Звезды видели, как Лекс соскочил со своего Бронированного Змея прежде, чем тот успел остановиться. Звезды видели, как мужчина бросился к мертвым лепесткам. Его раны отдавали тупой болью, он хромал на обе ноги, был бледен, как живой покойник, и очень обеспокоен. Он добежал до мертвого змея и начал шарить руками среди темных лепестков. Полная луна придавала им особый, зловещий цвет.
Наконец, мужчина вызволил из-под них еле живую девушку. Нет, она дышала, но дышала тяжело, прерывисто — долгие, нескончаемые слезы выжали из нее все силы. Лекс затряс Олиф в руках, заставив прийти в себя. Она с ужасом распахнула глаза, а когда сообразила, что произошло, начала отчаянно вырваться. Лекс пытался оттащить ее от тела мертвого змея, но Олиф извивалась, царапалась, и кусалась. А еще она истошно вопила. Так вопят пленники, которых режут заживо.
— Я его не отпущу!!! Я его не отпущу!!!
Звезды видели, насколько безумным было ее лицо. Она пообещала не отпускать своего друга, и она держала свое обещание. Олиф удалось высвободиться из ослабевших рук израненного мужчины, и девушка с каким-то неуправляемым бешенством поползла обратно к змею. Легла рядом с ним, прижавшись всем телом, и вцепилась в него руками, словно он был единственной деревянной дощечкой в огромном океане. Олиф не плакала — ей было уже нечем, — она только содрогалась в беззвучных рыданиях, и оттого выглядевших еще страшнее.
Звезды видели, как Лекс вновь приблизился к ней, но в этот момент к нему подошел его бывший друг, и тихо сказал:
— Дай ей время.
Они отступили вместе. Они оба знали, и прекрасно помнили, свое "посвящение". Нет, не когда убиваешь незнакомого человека, а когда у тебя на руках умирает твой друг. Или брат.
Это происходит так быстро... слишком быстро. Его тело холодеет за секунды, а ты сидишь над ним, и понимаешь, что еще так много не сказал, так много не сделал. А он вот тут, у тебя на руках. И уже поздно.
Олиф всхлипнула и громко крикнула:
— Я тебя не отпущу!!!
Лекс на секунду прикрыл глаза, повернулся к Ринслеру и сухо предложил:
— Пошли, пройдемся до Песчаной Завесы.
* * *
Светало. На этот раз не яркими золотистыми лучами. Рассвет был багряно-красным. Он знал, что вчера умер лучший друг и товарищ троих ничем не связанных людей. Ничем, кроме общего наказания. А теперь еще и общего горя.
Лекс поднялся первым. Все тело ныло. В горле пересохло. Ему хотелось ухватить еще несколько мгновений, лишь бы вновь опустить голову на песок и расслабиться, но время утекало слишком быстро, чтобы тратить его на жалость к себе.
Настал тот час, когда нужно было выбираться отсюда. Мужчине тоже было жаль хорошего товарища, перед которым он никогда уже не искупит свою вину. Но Лекс поставил перед собой цель, и он должен ее добиться. В нем не было особо трепета перед решительным шагом, он вообще не хотел уходить из пустыни. Не потому, что ему тут так сильно нравилось, нет. Он не отбыл своего наказания. Не заслужил еще своей смерти.
Поэтому решение выйти отсюда он принял не ради себя.
Лекс подошел к Олиф, опустился на корточки рядом. Девушка лежала с открытыми глазами, все лицо ее опухло, веки были красными от слез. Мужчина осторожно коснулся ее волос и негромко спросил:
— Живая?
Олиф не ответила.
— Нам пора.
Она покачала пыльной головой.
— Я никуда не пойду, — хрипло выдавила девушка.
— Останешься тут?
— Да.
— Будешь лежать рядом с трупом?
— Да.
— А когда он начнет разлагаться, что ты будешь делать?
— Я... я не отпущу его.
Лекс вздохнул, со сдержанным стоном согнул правую ногу и сел рядом.
— Ты его не вернешь. Когда кто-то умирает, он, как правило, больше уже не возвращается.
Олиф упрямо смотрела на розоватую кожу змея и молчала.
— Чем ты сможешь ему помочь?
— Я его просто не отпущу, — в сотый раз повторила девушка.
— И как ты намеренна это сделать?
— Я... просто... — Олиф почувствовала, как ком застрял в горле. — Не отпущу.
— Он уже ушел, Олиф.
Девушка перевернулась на спину и недоверчиво посмотрела на мужчину.
— Что-то тебе не особенно его жаль, — сухо сказала она.
— Я всю жизнь теряю дорогих мне людей. Как и ты.
— Кнут этого не заслужил!
— А хоть кто-нибудь заслужил?
— Его стрелы должны были попасть в меня! В меня, понимаешь?! — злобно выплюнула девушка.
Лекс кивнул.
— Да, наверное, должны были. Но ведь не попали. — Он на секунду замолчал, а потом вздохнул и сказал то, чего сам от себя не ожидал: — Ему там лучше. Он встретил свою семью, своего сына...
— У него был самый лучший сын, — вставила Олиф.
— Да, это точно. Он счастлив там, наверху. Берегини хранят его.
Вообще-то Лекс не верил в загробную жизнь. Все, что могло ждать их после смерти — это темнота. Беспросветная и безнадежная.
— Это я виновата в его смерти, — покачала головой девушка.
— Кнут давно хотел встретиться со своей семьей. Теперь он счастлив.
— Нет, это я, Лекс! Это все я! Надо было воткнуть себе нож в сердце еще тогда, когда я только попала в этот пустынный ад! — на глазах у нее вновь выступили слезы.
Мужчина вздохнул. Он не представлял, что девчонка сейчас переживает. И какие слова еще можно сказать, он тоже не знал. Лекс просто молча посидел рядом, а затем осторожно начал говорить:
— Олиф, он бы хотел, чтобы ты выбралась.
— Ты не можешь этого знать.
— Если бы не хотел, не согласился бы тебя сюда отвезти.
Девушка подняла на мужчину жалостливый и растерянный взгляд. Внутри нее смешалось столько чувств, что она даже не знала, совесть ее гложет, или горе? Чувствует ли она боль, или это всего лишь жалость к самой себе? Потеряла ли она друга, или это еще одно испытание, которое преподнесла ей Судьба? А может, это все вообще не настоящее? Может, это всего лишь сон? И скоро она проснется в своей родной кровати, спустится вниз и увидит Тимку, Тару и Марику. Усмехнется, и пойдет на поля. Все как обычно, все, как в настоящей жизни.
Обманывать себя, заставлять поверить в несуществующие вещи, было очень приятно, но невероятно сложно. Особенно сложно было признаться в этом самой себе.
Ведь все это настоящее. Реальность, что ее окружала, была убийственной.
— Я обещала ему, что не отпущу его... — тихо выдавила Олиф. Настолько тихо, что мужчина с трудом ее расслышал.
— А еще ты обещала вернуться домой.
— Я не могу.
— Без него?
— Да.
— Олиф, — серьезно сказал Лекс. — Тебе придется с этим жить.
— Как? — всхлипнула девушка.
— Как всегда. Просто вставать с утра и улыбаться. Даже если не хочется — вставать и улыбаться. Кнут хотел бы, чтобы ты так жила. С улыбкой, понимаешь?
— Он мертв, — бесцветным голосом ответила девушка, — как я могу улыбаться?
— Так же, как и я. Как мы все. Все Изгнанники, что попали сюда.
Олиф уставилась невидящим взглядом куда-то в пустоту.
— Убийца — я, а умер он. За меня. И ты предлагаешь мне улыбаться?
— Я предлагаю тебе сохранить ту жизнь, за которую он отдал свою.
Эти слова, словно хлесткая пощечина, отрезвили девушку. Она вздрогнула, как от удара. Кнут пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти ее — Олиф. Змей специально выбирал такое место, которое она запомнит. Он знал, что для нее это значит слишком много. И еще он знал, что уже не сможет увидеть, как она выберется. Но хотел этого: хотел, чтобы она смогла вдохнуть чистый воздух, не пропитанный маленькими песчинками. Он спас ее, чтобы она выбралась.
— Уведи меня отсюда, — жалостливо попросила девушка, чувствуя, как сердце разрывает от боли. Она почувствовала себя предателем, хотя и осознавала, что Кнут пожертвовал собой, что спасти одну никчемную человеческую жизнь.
Девушка сжала кулаки и почувствовала, как кожи коснулось несколько опавших чешуйчатых лепестков. Она схватила несколько себе в ладошку и подняла отчаянный взгляд на мужчину. Тому и самому пришлось не сладко, а тут еще и беспомощная девчонка. Но Лекс не выглядел злым, наоборот, на его лице появилась горькая усмешка.
— Сама идти не сможешь?
Олиф покрутила головой. Лекс вздохнул и присел рядом.
— Давай руки.
Он потянул Олиф на себя, и, подставив под ее тело свою спину, заставил девушку прижаться к себе. А затем вместе с ней поднялся на ноги. Олиф ахнула.
— С ума сошел?!
— Пошли, плебейка, — лишь усмехнулся в ответ тот.
— Ты же не дойдешь! Отпусти меня!
— Какая же ты несговорчивая, — поморщился Лекс.
— Я не хочу убить еще и тебя! — в отчаянии крикнула Олиф.
— Не волнуйся, не убьешь.
Сидеть у мужчины на спине было очень странно и непривычно. Он перехватил руками ее ноги, и если бы она не держалась за его плечи, то просто напросто перевернулась бы вниз головой. Лекс на последующие возражения не реагировал. Олиф чувствовала, как тяжело ему было идти, но сделать ничего не могла. Он упрямо делал небольшие шажки навстречу Песчаной Завесе.
Девушка знала, что никакие возражения не помогут. К тому же, она не сможет сделать это сама — не сможет дойти до Завесы, и выбраться наружу, чтобы не потратить время, которое подарил ей Кнут, зря. Без Лекса ей не справиться.
Олиф сильнее прижалась к телу мужчины, обхватила руками его шею, и положила голову ему на плечо.
Они двигались медленно, и каждый шаг, казалось, отдавался в сознании глухим ударом. Олиф смотрела на тянущуюся по всему периметру Завесу и вспоминала о словах Кнута. Змей хотел, чтобы она запомнила этот момент. Чтобы почувствовала себя счастливой. Она слишком привязалась к нему, и ненавидела себя за это. Ее ведь предупреждали, чем это может грозить, но она не послушала. И теперь, один за другим, умирали близкие ей люди. И звери тоже.
А Лекс шел вперед, и оставались какие-то считанные шаги до рубежа. До того момента, когда все кончится — когда жалость перестанет быть слабостью.
— Ринслер идет с нами? — чуть повернув голову, спросила девушка прямо в ухо мужчине.
— Он... да. Только другой дорогой.
Олиф не ответила. Она посмотрела на небо. На пески. На барханы. Перевела взгляд на Песчаную Завесу. А затем, неожиданно для самой себя, попыталась улыбнуться. Лицо исказила жалкая гримаса. Один уголок рта поднялся, другой — нет. Олиф почувствовала стыд. Однако спустя пару мгновений снова повторила попытку. Губы не желали раздвигаться. Выдавали лишь подобие улыбки, но Олиф и этого было достаточно. Глаза не улыбались, но на щеках появились ямочки. Она только надеялась, что Кнут видит это. Она надеялась, что он не осуждает ее.
Неожиданно Лекс остановился.
Олиф подняла голову и посмотрела на прозрачную стену, которая была буквально в локте от лица мужчины, и в двух — от ее. Один шаг и все кончится. Один шаг.
— Слезешь? — спросил Лекс.
Олиф кивнула и почувствовала, как мужчина отпустил руки. Девушка аккуратно встала на землю. Обернулась, словно запоминая пустыню. А затем взяла Лекса за руку и серьезно сказала:
— Пошли.
Они сделали этот шаг вместе. Вместе почувствовали, как каждую клеточку тела коснулся холодный воздух, как пробил с ног до головы озноб. Они вместе поняли, что задыхаются от переизбытка кислорода. Вместе не удержались на ногах, и, задыхаясь, упали на колени.
А под ногами у них была твердая земля и она больше не рассыпалась. Она была холодная, как камень, и одновременно жесткая, как лед.
Олиф легла на спину и почувствовала, как сжимает что-то в руке. Это были мертвые чешуйки со змеиного тела. Девушка посмотрела на светлое небо, которое больше не ослепляло, и закрыла глаза.
Теперь они стали по-настоящему свободны.
— Спасибо, Кнут, — прошептала Олиф.
* * *
Девушка лежала на зеленой траве так долго, что даже привыкшее к резкой смене температуры тело, пробила дрожь. Спине стало холодно, но Олиф не собиралась двигаться.
— Такая мягкая, — в который раз сказала девушка и провела руками по траве.
Лекс сидел рядом. Он старался не показывать, насколько ошарашен, удивлен, и в каком смятении находится. Но повернув голову, Олиф заметила, что он вцепился руками в маленькие зеленые стебельки. Он тоже наслаждается давно забытыми ощущениями.
— Солнце здесь другое, — сказала девушка. — Жаль только, что ни Хэнк, ни Кнут этого уже не узнают.
— Ты счастлива? — спросил Лекс.
— Наверное, да, — кивнула Олиф.
— Значит, и они сейчас счастливы. — Мужчина поморщился, сделав попытку сменить положение. На многих ранах виднелась застывшая кровь, но многие по-прежнему кровоточили. Однако главное, за что девушка беспокоилась больше всего — это его шов, который пока, слава Берегиням, не разошелся.
— Что теперь будет? — тихо спросила Олиф.
Лекс пожал плечами.
— Что угодно.
Он то и дело смотрел на Песчаную Завесу, которая виднелась совсем рядом с ними. Наверняка думал, правильно ли он поступил, решив пойти вместе с Олиф.
Они не говорили о том, что будут делать дальше. Им нужно было время, чтобы привыкнуть к тому, что вокруг все зеленеет, живет и дышит. В этом мире не нужно было бороться за жизнь каждую прожитую секунду. Здесь жажда не была такой иссушающей, как в пустыне. Здесь никто и никогда не видел зыбучих песков. И уж тем более, никто никогда не встречал Песчаников, не участвовал в смертельных Боях, не общался с говорящими змеями, и никогда не чувствовал приближающиеся мгновения смерти.
Олиф посмотрела на Лекса. Он явно находился в смешанных чувствах, впрочем, как и она сама.
Однако все явственнее на его разорванной рубахе проступали кровавые пятна. Олиф не вполне отдавала себе отчет в своих действиях. Она все еще не могла отойти от пережитого этой ночью, и, наверное, не до конца еще осознавала, что теперь они свободны. По-настоящему свободны. Но она видела, как тяжело приходилось Лексу. Его бледный вид, скорее напоминающий ходячего покойника, заставил ее мыслить трезво. Если они продолжат сидеть тут, Лекс просто истечет кровью.
— Мы должны найти лекаря, — сказала Олиф самой себе.
— Что?
— Мы должны найти тебе лекаря, — повторила она громче.
— Нашла о чем волноваться, — махнул рукой мужчина.
— Да, нашла, — с вызовом ответила девушка. — Посмотри на себя. Тебе нужен лекарь.
— Заживет, — поморщился Лекс.
— Нет, не заживет. Ты же знаешь, что без чужой помощи не заживет.
Мужчина повернул голову и пристально посмотрел на девушку. Олиф ожидала, что он, в своей любимой манере, снова начнет препираться и обзывать ее, но он неожиданно поднялся и подошел к девушке.
— Тогда не будем терять времени. — Лекс протянул ей руку и помог встать.
Да, он знал. Знал, что без посторонней помощи не заживет, и поэтому не хотел терять ни минуты. Почему-то именно сейчас умирать вдруг резко перехотелось.
... Они шли по лесу медленно, разглядывая непривычно зеленые деревья, свежую траву и слушая пение птиц. Олиф лишили этого на долгих три месяца, Лекса — на два года. Осознание того, что они вернулись домой, буквально прошибало насквозь. В глубине души девушка понимала, что возвращаться в родное село было нельзя. Она прекрасно помнила судьбу трех Изгнанников, но ей так хотелось увидеть всех своих близких, всю свою семью. Она не могла представить себе их реакцию, но отчаянно надеялась, что хотя бы не увидит в их глазах отвращения.
