж больно грозно вы на меня смотрите. Придется выдать страшный мой секрет.
Корнет не выдержал и засмеялся.
— Князь, право же с вами не соскучишься. И все-таки?
— Да все просто, Игорь. Хочу, что бы по моим солдатам не могли безнаказанно стрелять. А милейший наш Григорий Анатольевич, своими действиями на посту командира Олькушской заставы меня несколько... разочаровал. Вот я и огорчаюсь... по-своему.
— Мда-с... новые порядки... не совсем, да. Будем надеяться, что все вернется на круги своя.
— Ну, я не надеюсь, я это твердо знаю. Ротмистр Розуваев своими приказами оказал себе же дурную услугу: боеготовность Олькушского отряда понизилась, перехват нарушителей уменьшился, да практически прекратился — они теперь попросту убегают прочь, прекрасно зная, что по ним стрелять не будут. Следовательно... А вот скажите мне, Игорь Владиславович, сколько конфисковали контрабанды за последние два месяца? Учитывая при этом, сколько перехватывали ранее, в прошлом году?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |