— Король, а вернее принцесса, особенно недовольна деятельностью полиции. Последний королевский эдикт гласит о роспуске Надзора. Каково?
— Сильно, — признал Ловец и посмотрел в белесые глаза Франка. — Кого-нибудь поймали?
— Нет, конечно. И не поймают, во всяком случае, живыми. Понятно, что суда никакого не будет, тем более публичного, но это говорит о настроениях. Видимо, если ваш знакомый относится к числу служащих... бывших служащих полиции, то вы его вряд ли найдете. С армейскими чинами проще — обратитесь к коменданту столицы.
Франк заметил, что его последние слова рыцарь слушал в пол уха.
— Значит его здесь нет, — произнес его бывший попутчик.
— Кого?
— Одного моего знакомого, — отмахнулся Ловец, и, спохватившись своей невежливости, добавил: — Спасибо, но это не важно.
— Рад был помочь. — Франк был действительно рад оказать услугу этому человеку, к которому у него была неясная по своей природе и потому тщательно скрываемая симпатия.
— Прощайте.
Рыцарь необычайно быстро растворился в толпе.
Франк еще некоторое время думал о своем недавнем собеседнике. Он не пришел к какому-то определенному выводу относительно рода занятий и деловых интересов этого человека. Одно он знал твердо: слава Богам, они занимались разными делами. Эта мысль успокаивала.
Делегат съезда достал листок бумаги и размашисто написал вверху:
"Вы спрашиваете: Какая партия возьмет ответственность за страну?
Есть такая партия!!!"
Правила игры 9
Вассал моего вассала — не мой вассал.
Морально-этическая норма подданных Королевства Трех Морей.
— ... А это тебе за то, что подсматливал в замочную скважину, — звонкая пощечина поставила жирную точку в конце короткой обвинительной речи.
— Не пачкайтесь, маркиза, — герцог попытался остановить разъяренную даму, но делал это не слишком настойчиво.
— Ничего. Пусть пливыкает. Сам-то по молдам бил очень плофессионально.
Еще несколько ударов костлявых пальцев обрушились на щеки привязанного к стулу человека, прежде чем женщина успокоилась.
— Никто не жаловался, — высказался пленник, рискуя получить еще одну порцию оплеух. Маркиза, хоть и принадлежала к "слабому полу", обладала хорошо поставленным ударом, натренированным на своих многочисленных горничных.
— Вот за счет этой вилланской наглости подобные животные и вылезают на самый верх.
— Согласна с вами, гелцог. Настоящий дволянин никогда и ни за какие деньги не стал бы заниматься такими мелзостями. Только плостолюдин, лишенный понятий чести и полядочности, будет лаботать... Фу, гадость-то какая! ... Лаботать за деньги.
Герцог часто закивал головой, выражая полное согласие с мнением шепелявой заговорщицы:
— Вы совершенно правы. Сейчас все хотят работать, а не служить. Предатели, кругом одни предатели.
— Меня всегда потрясало в придворных умение заниматься мерзостью и при этом сохранять понятия о чести и приличиях, — заявил пленник, внимательно выслушавший обмен мнений двух сиятельных собеседников. Он был по-виллански невежлив и высказался без приглашения присоединиться к разговору. — Интересно, как вы собираетесь совместить свою присягу трону и Августейшей фамилии и то, что сейчас вытворяете?
— Поговори, поговори напоследок. Скоро тебя и таких как ты наглых хамов поставят на место.
— А тех, кто не захочет на это самое место вставать?
Маркиза громко и по-прежнему шепеляво рассмеялась.
— А тех, кто не захочет, мы укоротим. На голову. Уж я позабочусь, — пообещал герцог, воинственно щелкнув о ножны своего парадного меча.
— Что-то я очень сомневаюсь, что тебе, безмозглый пердун, позволят принять хоть какое-то самостоятельное решение. Ты ко мне с этой старой кошелкой в камеру таскаешься, чтобы властью насладиться, а сделать ничего не можешь. Хозяева тебе велели меня беречь, вот ты и бережешь.
Старая кошелка, конечно же, не простила пленнику "старой кошелки" и залепила ему целую очередь пощечин, предварительно повернув богато украшенные перстни камнями к ладони. С расцарапанного лица на порванный мундир часто закапала кровь.
— Осторожней маркиза, — предупредил герцог, — он нам нужен живой.
— Ничего. Этому гаду мало будет, — поделилась опытом дама, — он пливычный.
— Интересно, зачем я вам живой? Что вы будете делать с моими гадкими и грязными знаниями? А, герцог? — Пленника не слушали. Рыцарь заколотил в дверь, чтобы сторож поскорее открыл дверь каземата. — Эй! ... Командор Великого Похода! Я к тебе обращаюсь!
— Заткнись! Если хочешь жить, заткнись!
Затыкаться пленник не пожелал:
— Давай я тебе расскажу, как некий банкир, имеющий большие деловые связи в высшем свете, ссужал деньги одному герцогу для того, чтобы тот приискал ему пару продажных магов для покупки некоторых очень нужных ему заклинаний. Герцог все сделал, как договаривались, а потом вспыхнуло восстание в западных провинциях, подавляя которое, светлейший нарушитель законов сделал себе военную карьеру.
Придворный выслушал до конца и даже не попытался выхватить меч, чтобы зарубить негодяя, позволившего себе такие оскорбления.
— Ничего, сволочь, когда ты им больше не понадобишься, я попрошу, чтобы тебя отдали мне на попечение, — пообещал герцог перед тем как он и его спутница вышли.
— По-моему, очень поучительная история! — крикнул вслед связанный сказитель.
— Я тебя ланьше пликончу, — сообщил голос маркизы.
Охранник развязал затекшие руки избитого узника, который тут же сполз на пол.
— Какое сегодня число?
Пленник знал ответ, но постоянно пытался разговорить сторожа. Личный контакт с охраной способствует побегу или, в худшем случае, облегчает мучения.
— Хоть день назови.
Сторож молча вышел, забрав с собой стул с высокой спинкой, к которой привязывали допрашиваемых. Обычный, самый стандартный стул, сотни, если ни тысячи которых были во всех полицейских участках страны. Такая преемственность не могла не радовать. Если уж где и был порядок среди дворянской вольницы Великого Похода, так это по части тюремной службы.
— У заключенного есть жалобы и просьбы? — спросили из-за закрытой двери.
Никаких просьб и уж тем более жалоб быть не могло, а если и были... Ответа не стали дожидаться, с лестницы донеслись шаркающие шаги.
"Четвертые сутки ареста".
Впрочем, арестом его заключение никто не называл. Даже он старался не употреблять это слово. Для настоящего, легального ареста нужен ордер, заверенный подписями и печатями. С ним обошлись гораздо проще и без подобающих формальностей. Вломились в дом, перебили посуду, книги порвали и стены поломали, — искали архивы и рабочие документы. Не нашли и, естественно, обозлились. Но при всем возмущении несговорчивостью задержанного сильно не били.
"Это была их первая ошибка. Могли бы для правдоподобия сделать что-нибудь эдакое... Руку, допустим, сломать. Глядишь, я бы размяк".
Но руку ему не сломали и даже дали время собрать вещи и мысли. Дальше происходило уж совсем что-то неожиданное. Ежедневно, почти в одно и то же время приходили двое великосветских болтуна-заговорщика и начинали реализовывать свои комплексы. Так и то, старались не причинить особого вреда и, не дайте Боги, задать конкретного вопроса. Они вообще вопросов не задавали, у них были одни ответы.
В оконце посмотрело пробегающее мимо солнышко.
— Слушай! — донеслось с башни, откуда-то с верху.
Пост находился прямо над казематом, крики стражников регулярно разносились над башнями.
Башнями?
Конечно. Где могло быть такое эхо?
— Слушай! — полетело с соседнего поста. — ...шай-ай-ай-ай...
Скоро должны принести ужин: кусок хлеба, молоко и плохо прожаренный кусок мяса. Молоко и мясо было добавлением к тюремному рациону, и, скорее всего, на такой роскоши настояли неизвестные благодетели, который почему-то запретили его трогать.
"Если это волшебники, то почему они меня не выворачивают?"
У магов было полно способов разговорить человека, тем более что человек ничего скрывать и не собирался. Он знал наверняка, что пытки будут его концом. Он не выдержит их ни при каких условиях. Следовательно, можно играть в сотрудничество, выдавая информацию частями, обильно снабжая действительно ценные сведения всевозможными выдумками, на проверку которых может уйти уйма времени.
Этот "гениальный" по своей примитивности план был придуман, пока его везли с завязанными глазами по Рокану. (То, что его не вывезли за Город он определил по цокоту копыт по замощенным улицам). План-то планом, но его не допрашивали. Совсем.
Заскрипел засов, и тюремщик внес корзинку с едой. В этот раз он даже не "расплескал" молоко и мясо понадкусал меньше, чем обычно.
— Тебя что, кормить стали лучше? — спросил охранника пленник и отпил из кувшина. — Хочешь, я расскажу тебе, зачем маги три раза в год, в строго определенное время выкапывают на столичном кладбище трупы людей, которым не повезло умереть во время праздника Дар Дама?
Сторож показал свою могучую спину.
— Нет? Как хочешь. История эта весьма занимательна.
Перед тем как дверь захлопнулась, к ногам заключенного упал вчетверо сложенный листок бумаги.
"Мать честная! Это кто ж меня нашел? — Очень хотелось, чтобы кто-то действительно был озабочен судьбой отслужившего свое человека. — Может быть, сын?"
Воровато поглядывая на дверь камеры, он подполз к белеющему в темноте листку бумаги и жадно схватил его. От внезапно нахлынувшей надежды дрожали руки, коряво написанные буквы плясали перед глазами, но кое что разобрать удалось:
"Дорогой друг! Я знаю, что ты уже получил это письмо. Возможно, вместе с другими бумагами, возможно — отдельно. Знай, что это письмо — святое. ..."
Смех подкатил к горлу и, несмотря на боль разбитого лица, он засмеялся. Эпидемия загадочных писем докатилась даже до полуграмотного тюремщика. Могучие Королевство Трех Морей трясется перед "...Йехавмилк, царь Гебала, сын Йахорбаала...".
По манере написания и полудетскому почерку он определил, что тюремщик был неграмотен совсем. Наверняка какой-нибудь доброхот объяснил ему, что это за письма такие важные, и тот решил копировать их, почти не понимая смысла написанного.
"Бедняга, — жалел своего сторожа пленник, — десять раз переписать такую чушь, это сколько же терпения и страха надо иметь? Интересно, кто этим занимается?"
Скорее всего, он уже никогда не узнает ответ на этот вопрос.
Он поудобней устроился на топчане и принялся ужинать. Ничто так не способствует размышлениям как сытый желудок. Человеческие мысли обретают философический оттенок, позволяют себе охватить необъятные метафизические просторы настоящего и погрузиться в дебри будущего.
"Волшебникам я не нужен. Иначе я сидел бы в Башне Магов. ... Эти старые психопаты просто не знают, что им со мной делать. ... Нет. Они знают, что делать, но им не дают этого со мной делать. ... Несомненно, это хорошо".
Вопрос о том, почему это хорошо, застал пленника врасплох, и он надолго задумался, не забывая методично пережевывать мясо с хлебом.
"Да потому что я до сих пор жив, почти здоров и сыт. ... Но кто? Кто стоит за этими двумя марионетками?"
В камере было темно и сухо. Окно не было остеклено, и холодный воздух вечера быстро уносил остатки тепла. Каземат явно не предназначался для осенних ночевок. От простуды спасал новый войлочный топчан, который, между прочим, не входил в набор обязательного тюремного комплекта. Максимум свежая солома, обычно старая, прогнившая. Загадочный "кто-то" озаботился здоровьем заключенного.
Дебри будущего не желали поддаваться простому объяснению.
Темнота, да еще сытый желудок... Что может быть лучше для здорового сна?
"Я на таком рационе поправлюсь, — решил пленник. — Придется гардероб менять. ... Интересно мой портной еще в Городе?"
В прямоугольник окна наконец-то вползла Большая луна. Луна малая в этой стороне не видна. Спать не хотелось, он не привык спать по ночам.
"Хоть бы газетку дали, что ли", — позволил себе помечтать заключенный.
Мысль о газете показалась интересной, особенно в свете простого оперативного правила, что чем больше времени проходит с момента задержания, тем менее ценная у задержанного информация. Азбучная истина.
"Меня надо читать вовремя", — подумал он и еще раз перечел "святое письмо".
— Слушай!
Началась смена караула.
— Слушай! ... шай-ай-ай-ай...
Почти сразу заскрипел засов. Как определял пленник, скрип был на ноте "ре".
"А где же шарканье по лестнице?"
Факела в камеру никто не засунул, а так как свет луны двери не достигал, то невозможно было определить, вошел кто-то или не вошел.
— Ты все же решил послушать мои истории? — Пленник уже понял, что это не тюремщик, но решил продолжить игру в наивность. Шагов он не услышал, но почувствовал, что неизвестный приблизился. — К твоему сведению, без стука в комнату к малознакомому человеку входить невежливо.
— Мы с вами знакомы, — ответил ему голос. — Не скажу, что хорошо, но достаточно давно.
— Раз вы решили заглянуть ко мне, то хотя бы дайте мне посмотреть на лицо моего старого знакомого.
Человек выступил из темноты.
Заключенный имел феноменальную память на лица. Мог вспомнить любого, кого видел хоть раз. Подробности встречи могли стереться, но имя и лицо оставались с ним навсегда:
— Лекарь Алекс Кин.
— Да, я лекарь, — признался Ловец.
— Зачем вы здесь?
— Убить.
— Кого?
— Вас.
Заключенный посмотрел на решетки окна. За окном показал свой краешек диск Большой луны.
Глава 10. Смешение миров.
По статистике большинство мужчин возбуждается при виде женской груди. На втором месте в рейтинге возбуждающих частей тела (то есть тех, о которых могут напечатать в иллюстрированных журналах) находятся женские ягодицы.
Сашка принадлежал ко второй категории мужчин. Правда, его внимание никогда долго не задерживалось на строго определенной части тела, он всегда стремился охватить весь объект целиком. Если бы не его неудобная для стремительных действий поза, то он обязательно попытался воплотить свои намерения. Охватить, то есть.
Никаких стремительных действий не получалось. Его возможностей хватило только на то, чтобы ладонью погладить вожделенную часть женщины, которая была тесно прижата к менее привлекательному собственному филе. Вместе с возмущенным криком, скорее даже стоном, Сашка получил мягкий толчок, который возбудил подавленные желания еще больше.
Он решил погладить снова. Его еще раз пихнули. Потом они делали это еще и еще.
Женские стоны становились все возбужденнее и возбужденнее.
Если бы студенту предложили описать те чувства, какие он испытывал, то он определил бы их, как ощущения от просмотра порнофильма с завязанными глазами. Вместо завязанных глаз у него был заткнут рот, связаны руки и ноги. Порнуха оказалась приправлена интерактивным садомазохизмом.
Женщина, энергично двигаясь, несколько раз подряд попыталась лягнуть его ногами, потянула руки на себя, уперлась острыми лопатками в его спину. От всех этих телодвижений веревка, стягивающая его шею, натянулась, и Сашке стало трудно дышать. Пришлось срочно принимать меры. Он начал дергать головой, ударяя своим затылком по ее голове, перетягивать ее руки ближе к себе и развивать активность ногами. Особого результата и тем более удовлетворения его судорожные шевеления не приносили. Борьба за жизненное пространство прекратилась по причине исчерпания сил противоборствующих сторон.
