— Да. Почти с самого начала.
Курт умолк на мгновение, чувствуя на себе взгляд ведьмы — пристальный и сожалеющий; вспомнился Кристиан Хальс, сидящий за столом напротив в темной комнате трактира... 'В Официуме и впрямь что-то нечисто?'... Несколько минут, когда казалось, что это просто разговор двух сослуживцев, обсуждающих расследование, беседа двух людей, занятых одним делом. Хальс, бегущий под дождем и грозой по уличной грязи... 'Появилась одна мыслишка, проверю и расскажу'... То нетерпение в глазах было слишком знакомым, слишком узнаваемым, нетерпение пса, напавшего на след; глаза человека, нащупавшего дверцу в тайну, глаза следователя, знающего, что до разгадки осталось два шага...
Что же — снова знаменитый Молот Ведьм ошибся? Принял за действительное всего лишь желаемое? Вновь обманулся, как когда-то, в далекой юности, когда был о людской природе лучшего мнения? Потерял нюх, потерял хватку, жизнь вышибла зубы? Размяк?..
— Это он склепал обвинение против судьи и добился его казни? — спросил Курт, отстраненно отметив, что голос звучит по-прежнему ровно, почти равнодушно; Гайер качнул головой:
— Нет, — и, помедлив, уточнил: — Не думаю. Не знаю. Может быть. Мне он ни на что подобное не намекал, но... поймите правильно, майстер инквизитор, он был человеком жестким, и если б решил, что Юниус стал опасен... Это лишь мои предположения, у меня нет доказательств. Но я бы не удивился.
— Когда и как он узнал о происходящем?
— Ему проболтался Юниус. Майстер Хальс заподозрил неладное, когда началась резня, а когда под нож попали горожане — взялся помочь рату в расследовании. Каким образом он вышел именно на Юниуса — я не знаю, он не говорил, но когда вышел — прижал Иоганна к стенке, и тот раскололся.
— Хальс требовал чего-то от вас? Что-то получал? Деньги? Услуги? Почему он не сдал вас магистратским?
— Нет, он не просил, а я не давал ему ни гроша, и он не пользовался моими связями или положением; майстер Хальс сказал, что убитых уже не вернуть, а затеянное мною дело своего стоило. Не знаю, насколько это правда, и в самом ли деле именно в этом заключалась причина его молчания.
— О чем он пришел говорить вчера?
— Хотел знать, как Юниус связался с теми наемниками; я не смог ему ответить — попросту мне нечего сказать. Я этого не знаю. Он и прежде спрашивал, и я говорил ему то же самое; отчего-то на сей раз он решил, что мне известно больше.
— И это всё? Что еще он говорил, о чем спрашивал?
— Интересовался, не приходил ли ваш пропавший сослужитель с вопросами ко мне. Я также сказал ему 'нет', и это правда. Покойный inspector договорился посетить меня — через моего управляющего, но так и не пришел; позже я узнал, что в тот день он и пропал.
— Я спрошу снова, — проговорил Курт настойчиво, — и на сей раз хочу услышать правду. Вы давали ключ от дома Юниусов inspector'у? Хорошо, вы сами с ним не виделись, но с ним говорил ваш управляющий; у него inspector ключа не просил? Незадолго до исчезновения он входил в жилище судьи, это видели свидетели.
— Нет, — коротко качнул головой Гайер. — Не просил, я не давал и, откровенно говоря, не представляю, что он мог захотеть там увидеть; полагаю, о том, что призрак дочери Юниуса — вымысел, майстер Хальс рассказал ему сразу.
— Дайте ключ мне, — потребовал Курт. — Я хочу осмотреть дом.
— Но... что вы надеетесь там отыскать, майстер инквизитор? Не думаю, что...
— Вам есть что скрывать? — оборвал он, и Гайер растерянно качнул головой:
— Господь с вами, что там можно скрыть?.. Разумеется, я дам вам ключ, просто не понимаю, что важного там можно увидеть.
'Возникла одна мыслишка'... 'если я прав, в Бамберге все куда веселей, чем можно предположить'...
— О чем еще вы говорили? — повторил Курт настойчиво. — Вспомните. Обмолвка, незначительный вопрос, вопрос не по теме, что угодно. Направляясь к вам, Хальс сказал мне, что желает кое-что уточнить, после чего фактически пообещал раскрыть мне дело; стало быть, он ожидал услышать от вас нечто важное, для него ключевое. О чем вы говорили?
— Богом клянусь... — начал Гайер и запнулся, отчего-то покосившись на Нессель. — Ничего такого, что было бы связано с убийством вашего сослужителя, майстер инквизитор, мне не известно, ни в чем подобном я не замешан, и узнать от меня что-то, что поспособствовало бы раскрытию этого преступления, майстер Хальс не мог. Говорили мы несколько минут от силы, и все, о чем он меня спрашивал — я только что вам пересказал. Более мне добавить нечего...
— Дом Хальса, — произнес Курт с нажимом. — Он тоже принадлежит вам или был во владении покойного?
— Был выкуплен, — отозвался Гайер и осторожно уточнил: — А что?
— Скажите откровенно: у вас есть ключи от всех домов, которые когда-то принадлежали вам, вне зависимости от того, были ли эти жилища у вас куплены или взяты в аренду. Ведь так?
— С чего вы взяли, я...
— Опыт, — коротко пояснил Курт. — Так что же?
— Вас интересует ключ от дома майстера Хальса, — предположил владелец крепости уверенно и, помедлив, вздохнул: — Да, ключи у меня есть. От всех домов. Скажу вам сразу, майстер инквизитор, что никогда ими не пользовался; хотите верьте, хотите нет, и я даже самому себе не могу объяснить, для чего храню их.
— Власть, — передернул плечами он. — Контроль. Пусть и столь незначительный. Знание о том, что в любой момент можете ими воспользоваться... Да, мне нужен ключ от дома Хальса. И — ваше молчание об этой моей просьбе.
— В этом можете не сомневаться... Скажите, майстер инквизитор, — вдруг оборвав самого себя на полуслове, спросил Гайер, — а правда ли те слухи, что долетели сюда нынче из Бамберга? Я имею в виду... то, что случилось у ратуши, если оно и вправду случилось.
— Да, — подтвердил Курт, — и вправду случилось. Вас это беспокоит?
— Беспокоит? — переспросил Гайер с нервным смешком. — Когда в городе, где я живу и веду дела, мертвые ведьмы убивают людей десятками, меня это, разумеется, беспокоит, и еще как.
— Она не ведьма, — возразил Курт, кивнув Нессель; та поднялась. — И пока живые инквизиторы и ратманы убивали людей десятками, вас это отчего-то не беспокоило.
Хозяин крепости еще мгновение сидел неподвижно, а потом поднялся тоже — тяжело, с усилием, словно некто невидимый давил ему на плечи, прижимая к скамье.
— Не все так просто, майстер Гессе, — произнес он тихо. — За последние пару лет в этом городе многое изменилось. Я не знаю, правда ли все те, кого обвиняли в страшных преступлениях, будь то малефиция или мирское злодейство, были виновны. И это не мое дело — разбираться. Наживался ли я на их смерти? О да. Но отношения к ним не имел. Я вообще имею все меньше отношения к людям этого города. Вы спрашиваете, не беспокоило ли меня происходящее... Спросите лучше об этом самих горожан. Беспокоило ли это их? Почему они молчат? Даже если все казненные были виновны, когда и где было так, чтобы во всем городе не было слышно ни ропота, чтобы все, от мала до велика, с готовностью принимали подобные решения властей? Чтобы не было пусть не бунта, но хотя бы недовольного шепота по углам? Почему всего этого нет, нет даже намеков на подобное?
— И почему?
— Я не знаю, — качнул головой Гайер. — И откровенно говоря, знать не желаю. Я не верю в образ Божий в человеке, майстер инквизитор; не верю в то, что он способен вот так просто перевесить греховную людскую природу. Не верю в то, что более трех тысяч человек, целый город, внезапно, за пару лет, способны проникнуться идеей покаяния, благочестия и законопослушания. Я не знаю, что творится с людьми Бамберга; не с Официумом, не с ратом, с людьми. Поэтому — да, меня беспокоило то, что происходило здесь, и — нет, я не намеревался выяснять, что это. Это не мое дело. Вы хотите выяснить? Бог вам в помощь. А я пережду. И это пройдет[69].
Глава 20
Из крепости Гайеров Курт направился в трактир, где велел ведьме собрать вещи и сложил свою дорожную сумку; Нессель ни о чем не спрашивала, явно пребывая где-то в своих мыслях — ведьма хмурилась и порой что-то бормотала себе под нос не то недовольно, не то испуганно, однако сейчас он также решил не лезть к ней с расспросами. С расспросами полез владелец, решивший, судя по выражению его лица, что майстер инквизитор либо решил свалить из города под шумок, либо остался недоволен обслуживанием, при котором в его комнату по утрам прорываются скандалящие личности.
— Комнату я оставляю за собой, — на ходу пояснил Курт, увернувшись от хозяина, заградившего ему дорогу, и двинулся к двери. — Коней тоже оставляю под вашим присмотром. Сейчас расследование требует моего постоянного присутствия в здании Официума, но и комната, и лошади мне могут потребоваться в любой момент.
— Это правда? — чуть слышно уточнила Нессель, когда они отошли от двери на несколько шагов; на покореженную липу напротив трактира она бросила тоскливый напряженный взгляд и отвернулась. — То, что ты ему сказал, правда?
— В какой-то части, — хмуро отозвался Курт. — Мне и впрямь лучше держать все под контролем: как бы в отсутствие обера там не наворотили дел. А кроме того, каменным стенам Официума и страже у меня, несмотря ни на что, сейчас больше доверия, нежели комнате в трактире рядом с домами, где обитают беспокойные горожане, недовольные моими решениями. Но если я заберу отсюда еще и лошадей в конюшню Официума — это даст понять, что я прячусь, а подобные мысли в головах бамбержцев сейчас мне ни к чему.
Нессель молча кивнула и дальше шла, не произнося ни звука, уставившись себе под ноги и лишь настороженно, искоса взглядывая на все чаще попадающиеся группки горожан, никто из которых, правда, более не пытался завести беседу. Лишь когда показалась угрюмая громада Официума, ведьма чуть придержала шаг, словно сомневаясь в том, стоит ли ей идти дальше, и неуверенно выговорила:
— Ты слышал, как они говорили о городе? Епископ и этот Гайер... Как они говорили о себе и о Бамберге?
— Эти двое много чего наговорили, — осторожно согласился Курт, тоже зашагав медленней и пытаясь оценить на ходу, как лучше обойти ничуть не поредевшую толпу перед входом. — Что именно зацепило тебя?
— Епископ говорил 'он вернулся в Бамберг'. Когда рассказывал о человеке, принесшем ему новость. И Гайер... 'не имею отношения к людям этого города'... Как будто дом епископа и замок этого торговца не стоят в городе, в Бамберге. Как будто они отдельно. Но и этот островок, и епископская крепость — они же часть города, так?
— Да, заметил, — мрачно подтвердил Курт, поведя ее в обход толпы и стараясь не встречаться ни с кем взглядом. — Тем паче, что Гайер и вовсе сказал это открыто, как уж тут не заметишь... Оба уже не мыслят себя чем-то единым с Бамбергом, он для них нечто отдельное, чужой удел.
— И этот торговец сказал 'что-то творится с людьми этого города'... Как думаешь, мог епископ соврать тебе? Может так быть, что он боится не угодить в политические дела, боится не Конгрегации, не Императора, а людей, собственных прихожан, и потому не покидает свой дом, ничем не интересуется и ни во что не вмешивается?
Курт не ответил; заметив, как в их сторону развернулись несколько человек, он ухватил ведьму за руку и ускорил шаг.
— Я не поручусь, не скажу, что я это увидела или почувствовала, но... — Нессель искоса обернулась на горожан и устремилась за ним почти бегом, договаривая на ходу уже шепотом: — Просто если подумать...
— Не смотри на них, — одернул Курт, преодолев последние шаги до дверей, и стукнул кулаком в створку. — Да, епископ мог и соврать — и по этой причине, и по какой угодно... Что скажешь о нем? Ты могла его видеть?
— Я не знаю, — поежившись, отозвалась ведьма неуверенно. — Мне кажется... Мне кажется, что этот город меня выжигает. Я вижу только тебя; может быть, потому что тебя я уже знаю, да и к тому же... знаю ближе, чем любого другого. Они все теперь видятся мне серыми, невзрачными, все кажутся похожими на ту паутину; по-моему, она со мной что-то сделала, когда я едва не попалась. Я ничего не чувствую, ничего и никого не вижу, не понимаю, как прежде.
— Я могу попросить Яна увезти тебя отсюда, — предложил Курт и склонился к приоткрывшемуся окошку в двери, демонстрируя свое лицо и приподняв к нему Сигнум. — Если пребывание здесь так сказывается на тебе...
— ... то это значит, что надо просто скорей закончить дело, — твердо возразила Нессель. — Я отсюда не уеду, и не надо мне больше этого предлагать. Обещаю: если я пойму, что мне здесь невмоготу — я сама тебя об этом попрошу.
Курт бросил в ее сторону скептический взгляд, но возразить не успел: засов по ту сторону двери громыхнул скобами, и створка приоткрылась, впустив их в полутемное прохладное нутро Официума и тут же захлопнувшись за их спинами. Ульмер был здесь — то ли увидел их приближение в одно из окон, то ли поджидал у двери, и судя по выражению его лица, майстера инквизитора явно не намеревались поставить в известность о том, что дело приняло добрый оборот.
— Майстер Гессе, — громким шепотом поприветствовал Ульмер и, обернувшись на стража, кивнул, суетливо указав вперед: — Прошу вас, идите за мной... Пока вас не было, — все так же не повышая голоса, продолжил он, отойдя за поворот коридора, — я решил, что могу ненадолго покинуть Официум — я решил сбегать к майстеру Нойердорфу, проверить, как он... Вы же знаете, как его подкосило все случившееся, и с его здоровьем ожидать можно было всякого...
— И? — уловив заминку, поторопил Курт; молодой инквизитор замялся, нервно сглотнув, и с усилием выговорил:
— Майстер Нойердорф... Он умер.
Мгновение Курт молча смотрел под ноги, хмуро разглядывая трещины в каменном полу у своих подошв, и медленно уточнил, подняв взгляд к бледному лицу сослужителя:
— Id est, из всех конгрегатских представителей в Бамберге остались только я и ты.
— Я?.. — переспросил Ульмер растерянно и, спохватившись, торопливо кивнул: — Я хотел сказать — я, конечно, остался, но я ничего не могу решать, я не знаю, что делать, я даже не представляю, как быть дальше, с чего начинать, чтобы все это закончить... Остались только вы, майстер Гессе. Согласно вашим полномочиям — весь Официум в вашем распоряжении и подчинении, пока руководством не будет указано иное. Я сделаю, что скажете, я сделаю все, что в моих силах, но вы мне скажите — что делать?!
— Успокоиться, для начала, — ровно отозвался Курт. — Кто еще знает о смерти старика?
— Почти никто, — неловко передернул плечами Ульмер. — Я... Простите, майстер Гессе, я растерялся и не знал, что делать — объявлять об этом или не стоит, не знал, не вызовет ли это еще больших беспорядков... О том, что случилось, знает матушка Брун, Фрида Брун, домовладелица майстера Нойердорфа, она же и ухаживала за ним в последние годы, если ему случалось слечь. Больше никто. Матушка Брун женщина в летах, серьезная, не сплетница, и обещала без моего дозволения никому не обмолвиться ни словом. Я подумал, что следует обратиться к аптекарю, что изготовлял снадобья для майстера Нойердорфа, чтобы он определил, отчего произошла смерть, но потом... — молодой инквизитор поджал губы, вяло махнув рукой, и едва слышно договорил: — Потом подумал — а какая теперь разница... Годы или сердце, или что еще... Что это знание теперь изменит?
